Золушки нашего Двора

— Так это ж маменька, Рэд! — воскликнул он, взглянув на короля. — Она всегда говорит правду! Как и твой сын!

— Я иногда умалчиваю, — признался Аркей.

— Тебе положено! — буркнул Его Величество, поднимаясь. — Идём, Дрюня, надо переговорить с рю Виллем! А тебя, дорогой строптивец, в твоём кабинете ждёт гора бумаг, которые я не удосужился посмотреть. Можете читать их вдвоём, — хмыкнул он, — коли оба не устали!

И вышел в сопровождении шута.

Кай с улыбкой посмотрел на Бруни.

— Вот и начинаются скучные будни, родная, а мы ещё даже не поженились!

— А что там за бумаги? — с опаской спросила Матушка.

— Сметы, балансы, доклады и кляузы... Рутина, которую отец предпочитает сваливать на меня. Идём! Позавтракаем в кабинете!

Покои принца Аркея занимали массивную юго-западную башню дворца. На первом этаже пустовала огромная зала для танцев, на втором располагались библиотека и кабинет Его Высочества, а на третьем находились жилые покои и приватные помещения, доступ в которые имели лишь приближённые лица. Подступы к башне и внутренние переходы охраняли гвардейцы в синих мундирах — из личного полка Аркея.

Зайдя в кабинет, принц крикнул в отрытую дверь:

— Лисс!

Строевым шагом в комнату зашёл молодой парнишка в форме гвардейца. Уставился на командира с немым обожанием, причём доля подобного взгляда досталась и Бруни.

— Прикажи принести нам сюда завтрак, мой друг, — кивнул ему принц. — Запечённую птицу, омлет с зеленью и булочки с маслом. Тёплого молока и морса. Немного мёда.

— Есть! — отсалютовал тот и, красуясь каждым движением, покинул кабинет.

— Это мой адъютант, Лисс Кройсон, — пояснил принц, усаживая Бруни в кресло у стола, — но все зовут его просто Лисёнок.

— Такой молоденький? — удивилась та. — Сколько ему?

— Шестнадцать. Когда он попал в мой полк, ему едва исполнилось девять.

— И он воевал? — с ужасом спросила Бруни.

— Наравне со всеми, — тяжело вздохнул Кай. — Полк стал для него семьёй, а во мне он до сих пор видит старшего брата, хотя никогда в этом не признается! Итак, чем займёшься?

Матушка видела, что её Кай уже там, с головой в этих бумагах, которые погребли под собой стол.

— Можно я погуляю по твоей башне? — спросила она. — Должна же я разведать обстановку, в которой мне придётся жить?

Принц рассеянно улыбнулся.

— Иди, конечно. Как принесут завтрак, я велю Лисёнку тебя разыскать!

Матушка поднялась и направилась к выходу. На пороге оглянулась. Аркей сравнивал два документа, держа их перед лицом, смешно крутил головой и щурился, напоминая сову, застигнутую утренним светом. Бруни коротко вздохнула — рутина, похоже, станет её извечной соперницей в битве за внимание мужа... Мужа! Страшно-то как...

Усилием воли заставив себя не думать о предстоящей свадебной церемонии на глазах у всего Вишенрога, она направилась к лестнице, ведущей в личные покои принца. Из круглого помещения, затянутого мохнатыми северными коврами, четыре двери вели в коридоры, расходящиеся по башне лучами. Пройдя первый, Бруни обнаружила купальню, уступавшую той, в которой ей уже довелось мыться. Однако, несмотря на скромный размер, здесь было тепло и уютно. Из небольшого окна лился дневной свет на мозаичный, в тёплых оранжево-коричневых тонах пол. Широкая деревянная скамья была накрыта медвежьей шкурой, на которую набросили льняное покрывало, расшитое традиционным ласурским орнаментом. На бронзовых крюках висели полотенца, маня своей мягкостью, а на деревянном столике рядом с ванной стояла ваза со свежими яблоками и кувшин с водой.

