Дар Ветра

Очень понравилось копьё, которым старик заколол своего противника, длинной метра два, полметра, из которых, приходилось на наконечник в виде четырёхгранного штыка. У старика, как я говорил ранее, тоже была лошадка, на которой были увязаны по обе стороны крупа две пары внушительных мешков и мешочков. В одном оказалась небольшой шатёр, в другом продовольствие в виде круп, колбас, мешочков с приправами и солью. В третьем, предметы для ухода за лошадьми, в четвертом зерно похожее на овёс. Выбросил подгоревшую кашу, вычистил котелок, мне осталось похоронить слугу, увязать добычу, и в путь. Трудно копать могилу кинжалом и котелком, но мне всё же удалось это сделать, и неглубокая всего по пояс мне могила, приняла тело старика.

— Интересно, большая ли разница между ездой на мотоцикле и лошади,— размышлял я глядя на свою осёдланную лошадь. Руки автоматически проверили ремень подпруги, подпруга была расслаблена, подтянул её, и едва я положил левую руку на луку седла, как тело птицей взметнулось в него, руки разобрали поводья, а ноги нашли стремена. Я привстал на них, оглядел свой небольшой караван, тронул бока лошади небольшими шпорами. Лошадь привычно тронулась с места, за ней привязанные поводьями одна задругой, тронулись и остальные.

— Сохранилась моторика прошлого хозяина тела,— начал анализировать ситуацию я,— а интересно как оценить его навыки в фехтовании? Слуга что-то говорил о том, что Нав был начинающим магом,— "одарённым" — тут же поправил сам себя, — на настоящего мага он ехал учиться. Итак, что мы имеем? Молодое тело — это раз, неотягощённое реалиями нового мира сознание, это два, постепенно теряю память о прошлой жизни — это три, неплохой начальный капитал — это четыре. Проблем с языком нет, всё понимаю, и даже свободно разговариваю,— это пять. Интересно умел ли Навик читать, считать то он умел точно, вон, как я лихо пересчитал серебро и медь, или всё же это моё сохранённое умение? А ведь видел я в его сумке какой-то букварь, хлопнул я себя по лбу ладонью, и тут же скривился от боли. На лбу я нащупал приличную шишку, засохшую кровь, и края сочившиеся сукровицей раны. Шрам будет точно, посмотрим, насколько он украсит моё лицо. Надо доехать до ближайшего водоёма, умыться и перевязаться. Итак, вот она дорога. А в какую сторону Стивесса? На дороге ни души, ага, а вот и следы съехавшей с дороги троицы разбойников, теперь понятно, откуда они ехали, значит мне в противоположную сторону. Повернул налево и примерно через полчаса поднялся на вершину ранее виденного холма, в километре от него, была видна река, и несколько костров горели на берегу, вечерело. Всё же долго я занимался разбором трофеев, да и похороны старика отняли время, вот вечер и подкрался коварно быстро и незаметно. Лошади, увидев реку, взбодрились и минут через сорок уже пили воду, зайдя по колено в реку. Всю дорогу от места побоища я ехал не спеша, поэтому "запалить" лошадей не боялся.

Оглядел берег, горело три костра, около двух, стояло по несколько телег и пара десятков человек , около третьего костра стояла карета, на невысоком табурете сидел богато одетый дворянин, его супруга следила за малышом "скакавшем" на деревянной лошадке, а пара слуг возились с костром и видимо чего-то там готовили на ужин.

— Господин,— ко мне подошёл невзрачный мужичонка, и обратился ко мне, — дров для костра, не надо ли? Медяшка, за добрую охапку дров на ночь.

— Неси.

— Дата! Дата,— тут же завопил он,— демоново отродье, ты где? Молодому господину дрова принеси, да живее, дармоед! Вот свалился мне на шею чей то байстрюк. Быстрее тебе говорю! Молодой парень, мой одногодка или чуть моложе, босой худой, в рванине, которую и на пугало не одевают, притащил мне большую вязанку дров и начал укладывать из них шалашик для костра.

— Господин, продолжил надоедать мне крестьянин,— вам слуга случайно не нужен, ну не прокормить мне эту орясину, своих детей, мал— мала меньше.

