"Маг с изъяном"

Илар копил деньги на то, чтобы уйти из дома и стать хоть кем-то. Кем? Он хотел быть ученым. Ученым, который пишет умные книги, и которого знает весь мир, как авторов тех трактатов, что были в библиотеке матери. Кстати — эта библиотека была тем немногим, что Лора забрала из отчего дома. Впрочем — там и взять-то было нечего, приданого ее лишили — за строптивость и за неравный брак.

Илар хотел быть ученым-магом. Хотел исследовать таинственные древние заклинания, которые будет находить в древних развалинах и подземных пещерах, писать книги по истории магии, жить в столице, ходить в вызолоченной одежде и ловить на себе восхищенные взгляды дворянок, прибегающих к нему за приворотным зельем и влюбляющихся в него с первого взгляда.

Жизнь в столице казалась ему такой живой, такой красивой — в сравнении с тихим сонным болотом Шересты, в которой никогда ничего не происходило, кроме праздника зимнего Солнцеворота, да летнего праздника Середины, в который многие упивались до бесчувствия и валялись в придорожных канавах как снопы ячменя.

На пути к мечте Илара было несколько преград.

Одна — здоровенная, могучая, шумная и краснолицая — отец. Шаус терпеть не мог магов, колдунов и волшебников, считая их дела богопротивными, подлыми — ведь всем известно, что столицу Гутасора разрушили черные маги! 'И ты хочешь уподобиться этим подлым тварям?! Не бывать этому! Как только язык повернулся сказать...!'

Вторая преграда — красивая, добрая, нежная, любящая — и непробиваемая, как скала! Мама.

'Мой сын, потомок древнего дворянского рода, и колдун?! Грязный колдунишка, замешивающий дерьмо и кровь младенца, чтобы испортить жизнь своим ближним?! Не бывать этому!'

Увы, в империи считалось, что магия не дар богов, а что-то вроде проклятия. И тот, кто умеет колдовать — проклят навеки. Ну — может и не совсем так — гадкие вещи про колдунов говорила Илару мама, из книг следовало другое — многие маги были весьма уважаемыми людьми — но без сомнения, занятия магией не считались в империи чем-то уважаемым и достойным потомков дворянского рода. То ли дело собачьи бега или хорошая попойка с друзьями и подружками! Кучи любовников и любовниц, поединки чести, породистые лошади и сверкающие дворцовые балы — мечта каждой дворянки, вошедшей, или не вошедшей в возраст деторождения.

Мама Илара была смесью потрясающей мудрости и потрясающей наивности, и что в каждом конкретном случае будет преобладать, Илар не мог угадать никогда. Потому — бороться открыто он не мог.

Было и еще одно обстоятельство, которое смущало будущего великого мага — он не обладал ни малейшей частицей магии. Более того, когда колдунья-лекарка лечила его от ночных страхов, она ругалась на то, что Илар похоже обладает способностью к противомагии — все ее заклинания терялись в мальчишке, разрушались, исчезая, как вода исчезает в пересохшем песке, впитываясь со змеиным шипением. Илар с рождения совершенно не был приспособлен к магии! У него не было способностей мага, увы...

Из книг Илар вычитал, что способность к магии можно приобрести — за хорошие деньги. Большие деньги. Откуда он их возьмет, Илар не знал. Заработает! Ведь он умный, образованный, с хорошими манерами. Устроится куда-нибудь на службу, будет копить, накопит — и купит себе первый уровень магии, достаточный, чтобы поступить в школу магии. А потом накопит денег на обучение — и вот он уже счастливый ученик магической школы! А там, глядишь — постепенно, постепенно, откроет, натренирует в себе способности для второго уровня, третьего...десятого...двенадцатого — и вот он уже разбирается с древними заклинаниями, пишет трактаты и...вообще все хорошо.