Через заднюю дверь купальни Матушка попала в следующую комнату, больше похожую на гостиную. Низкие диваны у стен, невысокие книжные шкафы между ними, не перекрывающие оконные проёмы. Лёгкие занавески. Искусно выточенные из дерева фигурки, украшающие интерьер. Песочные часы и секстант на каминной доске над небольшим очагом, выложенным плитами чёрного, как ночь, лабрадорита, взблёскивающего голубыми искрами породы. Гостиная не для гостей. Для того чтобы побыть наедине с собственными мыслями, любимыми книгами... Гостиная человека, для которого одиночество стало верным другом!

Бруни сморгнула невольные слёзы. Эти интерьеры рассказывали ей о Кае больше, чем он сам.

Следующей оказалась спальня. Лаконичная обстановка. Те же тёплые, коричнево-бежевые тона, которые Матушке так понравились в купальне. Три окна-эркера в дальней стене выходили на Тикрейскую гавань, из правого была хорошо видна Золотая башня и голые сейчас ветви Вишенрогского парка, растворяющегося в садах, окруживших город с юго-запада. Кровать без балдахина, широкая и удобная, однако застеленная простым, напоминающим солдатское одеяло, покрывалом. С правой стороны на прикроватном столике небольшая миниатюра на костяной пластинке, в цветах таких сдержанных, как и всё в этой комнате...

Бруни остановилась, издали разглядывая миниатюру. Свет из окон будто концентрировался на ней, не бликовал и не слепил, даря коже нарисованной женщины мягкое сияние, делавшее изображение почти живым. Матушке не требовалось ответа на вопрос, кто это? Портрет королевы Рэйвин висел в доме Клозильды Мипидо, знала Бруни и другие дома, в которых портреты Её Величества почитались наравне с алтарями Индари. 'Кто бы мог подумать, — однажды сказала мать, — что девочка из нищего рода Северных вельмож, о которых люди судачат, будто всё их богатство — высокомерие, станет доброй королевой для всего Ласурского народа!'

Матушка протянула руки к миниатюре, желая взять её и разглядеть поближе. Но не посмела. Женщину на костяной пластинке, несомненно, звали Рэйвин, но такую Рэйвин Бруни видела впервые. Художник поймал редкое мгновение откровенности личности — в задумчивом и печальном выражении тёмных глаз, в нежных тенях на белоснежной коже, в чуть опущенных уголках чётко, как у Кая, очерченного рта. О чём думала Её Величество, позируя художнику, имени которого не знала трактирщица с площади Мастеровых? О неумолимом течении жизни? О прихотях судьбы, забросившей девушку из сурового края в центр цивилизации, бурлящий заговорами и интригами? Или о новом приюте для детей-сирот под патронажем короны?

Бруни так и не подержала портрет. Лишь оглянулась на него, выходя и будто безмолвно прощаясь с королевой до вечера.

Последняя дверь из круглого коридора вела в целую череду покоев, явно предназначенных для времяпровождения с друзьями. Бруни обнаружила здесь небольшой бар и курительную комнату, кабинет для игры в тарракер — карточную игру, принятую в высшем обществе, помещение, увешанное оружием и пустое посередине — не иначе тренировочную. Судя по увиденному, её Кай не страдал гигантоманией и тягой к роскоши. Размеры покоев были продиктованы лишь их назначением и не стремились к бесконечности, вещи отличались удобством и функциональностью иногда в ущерб красоте и изяществу.

Обойдя все комнаты третьего этажа, Матушка вернулась в больше всего понравившуюся ей 'малую' гостиную. В купальне принц мылся, в спальне — просто спал. А здесь, судя по всему, проводил почти всё свободное время, которого у него было совсем немного...

Пройдясь вдоль книжных шкафов, Бруни внимательно разглядывала обложки. В ее жизни почти не было времени для чтения, хотя несколько романов Ванилька ей притаскивала втайне от родителей. Она называла их заумным словом 'куртуазные' и призывала читать перед сном 'за-ради красочных сновидений'. Матушка послушно читала, краснея и по нескольку раз перечитывая одни и те же строчки. Проглотив таким образом несколько романов, она пришла к выводу, что они похожи друг на друга, как курятники, различаясь лишь именами главных героев. Пирожки и то отличались друг от друга разнообразной начинкой, а в этом чтиве начинка, хоть и была переперчена, на вкус казалась пресной и однообразной!

