| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Вспомнил горящие "Бураны", трупы товарищей в белых масхалатах на льду уже у самого берега, огромные чёрные полыньи от разрывов снарядов — в которых исчезали взводами и ротами... Вспомнил собственный липкий страх — сменившийся холодной беспощадной яростью, когда же всё же они добрались до вражеских окопов... Вмерзшие в лёд корабли в стокгольмском порту, беспощадные рукопашные схватки в их стальных утробах, после которых не помнишь ничего... Лишь засохшая кровь на руках и лице... Выстрелы с почти каждого чердака и испуганно-покорные глаза шведских kvinnor — готовых отдаться победителю прям на пороге собственного дома, куда заходишь — просто попросить воды, или чисто из любопытства — как живут буржуи...
Однако, открыв глаза, он:
— Да, что там рассказывать? Воевал как все.
— А как в вертухаях оказался?
Старшой, с невольной ненавистью скосившись на эмблему НКВД на петлицах:
— Воевал то я в "хозяйстве" Голованова... Слышал про такого?
Казалось бы, несколько снисходительно улыбнувшись синими, бескровными губами:
— Да, вроде бы что-то про него слышал.
— Без единой царапины воевал два года, пока не ранили в декабре сорок второго при десантировании под Варшавой. Поляки решили поднять восстание против немцев, а мы их опередили... Хахаха! А меня в сторону отнесло, да ещё и прямо над зенитной батареей. Вот и поймал всем организмом жменю мелких осколков от "Эрликона"... Доктора говорят: железо полезно для здоровья — но мне что-то, в тот раз так не показалось! Вдобавок ещё и обморозился — на дереве почти сутки висел и, если бы не новое лекарство...
Он перекрестился:
— ...То только поминай б, как звали! После госпиталя на комиссии признали негодным к строевой в войсках, а демобилизации ещё не было. Вот так и оказался я в этих краях.
* * *
Помолчали, потом Старшой, не так в отместку — как из искреннего любопытства:
— Лучше расскажи, как ты во врагах народа оказался! Никогда не понимал таких: неужели вы в самом деле — против народа и народной власти? Почему?! Какие претензии?! Расскажи, всё как на духу — теперь тебе бояться нечего.
Прикрыв глаза, тот забубнил, заплетаясь:
— Всё началось с того, как на подаренной мной за "Чужого" "Ренюшке" — Киса сбила насмерть девочку... Да... С того всё и началось — все мои несчастья.
Ничего не поняв, кроме названия когда-то очень популярного фильма, Старшой, тем не менее внимательно слушал прерывающую речь.
— ...Затем, у компа сгорел жестяк и я как без рук. При новом Наркоме, в НКВД — решили скоопиратить "шарашки" по примеру моего "ОПТБ-007". Но без компа с программами — им не обломилось. А кто виноват? Известно, кто...
— ...По примеру "завода заводов", Оржоникидзе приказал строить заводы из монолитного железобетона... Разве ж, можно это сделать без лазерного дальномера? А он у меня к тому времени... Я ему объяснял, а он... Что возьмёшь с фельдшера-недоучки?
Наконец, услышав что-то понятно-знакомое, Старшой кивнул:
— Помню, помню эту историю про "рационализаторов-вредителей" и их целиком отлитые из бетона заводы — в школе на политинформации рассказывали... Так это был ты?
Утвердительно кивнув, Чмырдяй продолжил:
— Мне в тот раз, всё же удалось выкрутиться — как и в истории с "золотым унитазом".
— С каким-каким, унитазом? С "золотым"?!
Издав хрипло-булькающий звук, похожий на хриплый смех, тот пояснил:
— С титановым напылением — может, слышал?
Только фыркнув:
— Как не слышать! Вообще вы, образованные — нас за дураков держите.
Заметно оживившись, зек приподняв голову:
— Сказать по правде, с моей стороны это был откровенный стёб. Я хотел осуществить давнюю мечту марксистов-догматиков об "эквиваленте стоимости" — пущенном на изготовлении нужников. Золотой унитаз с пролетарским дерьмом в нём — что может быть прикольнее?
— Ну, и...?
Бессильно уронив голову:
— Я планировал оснастить "золотыми унитазами" Дворец Съездов к очередному партийному мероприятию и гостиницу для иностранцев — мол, пускай срут и завидуют. Но первый экспериментальный образец я поставил у себя дома. Кто-то "настучал" и, меня неправильно поняв...
— ...Посадили?
— Да, ерунда — у Жданова в Ленинграде, как у Маркса за пазухой. Нет, всерьёз посадили меня за то, что я отказался проектировать линкоры для Сталина.
— Почему?