А как может быть иначе? Илару и в голову не приходило, что может быть как-то по-другому. Например — по дороге он может попасть к охотникам за рабами. Воровать свободных запрещено законом, но кто будет разбираться — свободный человек этот раб, или же он все врет, а сам в рабстве за долги, пьянство и преступления? Увезут на юг, туда, куда нужно ехать не меньше чем полгода, а то и год, и сгинешь в цепях на плантации сахарного тростника. Такие случаи описывались в книгах, но такое ведь может случиться с кем угодно, но только не с Иларом!

Или разбойники нападут, отберут все, что есть и убьют. Говорили, что по тракту пошаливали шайки проходимцев, не желающих разбогатеть продажей вкусных пирожков.

Но ведь Илар неглуп, и всегда может юркнуть под куст, спрятавшись от недобрых глаз!

Опять же — можно присоединиться к какому-нибудь каравану, они, конечно же, будут рады появлению в своих рядам такого образованного молодого человека, который на стоянках будет рассказывать им истории и баллады. Так и дойдет до столицы — под охраной, да еще и с питанием!

В общем, третьего дня летнего месяца литара, на рассвете, Илар двинулся в свой долгий путь. За спиной у него лежал вещмешок со сменой белья, мылом, носками, папиными пирожками, на поясе висел кошель с тридцатью серебряниками, на ногах крепкие неновые разношенные башмаки, на плечах куртка, которую не так просто промочить легкому дождю — Илар был готов к покорению Империи Зоран.

* * *

Дорожка шла в сторону от тракта — еле заметная, если бы не острый глаз Илара, легко было ее не заметить и пройти мимо. Она заросла деревьями — молодые деревца торчали густо, как если бы кто-то нарочно посеял их, чтобы скрыть эту дорогу.

Илару нужно приткнуться где-то на ночлег, и лучшим способом избежать неприятностей было уйти шагов на пятьсот в лес, где можно спокойно — почти спокойно — развести костер и прилечь возле него поспать. Ночи еще холодные — лето не совсем вступило в свои права, потому без костра сейчас обойтись трудно. Хорошо хоть, что кресало не забрали, скоты... теперь у него нет ни денег, ни крепкой непромокаемой куртки — только рубаха, штаны, носки, трусы, и только потому, что грабители побрезговали забрать белье, а может оно было им мало.

Голова болела — ей хорошо досталось дубинкой, и сколько Илар пролежал в кустах без сознания — он не знал. И надо же было так попасться, в первый же день путешествия!

Это были трое молодых мужчин, симпатичных, приятных в общении. Они ехали в столицу на повозке, и с удовольствием взяли Илара в свою компанию. Долго расспрашивали его о том, куда он отправился, потом сообщили, что остановятся на обед возле реки, которую только что пересекли по мосту. Отъехали по берегу вверх по течению — благо что этот берег реки был голым, без растительности — деревья спилены и срублены, остановили повозку...и больше Илар ничего не помнил.

Очнулся он уже под вечер, в лесу. Рядом валялся выпотрошенный вещмешок, носки, трусы, кресало...и больше ничего. Подонки забрали даже мыло — Илар искренне пожелал, чтобы от этого мыла у них облезла кожа! Рубашка и штаны остались на месте, на башмаки тоже не позарились — они были не новыми, так что подводя итоги дня Илар пришел к выводу, что не так уж и плохо отделался — могли разбить башку насовсем, могли перерезать горло его же ножом, пока он валялся в беспамятстве, могли...много чего могли, и фантазия уводила все дальше и дальше по дороге кошмаров и страхов.

Ощупав голову, сморщившись от боли, Илар стал думать — что ему делать дальше. После недолгого размышления, решил — в любом случае думать нужно утром, а пока — устроиться у костра и попробовать пережить холодную ночь. Утром будет ясно — с позором вернуться домой — с поджатым хвостом, как нашкодившему щенку, или же каким-то образом попробовать все-таки добраться до столицы. Каким? Вопрос сложный. Тут еще нужно учесть, что отец точно отправит за ним погоню — хотя Илар как мог попытался скрыть, куда отправился. Записка, которую он оставил матери, гласила:

'Мама, папа, я отправляюсь на север, на золотые прииски. Хочу намыть золота и открыть свое дело, доказать, что я могу жить и без вас, что-то значу в этом мире! Не ищите меня, это бесполезно — я все равно домой не вернусь! Я вам напишу письмо как только устроюсь на месте.

