Клуб Анонимных Некромантов

А через три недели после рождения крепкого здорового мальчика женщина заболела. Постоянно скакало давление и настроение, стремительно рос вес — за четыре месяца она набрала больше, чем за беременность, и продолжала поправляться. Волосы секлись и выпадали, кожа стала сухой, ногти — ломкими, бока и живот покрылись узорами вен и растяжек, постоянно хотелось спать, но и проспав подряд двенадцать часов, она вставала разбитой и сонной. Поначалу все списывалось на период кормления, но когда начались обмороки, все серьезно встревожились и пошли ко врачу. И выяснилось, что она опять беременна, срок — около четырех месяцев. Аборт делать было поздно, нужно было рожать. Подобное случается, в этом не было бы какой-либо трагедии, если бы не первые тяжелые роды, после которых матери было противопоказано рожать естественным путем. Только кесарево сечение.

А вот трагедия случилась на восьмом месяце. Начало октября выдалось дождливым, но первые выходные оказались внезапно настолько ясными и теплыми, что семья решила выбраться на денек куда-нибудь за город. Впервые за последние полгода женщина чувствовала себя хорошо, проснулась рано-рано утром абсолютно выспавшейся и, пока спали сын и муж, приготовила завтрак, прибралась, привела себя в порядок. Позавтракав, решили, что такое хорошее утро должно продолжиться таким же хорошим днем, собрали в корзину еду, покрывало, чай в термосе, и поехали на пикник за город.

Жили они в большой коммунальной квартире практически в самом центре Ленинграда. Невероятными усилиями отец, каким-то образом "выбил" комнату во временное пользование для молодой семьи иногородних преподавателей. В самом конце длинного извилистого коридора жила в двух смежных комнатах такая же молодая семья с грудными близнецами. В одной комнате родители с детьми, в другой их родственники — бабушка и дедушка.

Немного помявшись, чета Захарченко попросила посидеть соседей с ребенком до вечера, сославшись на очень серьезные дела. Понимая всю глубину своего эгоизма, они, все-таки, слишком хотели впервые за последние почти полтора года побыть вдвоем.

Антон рос тихим, здоровым и улыбчивым крепышом. Он почти никогда не плакал, имел на редкость ясный и взрослый взгляд, спал по расписанию, а бодрствуя, издавал смешные звуки и играл сам с собой или погремушками. Как иногда смеялась Катя, "таких детей хоть десяток нарожать можно". Но потом ее улыбка неизменно гасла и она добавляла "лишь бы рожать не как первого, а вынашивать не как второго". В общем, ничего удивительного, что соседи практически с радостью взяли ребенка на день, получив в нагрузку к нему еще и десять рублей: очень уж Иван — отец Антона и Васи — хотел порадовать жену.

Сев на первую попавшуюся электричку за город, счастливая пара проехала около часа, вышла рядом с туристической базой и несколько часов медленно гуляла по лесу, собирая грибы или просто держась за руки. С самого отправления электрички от перрона, у Екатерины начало тянуть низ живота, но она привычно не обратила на это внимание — болело не сильно, а случалось подобное чуть ли не каждую неделю за последние два месяца.

К вечеру живот разболелся совсем сильно, на лбу проступила испарина, лицо побледнело. Сверившись с расписанием электричек, собрались и пошли к станции, и тут небо стремительно заволокло свинцовыми тучами. Полил дождь — сильный, тяжелый и затяжной. Оступаясь на мгновенно ставшей скользкой дорожке, женщина с каждым шагом все тяжелее дышала и все сильнее опиралась на руку мужа, придерживая другой рукой живот. Сквозь крепко сжатые зубы стали прорываться стоны, сомнений не оставалось — начались роды.

Пройдя еще сто метров по вильнувшей дорожке, увидели станцию — рукой подать. И подъезжающую электричку. Их электричку. Было очевидно, что идя с такой скоростью, они не успеют. А ускориться Катя не могла. Стремительно набранный после родов вес, увеличивший тонкую и звонкую девочку, носившую сороковой размер одежды, вдвое, не позволял Ивану взять ее на руки. Приходилось медленно и сквозь боль идти.