Я внимательно посмотрел на парня, и спросил,

— Что умеет?

— А всё, что ни скажите, всё, всё сделает. Руки у него сильные, ноги крепкие. Жрёт, только много сволочь.

— Беру. Вот тебе медяк за дрова, и медяк за парня.

— Ваша милость, господин хороший, за парня добавить бы ещё пару монеток, одёжка ж на нём почти новая.

— Подойди ко мне,— обратился я к парню,— снимай тряпьё и отдай её своему родственнику. Попрощайтесь, вряд ли вы ещё раз увидитесь. Теперь ты,— я повернулся к мужику,— забирай "почти новые" тряпки, и если ещё раз подойдёшь, то заработаешь плетей. Понял меня?

Подхватив тряпки и монетки, и довольный тем, что сплавил на сторону лишний рот, крестьянин убежал куда-то в кусты. Парень молча стоял передо мной, голым, в чём мать родила.

— Отныне ты мой человек Дата, теперь я буду заботиться о тебе, одену, обую и накормлю, но взамен требую от тебя преданности и трудолюбия. Если не согласен с моими требованиями скажи о этом сейчас, я отпущу тебя и иди куда хочешь, хоть обратно к своему родственнику, но если останешься, то останешься навсегда.

— Он не мой родственник ваша милость, моя мать утонула здесь на переправе, я был мал и не знал куда мы с мамой шли, я остался и кормился тем что оставалось от проезжих. Архой, подобрал меня, и я все эти годы работал на него, от зари и до темна, а ел всего один раз в день и только то, что находил у костров. Я останусь с вами ваша милость.

— Значит так Дата, запоминай, меня зовут Иван дье Гриж, шевалье, и ты теперь мой слуга. Никто кроме меня тебя не смеет наказывать или приказывать тебе. Вот тебе первое задание, лошадей расседлай, поклажу сложи так, что бы завтра смог оседлать и навьючить лошадей, затем искупай их, задай овса, сам хорошенько вымойся, когда сделаешь всё, подойдёшь ко мне, я тебе дам одежду, потом перекусим, чем боги послали. Давай Дато, шевелись, и да хорошо что я вспомнил, вот этот мешок с тряпьём замочи в реке, завтра отстираешь от крови.

И парень зашевелился, быстро расседлал лошадей, снял потники, попоны, развесил их на кустах, сложил сёдла, сумки и мешки, неподалеку от костра. Увёл лошадей чуть ниже по течению и протёр их найденной щёткой. Надел им на морды сумки с овсом, стреножил, сам искупался и молча подошёл ко мне. К этому времени, я покопавшись в мешках подобрал ему одежду, чего не хватало так это обуви, ботфортов было три пары, но во первых, я не знал его размера обуви, во вторых, откуда-то точно помнил, что ботфорты на слуге, это как фигурка "летящей леди", на капоте "Запорожца".

— Вот этот мешок, теперь твой Дато, и всё что в нём тоже, но для начала, надевай бельё, теперь шаровары, следом рубаху и жилетку. Вот этот кусок материи называется кушак, это такой пояс, обмотай его вокруг талии поверх рубахи, и запоминай, конец кушака просовывают сюда для того, что бы он, не размотался. Понял? Парень мотнул головой в знак понимания. Обуви пока для тебя нет, но как только доедем до города купим. Теперь о мешках. Этот, с твоим имуществом, запасные шаровары, рубаха, полотенце, второй с нашим продовольствием. Готовить умеешь? Парень утвердительно мотнул головой.

— Точно умеешь?

— Да господин, но только простую, крестьянскую пищу.

— Ну, мы в походе как бы, поэтому особо привередничать не будем, кашу с мясом сварить сможешь? Тогда приступай, вот костёр, вот котелок, вот вода, а вот продукты. Приготовь на двоих чего ни будь, а я пока тоже искупаюсь и отдохну. День у меня сегодня был тяжёлый.

Разделся, нашёл в мешках мыло и полотенце, зашёл в реку по грудь, окунулся, смыл с себя пот и кровь, поплавал и вышел на берег. Оделся. Расстелил на тёплом песке один из плащей. Подложил под голову валик второго плаща и заснул. Без сновидений, как отключился от сети, что бы через мгновение по субъективному времени открыть глаза от того, что кто-то опять тормошил меня за плечо.