Подобных книг в библиотеке Кая, естественно, не было. Однако Бруни с удивлением нашла в одном из шкафов 'Сборник легенд и сказаний Белого Трувера, Одувана Узаморского' — самого знаменитого Ласурского менестреля прошлого столетия. Баллады выходца из Северных пределов, сына рыбака, и до сих пор распевали во время застолий в разных уголках страны. Певали их и в трактире Бруни. Она не раз слышала, как прачки матроны Мипидо выводили нестройными голосами:

Любовь свою встретил в зеленом саду,

Пленила меня красотою.

И вот в этот сад каждый вечер иду,

Для встречи, родная с тобою,

В зеленом саду!

Встречались весною и летом с тобой,

Под осень забрали в солдаты,

И вот по дорогам чужим я иду,

Любимая, как там одна ты,

В зеленом саду?

А если родится кудрявый малыш

Он будет с моими глазами,

Я верю, любимая, ты сохранишь,

И ждет впереди встреча с вами,

В зеленом саду!

* * *

* * *

Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

Вытащив довольно потрепанную книжицу, Матушка сбросила новые и не очень удобные туфельки, полагавшиеся к платью, и с ногами забралась на уютный диван с широким сиденьем и мягкими, будто родительские объятия, подушками. Здесь её и застал юный адъютант Его Высочества спустя полчаса, чтобы пригласить на завтрак.

Завтрак сервировали всё в том же кабинете, на отдельном столике у зажженного камина. В башне было относительно тепло, но в каменной утробе дворца лишнее тепло зимой никогда не мешало.

Уже в конце трапезы в кабинет вбежал Лисс и, пытаясь отдышаться и говорить по уставу 'четко, громко, ровно' затараторил:

— Ваше Высочество, вам следует срочно спуститься во внутренний двор! Архимагистр Никорин сообщила Его Величеству о скором открытии портала из Драгобужья...

Принц поднялся, бросив салфетку. Подошел к Бруни, подал ей руку.

— Идём, родная. Нам необходимо быть там! Лисёнок, раздобудь для моей невесты тёплый плащ!

Приказание повергло адъютанта в шок, однако — Матушка отдала должное смекалке парнишки — тот спустя мгновение метнулся выскочил из кабинета и, судя по топоту, взбежал вверх по лестнице.

— Сейчас принесет тебе один из моих плащей, — сдержанно улыбнулся Кай, выводя Бруни в коридор.

Застывшие в проходах гвардейцы в синих мундирах дружно взяли на караул.

Кубарем скатившийся сверху Лисс, кося на Матушку преданным глазом, почтительно накинул ей на плечи подбитый рысьим мехом плащ.

По мере прохождения коридоров от каждого поста отделялся один из гвардейцев Аркея, и в конце концов за четой следовал то ли почетный кортеж, то ли охрана. Бруни вновь остро ощутила себя не в своей тарелке, однако покосилась на Его Высочество и машинально 'надела' его маску — спокойствия, граничащего с безразличием. Лишь её щёки пылали ярче закатных тучек.

Внутри мощных стен располагалось хаотичное нагромождение зданий, выстроенных представителями династии Ласурингов за долгие годы правления. Каждый новый король считал необходимым оставить след в дворцовой архитектуре, в связи с чем башни и башенки, галереи и переходы между отдельными помещениями вырастали как на дрожжах. В результате в пределах замкового пространства оказалось порядка десяти внутренних дворов, из которых лишь четыре были заняты зелёными насаждениями, прудиками, растительными лабиринтами и прочими элементами отдохновения. Сейчас в одном из 'деловых' дворов был выстроен почётный караул из представителей всех полков, и его периметр разметили чёткие линии: впереди — чёрная, справа — синяя, слева — голубая и сзади, где и стоял король и сопровождающие лица, красная.