— Потому что знал, что они окажутся бесполезны в этой — в сухопутной войне. Мда... Подставил я тогда Андрея Александровича... Хорошенько подставил!
Скрипнув от ненависти зубами:
— Одно радует: тот — Никиту Сергеевича и, ещё кой кого — за собой в Ад утащил.
Устремив глаза в небо:
— А меня... Славные, но глупые ребятишки, зачем они так рисковали?
* * *
Закурив ещё раз, сделав пару глубоких затяжек, Старшой задумчиво протянул:
— Так вот, оно что... Мой брат Иван погиб в сорок третьем на пляже в Нормандии, когда американцы по нашим из линкоров врезали. Пушки у тех, в ствол — самый толстый поросёнок без мыла влезет! Слышал, наверное, да?
— Слышал — прорыв танковой армии Телегина на Омаха-бич. Санька это был или Ванька? Способные парнишки.
— Не знаю — просто генерал армии Телегин и всё. Американцы с англичанами приготовились высаживаться, а там уже наши танки. Вот они и, врезали по нашим с досады! Потом, повинились — ошибочка, мол вышла — думали это немцы... Наши им: мы тоже "думали" — да и потопили какой-то "умной" бомбой их "Миссури". Да, что толку? Не только от Ивана — от его "Рыси" ничего не нашли! Набрали в гроб песочку с того пляжа и отправили через военкомат родным...
Помолчав:
— Я вот и подумал, узнав: а где наши — советские линкоры были? Почему не защитили? Почему не присоединили к Евроазиатскому социалистическому союзу ещё и Англию с Америкой? "Нет у Сталина своих линкоров", — офицеры говорят. А почему? "Сами не знаем, — говорят, — и тебе знать об этом не положено". А оно вот, оказывается как...
Вздохнув:
— Ты только не подумай — я тебя не обвиняю! Кто ж знал, что так получится? Все мы задним местом думаем и задним же умом сильны. Если человек образованный — это не значит, что он умный. Я уж столько учённых дураков за свой короткий век повидал... Мама не горюй!
* * *
Как-то весьма странно смотря ему в глаза, Чмырдяй вдруг неожиданно спросил, назвав по имени:
— Фёдор, как там баб... Наталья Григорьевна — сестра твоя сводная, как поживает?
Уронив от неожиданности сигарету, закашлявшись дымом до слёз в глазах, он не сразу смог ответить:
— Спасибо... Хорошо поживает — в войну санитаркой в госпитале работала, сейчас — снова в домохозяйках.
— А Максим Прокопьевич?
"Значит, всё-таки родственник!", — мелькнула мысль.
— Отец мой умер в сорок втором, тогда же — когда и Сашка...
Как об хорошо знакомом, печально:
— Александр, значит, тоже...
— Погиб под Балатоном. Это озеро такое в Венгрии — если не знаешь.
— Отца на шахте задавило?
Старшой, удивлённо:
— Какая "шахта"? Отец мой природный пахарь был — это мы все городскими стали. Ну, кроме нашего старшака, конечно... Зимой мобилизовали лошадей из Монголии гнать на мясокомбинат — заблудился в пургу в степи, да замёрз. Мать же, тоже недолго лтца с Сашкой пережила: хворая уже была — да и уж больно убивалась по ним. Да тут ещё и я со своим ранением.
Глядя на него, Чмырдяй протянул задумчиво:
— Даже, вот как оно всё обернулось...
Затем, перевёл взгляд на небо и, вновь сказав непонятное, замолчал надолго:
— ... Всё-таки существует какая-то предопределённость в этой жизни.
* * *
Пока он молчал, Старшой прикурил новую сигарету и, жадно глотая дым — напряжённо думал, ломая в догадках голову:
"С какой стороны родственник? Мать из Оренбуржья — круглая сирота. Со стороны отца...?".
Его мысли перебил следующий вопрос:
— А, как "старшак" ваш? Егор — старший брат? Всё хромает потихоньку?
— Хромает — что с ним сделается, с глухой тетерей. Старших то сыновей на войну не призывали, особенно если те женаты и с детьми. А это к тому — "белобилетник". Крестьянствует-хозяйствует Егор теперь вместо отца, червяк земляной.
Кивнув, зэка задаёт следующий вопрос:
— Как оте... Как племенник твой?
— Володька, что ли? В школу уже бегает — шустрый такой растёт пострелёнок, а племянницы — только ещё готовятся.
"Со стороны отца — тоже навряд ли. Если и есть какие-то родственники, они не могут знать такие подробности...".
Хотел было спросить, но умиротворённо закрывший глаза было, умирающий вдруг их вновь широко открыл, с тревожным ожиданием вопрошая:
— Брат Григорий? Жив он или...