Электричка, мигнув светом в окнах, давно уже уехала, до следующей было не меньше часа. Не то что бы Екатерине очень хотелось на нее — больше хотелось в больницу, где будет сухо, тепло и обезболивающие, а затем — наркоз и операционный стол, но роды — вещь, занимающая не один час, и до города вполне можно было успеть. А там уже попасть в заранее обговоренную больницу к заранее обговоренному хирургу, проснуться в палате под капельницей с обезболивающим, и спать, спать, спать, отсыпаться за прошедшие восемь месяцев...

Воды отошли на ступеньках к перрону. Еле поднявшись наверх, женщина повалилась на узкую неудобную скамейку, свернулась кое-как комочком и тихо заплакала.

Иван сел рядом прямо на землю, неловко обнял жену и сам был готов расплакаться. Мобильных телефонов тогда еще не было, людей на перроне — уже не было, домов поблизости, из которых можно было бы вызвать скорую помощь, сейчас было не разглядеть, а утром они не обратили внимание на деревню... Да и не бросать же рожающую жену одну на скамейке!

Дождь прекратился через десять минут, словно его выключили. Небо чуть посветлело, на противоположный перрон приехала электричка из города. Совсем уже было отчаявшийся Иван вскочил и замахал руками, закричал. Прибежали люди, кто-то предложил воды, кто-то оказался студентом-медиком и попытался помочь в меру своих сил, кто-то побежал вызывать бригаду, приехавшую на удивление быстро...

Катя умерла в уже в приемном покое от кровопотери и шока. Множественные внутренние швы — напоминание о первых родах — разошлись еще на перроне, залив асфальт под лавкой и машину скорой помощи кровью.

А мальчика спасли. Недоношенного, синеватого и вялого, но вполне жизнеспособного. Когда на следующий день убитый горем почерневший Иван пришел в детское отделение и ему дали в руки маленький громко орущий сверток, он посмотрел на красное сморщенное лицо, залитые слезами сощуренные в плаче глаза... Крепко прижал его к себе и тихо-тихо сказал ему в крошечное ухо: — Я тебя ненавижу. Будь ты проклят за то, что отнял ее у меня и своего брата.

Так появился Вася.

Катю похоронили на Киновеевском кладбище, выбив на могиле: "От скорбящих родителей, мужа и сына". Сына, не сыновей. Родственники не разделяли ненависти молодого отца к новорожденному, но и говорить что-то не хотели, боясь расстроить и разозлить его еще сильнее.

На похоронах плакали все, даже маленький терпеливый Антон. Все, но не Вася — он впервые за всю свою короткую жизнь не орал, а заливисто смеялся, глядя на мертвое лицо своей матери и рыдающих родственников. Стоило уехать домой, и он сразу же вернулся к своему обычному поведению — стал громко и заливисто плакать, как мог делать только он — часами, не отвлекаясь на еду, сон или попытки поиграть с ним. Поминки свернулись за полчаса — слушать вопли было просто невозможно. Заснул он только к утру, за полчаса до выхода на поезд Ленинград-Великий Новгород. Оказавшись в вагоне, проснулся отдохнувший и...

С момента рождения Васи изменилось все. Не просто настолько, насколько меняется жизнь после смерти жены и матери, а еще больше. Антон практически перестал спать, стоило пронести рядом Васю. Вася же, кажется, не спал вообще. Не выдержав груза воспоминаний, Иван перевез детей на свою родину к родителям в огромный частный дом, где жили его старшая сестра с мужем и годовалой дочкой, мама с папой, бабушка и дедушка по отцовской линии и бабушка по материнской, и всем хватало место, у всех пар были отдельные помещения, и его комната тоже оставалась свободной и нетронутой до сих пор, словно и не было этих шести лет в вузе и с Катюшей, словно не случилось ничего... Ольга, старшая сестра, испытывая глубочайшее сочувствие, предложила покормить малышей, пока у нее много молока — приходится сцеживать, малышка не справляется. Заменители стоят дорого, особенно сразу для двоих, а время было голодным, приходилось экономить на всем, хоть и жили они большой семьей, дружно и вскладчину.