— Просыпайтесь господин, ужин готов.

— Святое это дело ужин, давай Дато, насыпай. Каша с копчёными ребрышками какого-то животного была вкусна,— молодец, похвалил я новоиспечённого слугу,— вкусно. Остальное доедай сам, мне того, что есть в моей миске, за глаза хватит. Запил кашу парой глотков вина из фляги и откинулся на седло, которое удобно легло под спину. Дато удовольствовался водой из реки, там же помыл и прибрал посуду.

— Значит так Дато, полночи не сплю я, сторожу наши вещи, лошадей и твой сон, вторую половину ночи сторожишь ты. Видишь это копьё, теперь это твоё оружие, умеешь им пользоваться? Нет. Плохо. Держат его вот так, колют им вот так, выдёргивают из тела врага и колют следующего. Ну-ка возьми его, э да ты левша. Верни копьё и смотри на меня внимательно, я буду колоть тебя тупым концом копья, что-бы ты лучше запоминал. Держат копьё, вот таким образом,— продолжил я обучение,— вот этот приём, называют укол в голову, этот укол в грудь, этот в живот, этот в ноги, чем больше уколов сделаешь тем, скорее враг умрёт. Ну-ка повтори приёмы. Ну, где-то так, только коли сильно и быстро. Загнал ему в грудь железа на ладонь в глубину, и прыти врагу сразу убавишь. Мой прежний слуга, этим копьем сегодня утром разбойника упокоил, правда и сам погиб.

— У человека всего две смертельные точки, ударив в которые копьём, можно его сразу убить, учил я слугу,— это сердце и голова. Ударив во все остальные части тела, можно только ранить врага. Нет ничего хуже раненого, и разъярённого врага, поэтому надо стараться бить один раз, но насмерть. Если не удалось убить с одного удара, надо нанести несколько уколов вот в эти места, — и я показал на теле Даты несколько мест, где наиболее близко к поверхности тела находятся крупные кровеносные сосуды. Вот ведь интересно,— подумал я,— а ведь уроки ножевого боя не забылись. Ладно Дато, жизнь, да продлят нам её боги, длинная, так что рано или поздно научишься, я и сам не бог весть какой рубака, так что будем учиться вместе. Я тебе ещё арбалет дам, будешь учиться стрелять из него, невелика кстати наука, но если осилишь его, то мы в путешествиях всегда будем с мясом, да о от разбойников хорошо помогает отбиться. Я сегодня двоих упокоил из него, пока они ко мне бежали. Ладно парень, вот твой дорожный плащ, расстели его около костра, накройся второй полой и спи, в полночь я разбужу тебя. Парень послушно улёгся, немного повозился, устраиваясь, и вскоре мерно засопел во сне. А я начал припоминать, кто я, и как я сюда попал.

— Я вспомнил! Я Иван Кудыма. Лейтенант. Командир взвода мотострелков, в составе ограниченного контингента войск нахожусь на территории Демократической Республике Афганистан. Сегодня был мой первый бой и видимо последний, ибо едва я высунул голову из-за обломка скалы, чтобы визуально оценить положение взвода, как последовал резкий удар в каску, голова мотнулась, едва не ломая шейные позвонки. И всё, дальше темень. Как оказался на поляне в лесу другого мира в окружении средневековых трупов не помню. Помню только то, что рассказал мне умирающий слуга и несколько фрагментов из моей прошлой жизни

Так что покойся с миром Навин, я останусь Иваном, Фамилию оставим дье Гриж. Звучать будет красиво, Иван дье Гриж, шевалье. Глотнул воды из фляги, что-то в горле пересохло, прислушался к новому миру, всё как у нас, рыба плещется в реке, мотыльки слетаются на свет костра и сгорают в пламени, цикады пиликают на своих крохотных скрипках, небо полное звёзд. А может, это всё мне снится? Или я лежу с проломленным черепом на холодном асфальте и галлюцинирую? Не знаю. Не помню. Где в горах Афгана асфальт? На краю сознания всплывает Ленка Степанцева, моя одноклассница, Обь, экзамен по физике, парень в очках с испугом смотревший мне за спину, кто-то вычёркивал из моей памяти всё то, что по его размышлениям Ивану дье Гриж не нужно. Я встал, подбросил пару поленьев в костёр.