— Был тяжело ранен в Румынии ещё весной сорок первого. Пришёл без ноги из госпиталя, женился на Дашке-Солдатке и уже наплодил с нею мне ещё двоих племянников-близняшек. Пьёт правда много...
Немыслимым усилием воли — аж вены на лбу взбухли, умирающий зэка вновь поднял голову:
— Василий? Он стал лётчиком?
С невольной гордостью за младшего брата, старший сержант, чуть ли не выпятив грудь:
— Васька у нас — молодец! Пока он в лётное собирался — война кончилась и, новые летуны уже не требовались — старых не знали куда девать. Тогда он закончив десятилетку с золотой медалью, поступил два года назад в Ульяновский политехнический университет, на физ-мат... Слышал про такой?
Как-то странно на него глядя:
— Да... Читал... В газетах...
— Его там сразу заприметили академики да профессора разные. Когда последний раз в отпуске был, сестра только про него — своего любимчика и говорила. Все уши прожужжала — "Васенька мой, да Васенька"! Мол, "большим человеком станет братик мой младшенький"! УЧЁННЫМ!!!
Чмырдяй со стуком уронив голову, закрыл глаза и опять прошептал непонятное:
— Хоть, это радует... В целом же, можно резюмировать: хотелось как лучше — а получилось как всегда...
Поняв по-своему:
— Да хорошо получилось — вон какое государство теперь у нас: от океана до океана! ВЕЛИКОЕ!!! И Сашка с Ванькой не зря погибли и, Гришаня не зря ноги лишился.
Старшой, вновь с невольной ненавистью скосившись на эмблему НКВД на петлицах:
— А "сверху" побурлит — да устаканится всё, не переживай уж больно. Чай не впервой!
Тот, как забулькал горлом:
— Не впервой... Без ноги... Не зря... Вася жив... Хорошо...
* * *
Послышался далёкий стрёкот подлетающего санитарного "Воробья". Встав и приложив ладонь козырьком, Старшой посмотрев в ту сторону — с искренней радостью воскликнул, глянув на наручные часы:
— Ну, вот ты и дожил! А этому "лепиле", этому диагностику фуеву, я ещё устрою хорошенькую вздрючку...
Не услышав ответа, обернулся.
Чмырдяй лежал на спине вытянувшись прямо-прямо и, не мигая глядя на чисто-чистое — не по-сибирски безоблачное небо, чему-то своему счастливо улыбался... Старшой повидал немало смертей на своём век и, не понаслышке знал — как безобразно-ужасающе уродует смерть человеческое лицо. Поэтому, не поверив в непоправимое, он вскричал:
— Ты жив! Ты не умер! Ты ещё расскажешь мне, кто ты такой!
Как бы в ответ, лёгкое облачко пара выпорхнуло из безжизненно отвалившейся беззубой челюсти и враз почерневших уст и, тотчас бесследно растворилось в воздухе, а глаза вмиг заволокло смертельно-леденящей поволокой.
Теперь, перед ним лежал коченеющий труп, с отвратительной мёртвой гримасой на изуродованном смертью лице.
— Да, как же так? — Старшой медленно стянул с головы шапку, — да кто ж ты такой, как узнать теперь, а?!
Вдруг, с неба послышался рев мощного двигателя и свист рассекаемого винтом воздуха.
Прислушался:
— Что это?
Звук становился всё громче, пока не заглушил стрёкот подлетающего "Воробья", визг бензопил и тарахтенье работающей наземной техники. Затмив собой Солнце, прямо на полянку среди оставленных на вырубке "на вырост" деревьев — почти вертикально садилась большая, белая, с вращающимся сверху диском огромного пропеллера машина.
— Вертолёт, бляха муха, — узнал тип летательного аппарата Старшой, — а чё такой здоровый то, а?!
Вот, свистящий рев заглох, гигантские лопасти почти остановились и, из сдвинувшейся вбок — широкой как ворота сарая двери, выпрыгнула группа хорошо одетых, уверенных в движениях людей. Осмотревшись по сторонам, пассажиры летающего дива — среди которых было двое "одинаковых с лица" высокопоставленных военных, решительно направились в их сторону.
Впереди, быстрым шагом шла — почти бежала высокая стройная женщина в красных сапожках, расстёгнутом элегантном белом полушубке и в похожей на королевскую диадему шапке из дорогих мехов.
— Ёлы-палы, — не поверил Старшой своим глазам, — так это ж... ОНА!!!
Подбежав к одному из остолбеневших зеков, женщина что-то у него спросила и, видно получив ответ — тотчас сбросив с себя полушубок и оставшись в одном коротком белом платье, вдруг стремглав побежала — раскинув как для объятья руки:
— СЕРАФИМ!!!...".
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