Ваш любящий сын Илар'

Проделав этакое хитроумное жульство, Илар мог рассчитывать на то, что ему дадут спокойно сдохнуть на дороге в незнакомом месте, на неизвестной речке. К путникам теперь он опасался подходить, как известно — тот, кто обжегся горячим молоком, в будущем начинает усиленно дуть даже на холодную воду. По крайней мере так говорили в городке лесорубов и плотников.

Голова Илара соображала сейчас плохо, но все-таки он успел заметить при свете угасающего дня, что с просеки вглубь леса ведет старая дорога, почти незаметная и заросшая. А раз есть дорога, то куда-то она должна привести? Избушка лесников, или же косарей, а может землянка золотоискателей — тут было золото, но не в таких количествах чтобы его начали усиленно добывать. Здешние россыпи бедны и не стоили труда, затраченного на добычу этих крупинок.

Впрочем — поговаривали что некоторые удачливые искатели не уходили из этих мест без хорошей добычи. Хотя и возможно, что все рассказки о самородках были лишь плодом мечтаний лесорубов, мечтающих о лучшей доле — нашел самородок, и сиди себе в трактире, попивай пиво, а не маши здоровенным топором с рассвета до заката.

Забросив похудевший мешок за плечи, Илар потрусил по теряющейся в сумерках дороге прямиком в лес. Теперь, после встречи с 'добрыми людьми' темный, машущий еловыми лапами лес казался Илару гораздо более ласковым и добрым чем люди, уже показавшие свою злую натуру. Лес ее еще не показал.

Через минут пятнадцать бега трусцой, после того, как Илар едва не выколол себе глаз сухим сучком и не сломал обе руки, дважды упав через поваленное дерево, искатель приключений выскочил на большую поляну посреди леса, на которой стоял дом, или скорее избушка — бревенчатая, вросшая в землю, с крохотным окошком, из которого лился зыбкий, дрожащий свет. Было похоже, что за окном на подоконнике горит свеча, и сквозняк, поддувающий из приоткрытой дощатой двери, колеблет пламя — тусклое, неверное, почти ничего не освещающее вокруг себя.

Илар осторожно подошел к окну, заглянул в него — мутное стекло, засиженное мухами и покрытое грязными потеками почти не пропускало свет, и рассмотреть что-либо в избушке было совершенно невозможно. Лишь пламя свечи, которое завораживало, приковывало внимание, билось в каком-то непонятном ритме, хотелось смотреть на него и смотреть, а еще — очень хотелось войти, прикрыть за собой дверь, сесть у очага и вытянуть ноги к пламени, облизывающему трещащие, пускающие слезу-смолу поленья. Мечта, конечно — над избушкой не было дыма из очага и если бы не свет свечи, ее точно можно было бы счесть брошенной еще много лет назад.

Сколько Илар простоял возле окна — он не знал. К реальности вернула несчастная голова, заболевшая так сильно, что перед глазами завертелись красные круги, а еще — его сильно затошнило.

Илар сдержал позыв, и подождав с минуту, решил — лучше пусть убьют, но он не будет замерзать тут под окном как бродячий пес — голодный, холодный и побитый. Надо идти внутрь.

* * *

— Мам, чем это так воняет? — Илар наморщил нос, не открывая глаз, и вдруг заподозрил, что никакой мамы тут нет, дома нет, а еще почувствовал, что лежит на чем-то твердом, все у него затекло и еще...ужасно хочется по-маленькому. Так хочется, что еще чуть-чуть, и будет поздно.