-Что там говорили про то, что я дружу с ветром? Пришло на память пушкинское, — Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь, стаи туч... оказывается королевич Елисей, был магом воздуха. Разговаривал со стихией, давал указания, требовал выполнения приказов. Попробовать и себе, что ли? И что это за кольца силы, при свете пламени костра кольца были еле заметны,— ну и как вами пользоваться? Единственный способ это соединить большой палец с любым другим. Ну допустим с указательным, два пальца соединились образовав кольцо, я повернулся в сторону реки и произнёс шёпотом,— ветер,— и представил себе слабый порыв ветра. Нет, воды реки не расступились передо мной, но полоса воды, шагов в пять шириной, вдруг подёрнулась рябью волн, которые понеслись к противоположному берегу.

— Охренеть! Я вызвал стихию и смог её направить! Я забегал по берегу в обоих направлениях, пытаясь вспомнить все детали происшедшего. Что неужели всё так просто? Представил, собрал кольцо из двух пальцев и воплотилось? Я же могу представить и шторм, видел его воочию с берега, так и сейчас я на берегу. Как там было? И перед глазами встали десятиметровые волны, бившиеся о скалы острова Итуруп, где я прослужил первый год после выпуска из пехотного училища. Сжал пальцы в кулак, и махнул им в сторону противоположного берега...— Ветер!

Дно реки передо мной обнажилось, и к противоположному берегу понеслась, набирая массу и силу огромная волна, всё это сопровождалось свистом несущихся масс воздуха и песка. Хорошо, что я взволнованный первыми удачным опытом взаимодействия со стихией, отошёл метров на сто от нашего костра, иначе бы лишился всего нажитого имущества. Ветер стих. Но с противоположного берега неслись, чьи-то вопли, зажглось несколько факелов, что-то я натворил своими экспериментами.

— Ой, чего— то мне стало худо,— голова закружилась,— переборщил я с последней волной, кольца кольцами, сила силой, а чем-то всё это питается, как бы, не личной жизненной энергией. С трудом добрел до костра, нашёл круг колбасы и лепёшку, к этому времени меня уже начало потряхивать, Вгрызся в лепёшку как голодный волк, через пару минут от немаленького круга колбасы ничего не осталось, запил всё тем же разбавленным вином, разбудил Дато, лег на его место и мгновенно заснул.

Утром выяснилось, что я натворил. Моя волна, выбросила на берег, единственный на сотню вёрст в округе паром. Теперь на той стороне ломали голову, как стащить его с высокого берега, а это дело не быстрое и муторное. Пришлось паром разбирать, стаскивать две большие лодки на берег, сталкивать в воду и вновь накрывать их палубой, сбивая из старых досок настил. На всё про всё, ушёл целый день. С нашей стороны на переправу выстроилась очередь из двух купеческих обозов. Для меня этот день не пропал даром, я прочитал найденную в сумке книгу, оказалось, что это рассказы о паломничестве брата Тилтана по святым местам бывшей империи Гленир. Этакий географический отчёт, со вставками о святых местах и примитивными картами с пространными комментариями о городах, осчастливленными, его посещением. Судя по толщине книге, брат Тилтан побродил он по стране преизрядно.

— Верхом ездить умеешь,— спросил я Дато, после лёгкого завтрака.

— Нет, господин.

— Тогда пойдём к лошадям, выберем тебе коня, и целый день будешь учиться ездить. Я еду в Стивессу, поскачем одвуконь, я не хочу терять время, если за день не научишься, оставлю тебя здесь. Найдя среди лошадей, ту что ранее была лошадью павшего в бою старика, я сказал,— отныне эта лошадь твоя, седлай её и вперёд на учёбу, и не забудь про дрова, эту ночь опять будем ночевать на этом берегу. Кроме того, я кушаю понемногу, но три раза в день, поэтому костёр должен гореть, а еда готовится, и не забывай что на тебе ещё стирка одежды из мешка.