Недоношенного Васю первые полтора месяца пришлось кормить специальными смесями, прежде чем переводить на натуральное питание, а когда перевели... На следующий же день у Оли перегорело молоко. Совсем. И так и не появилось больше. Пришлось покупать заменители уже для троих детей...

Бабушки с дедушками что-то неуверенно говорили, что это от нервов, потому что Вася постоянно кричит ночи напролет, а спать предпочитает ложиться с восьми утра, когда взрослые уже встают, но Иван был твердо уверен, что это не из-за Васиных криков, а из-за него самого. Кричит он уже месяц с лишним, а вот поел первый раз — и после этого Оля испытала такую тошноту и головокружение, что пришлось прервать кормление, а самой женщине несколько часов пролежать на кровати, не вставая.

Первым не выдержал муж Ольги Андрей и мягко намекнул Ивану, что стоило бы подыскать ясли для младшего сына. С Антоном проблем не было совершенно никаких, но вот Вася... За четыре месяца с момента рождения, изменений в распорядке дня у ребенка не произошло ровным счетом никаких. Он все так же орал ночью и спал с семи утра до часу дня, а затем — с пяти вечера до девяти. Но аккуратно в то самое время, когда работающие Андрей, Иван и Оля просыпаются, собираются и уходят на работу, и поспать уже не могут, а затем — когда они возвращаются и занимаются текущими делами. То, что дети в его возрасте спят минимум четырнадцать часов, а из оставшихся десяти хотя бы час не орут, его совершенно не смущало. Он просыпался только для того, чтобы открыть рот и плакать — все четырнадцать-пятнадцать свободных ото сна часов.

Старшее поколение постарело за эти месяцы разом лет на десять. От постоянного недосыпания и нервного истощения у всех стало подниматься давление, болеть голова и сердце. Прадедушка с инсультом попал в больницу и остался наполовину парализован, хотя еще полгода назад сам строил баню. Ему были прописаны покой и тишина, но ни первого, ни второго он не мог получить, живя в этом доме. Поплакав и повздыхав, прабабушка забрала его в старую их почти развалившуюся избу, оставив трех младенцев, скотину, огород, уборку и все хлопоты по дому на сына с невесткой, которые сами уже на пенсии были, и на совсем уже престарелую сватью — Иванову бабушку по материнской линии.

Родителям Ивана, на которых свалились все хлопоты по дому, огороду и живности, стало тяжко. Но еще тяжелее стало бабуле, которая одна теперь следила за детьми. Вася "выключался" как по часам. Стоило прозвенеть будильнику, поставленному на семь часов, и он уже спал. А вот маленьких Антона и Марину, Ольгину дочку, приходилось еще долго укачивать и успокаивать, приводя в себя после воплей их брата. Дети стали дерганными, нервными, теряли в весе, плохо ели и спали даже меньше неугомонного Василия. Через три месяца старушка попала в больницу с инфарктом, а Ольга с нервным расстройством. Вопрос встал ребром.

— Мужик, я понимаю, что у тебя горе, — обувал дочь Андрей перед поездкой к жене в больницу. — Но с этим реально нужно что-то делать. Твой парень сделал из двух крепких стариков лежачих больных почти без надежды на восстановление, а молодую здоровую жизнерадостную женщину довел чуть ли не до психушки. Найди ты ему уже ясли!