Аркей и Бруни спустились с лестницы и остановились перед толпой, безмолвно разомкнувшейся перед старшим принцем. Тот спокойно занял место за правым плечом Его Величества, кивнул Колею, который пристроился за левым плечом отца. Мутные голубые глаза того при взгляде на Бруни вспыхнули неприкрытой радостью. Растолкав свиту, он ломанулся к Матушке, схватил её свободную руку и, прижав к губам, пророкотал:

— Малышка, привет! Значит, давеча ты мне не почудилась?

— Брат... — негромко позвал Аркей.

— А прикинь, — отмахнувшись от него, как от мухи, продолжал младший принц, не обращая внимания на прислушивающихся придворных, — мы с тобой скоро породнимся! Всегда мечтал иметь младшую сестрёнку, а уж такую хорошенькую тем более!

— Младшей сестры у тебя не будет, — неожиданно улыбнулся Аркей, аккуратно взяв брата за плечо, — а вот старшая, строгая, но справедливая, вполне! Вижу, над тобой поработал мэтр Жужин? Привёл в чувство?

Колей, помрачнев, попытался скинуть с себя его руку и пробормотал:

— Поверь мне, это ненадолго!

Старший, тряхнув младшего, отпустил его словами:

— Вернись на место и веди себя прилично!

— Зануда! — буркнул тот, но на место вернулся под ехидные смешки Дрюни Великолепного, который занял место прямо позади короля и теперь вытягивал длинную шею и с любопытством крутил головой, чтобы ничего не упустить.

Воронка распалась с громким хлопком. Внутри её границ появился круглый зал, освещённый многочисленными факелами, горящими бездымным белым пламенем. С той стороны воронки нацелилась на королевский двор острым углом железного ромба Драгобужская делегация. За их спинами, на возвышении, скромно сияющим чистым золотом, на троне, сработанном из странных, желтоватых брёвен, сидела неподвижно широкая низкая фигура, закутанная в тёмные одежды. На её челе горел злым красным глазом камень размером с кулак, вправленный в тройной обод короны.

Фигура подняла над головой сжатый кулак, и Его Величество король Ласурии шагнул вперёд и чуть наклонил голову, приветствуя коллегу по трону.

Лязгая подкованными железом ботинками, делегация двинулась в портал. Бруни представила гномов в боевых доспехах и внутренне содрогнулась — в половину человеческого роста, кряжистые бородатые мужички, казалось, способны были смести с лица земли дворец со всеми постройками и, не останавливаясь, чтобы отряхнуть штаны от пыли, проследовать дальше. Самым первым, в кожаном камзоле, состоящим из одних ремней и карманов, подпоясанный широким поясом с пряхой мастера, напоминающей амбарный замок, шёл гном, рыжий, как пожар, чьё лицо и руки были так густо покрыты веснушками, что казались коричневыми. Из-под насупленных красных бровей сурово смотрели на мир голубые глазки, под взглядом которых пропадало всякое желание дразнить коротышку из-за невысокого даже по меркам гномов роста или цвета волос. За ним следовали четверо воинов, судя по всему, заядлых рубак. У них даже из-за голенищ сапог выглядывали рукоятки боевых топориков, предназначенных для метания. Позади выстроились остальные Драгобужские вельможи, одетые в богато украшенные золотым шитьём и мехами кафтаны, создававшие впечатление добротности и... тяжести. Прибывшие, все как один, были обуты в тупоносые ботинки на толстой подошве, с той только разницей, что обувь боевых гномов почти полностью закрывалась заходящими друг на друга металлическими щитками. У большинства 'делегатов' уши были проколоты в нескольких местах, серьги не уступали по роскоши серьгам Ласурских модниц, хоть и казались более массивными. А уж какие их украшали самоцветы! Такие не снились и Главному Мастеру-распорядителю сокровищницы Ласурингов! Волосы и бороды гномы предпочитали заплетать в затейливые косицы, украшая их серебряными и золотыми бубенцами. Так что к лязгу обуви прибавлялся с каждым новым шагом их мелодичный звон.