Илар открыл глаза, проморгался, и едва не описался — ситуация располагала — прямо перед ним, в пяди от глаз Илара висел череп, с которого свешивалась седая клочковатая борода. Череп был обтянут сухой как пергамент кожей, смотрел на Илара засохшими открытыми белесыми глазами, а еще — улыбался ехидной улыбкой, обнажив неожиданно белые и крепкие зубы.

Илар почувствовал, что левую руку что-то сдавливает, как капкан, он с трудом отвел глаза от притягивающего взгляд седобородого черепа, и обнаружил, что левая рука находится в плену у скелета, вцепившегося в нее со всей силой, на какую способны восставшие мертвецы.

Илару казалось, что прошли долгие минуты с того момента, как проснувшись он ощутил неприятный запах, но на самом деле, минуло всего секунды три-четыре, растянувшиеся в целую вечность.

Илар вскрикнул, и подвывая стал отползать от скелета, пытаясь освободиться от коварного плена. Сразу освободиться не получилось, скелет дернулся следом за несчастным пленником, что увеличило ужас парня и подвигло на более активные усилия по возвращению свободы — Илар рванулся так, что сухие кости пальцев скелета хрустнули, переломившись и с дробью гороха упали на деревянный пол.

Дверь охнула под напором молодого, вскормленного на папиных пирожках тела, отлетела в сторону и это самое тело, завывая, понеслось в сторону речки, где виднелись кусты, представляющиеся достаточной защитой от оживших скелетов. Мелькала трава, кусты хлестали по лицу, и опомнился Илар только тогда, когда едва не влетел в речку, журчащую по темным камням прозрачной струей, в которой мелькали стайки серебристых рыбок.

Эта струя напомнила Илару о невыполненном желании, он метнулся назад, в кусты, и...через несколько минут облегченно опустился в слегка влажную от утренней росы траву на берегу, глубоко вдыхая напоенный лесными ароматами воздух.

Голова медленно освобождалась от тумана, заполнявшего ее до основания и не дававшего мыслям двигаться легко и приятно, и минут через пятнадцать Илар был в состоянии понять некоторые вещи, а именно: он каким-то образом оказался на полу в незнакомой избушке, в плену у отвратительного, вонючего скелета, а еще — что он не помнит, как оказался в чужом доме.

Будучи парнем умным, Илар принял единственно верное решение: сунул голову в воду, справедливо решив, что надо освежиться, смыть с себя грязь, кровь, пот, и по возможности — проклятие, если таковое было на него наложено. Всем известно, что текучая вода — верное средство против проклятий. По крайней мере в городке так говорили.

Поплескавшись в студеной воде, смыв с лица и волос грязь и кровь, Илар снова уселся на берегу и стал вспоминать — что же вчера с ним было? Память вела его от самого дома, до избушки, из которой он сейчас выскочил, и воспоминания обрывались там, где он оказался в первый раз — возле окна, где мерцал свет свечи. Далее — темнота, и вот — утреннее пробуждение в объятиях гадкого скелета, при воспоминании о котором, парня охватывала нервная дрожь.

Впрочем — дрожь была не только нервной, ему ужасно хотелось есть, он продрог на утреннем ветерке, мокрая голова стыла, ее ломило — удар дубинкой, или чем там его угостили, не прошел даром. Эта же дрожь выбила из него последние остатки одури, разум прояснился, и теперь Илар четко осознал — скелет был не живым (это радовало!), рядом был дом, в котором можно поживиться чем-нибудь съестным (возможно, но не обязательно), а еще, если не быть особенно щепетильным, можно украсть у скелета что-нибудь ценное, то, что поможет Илару продолжить путешествие. Деньги, ценные вещи — зачем они мертвецу? Они нужны живым! И единственный живой здесь — это Илар. А значит — все, что найдет, принадлежит ему.

Удовлетворенный безупречными логическими умозаключениями, Илар собрал волю в кулак и побрел к избушке, беспокоясь о том, чтобы кто-нибудь с тракта не успел забрести в уединенный домик и не успел обобрать покойника раньше, чем он.