— Не могу, ему только восемь месяцев. Все ясли, принимающие с младенческого возраста, возраста, заполнены. Есть места лишь в тех, где принимают с года и месяца, но до этого возраста он еще не дорос. Когда я объясняю ситуацию, мне говорят, что им проблемные и недоросшие дети тоже не нужны, но зато они с легкостью и радостью возьмут к себе Марину и Антона — оба отлично проходят по возрасту и по характеру, — тяжело вздохнул Иван.

— Марина и Антон прекрасно подходят по характеру и дома, — огрызнулся Андрей, обуваясь сам. — У них есть бабушка с дедушкой, которые с радостью посидят с ними, и, дай Бог, две прабабушки с прадедушкой, который, кстати, идет на поправку и, может быть, снова сможет ходить. Вся проблема в мальце, и это его нужно изолировать от людей, а не людей от него.

— Выбирай выражения, это все-таки мой сын, — довольно равнодушно ответил Иван, скорее, для проформы.

— Вот и воспитывай его, — последовал ответ. — А нет — так попроси помощи у тех, кто учился для этого. Не мучай больше стариков, они долго не протянут с ним в одном доме. И мы, кстати, тоже. Оля хочет бросить все и переехать к моей родне, и я ее не виню. Но учти, что тогда помогать деньгами родителям и старикам тебе придется одному, как и следить за хозяйством. Решайся.

Через три недели Васю по блату и за хорошую взятку устроили в ясли на пятидневку. Еще через месяц — в другие. Еще через полтора — в следующие. Родители остальных детей массово писали заявления и жалобы на то, что их дети приходят домой усталые и больные, боятся громких резких звуков, вздрагивают, услышав свое имя. О такой вещи, как синдром дефицита внимания тогда еще не слышали, называя это дурным характером и плохим воспитанием. За полгода Вася поменял пять яслей, вскоре его пришлось возить по утрам чуть ли не на другой конец города, потому что в районе все учреждения закончились. В конце концов, устав платить взятки и прогибаться, отец оставил его в первых попавшихся, которые дали уже по подошедшей очереди, так как возраст достиг почти двух лет. На все жалобы родителей и воспитателей отвечал коротко: "это уже ваша головная боль".

В семью вернулся утерянный покой. Старики переехали обратно, прадед, пусть и с двумя палками, но встал с постели на радость жены. Прабабушка так и не оправилась, умерла в больнице. Похоронили, оплакали и стали жить дальше. Оля забеременела второй раз, долго плакала и боялась повторения истории, но все-таки оставила ребенка и через положенный срок родила спокойную здоровую малышку, растущую не по дням, а по часам. Иван познакомился с новой учительницей Ирочкой, пришедшей по распределению в школу, в которой он преподавал последние два года после переезда. Долго сомневался и мучился, но все-таки представил родственникам. Те с радостью его поддержали, сказав, что три с половиной года траура — достаточное время, чтобы перешагнуть потерю и жить дальше. Иван поставил условие — всячески скрывать Васю от невесты. Переглянувшись, все поддержали его и в этом, по очереди забирая ребенка на выходные в ту самую избушку, где восстанавливался прадедушка. Сыграли свадьбу, и только на следующий после нее день Ванин отец рассказал второй жене о том, как потерял первую. И попросил хотя бы лет пять подождать с ребенком. Был грандиозный скандал, девушка требовала забрать домой младшего пасынка, утверждая, что нельзя делать из ребенка сироту при живом отце, тете с дядей и бабушке с дедушкой. Родственники молчали, не желая обижать или спугнуть новую жену вдовца, которая словно влила в него новую жизнь, но и не поддерживали. В итоге Ирина уговорила взять с собой Антона с Васей в "свадебное путешествие" — на две недели в санаторий. Сняла им там соседнюю комнату, надеялась зажить дружной и крепкой семьей, стать для мальчишек-погодок новой мамой...

Из санатория их выгнали через четыре дня. В детском саду Васю отказались принять обратно раньше срока, объясняя тем, что раз уж подали заявление на две недели, то и расчет продуктов на кухне тоже был на определенное количество детей. И вообще.