Записки подменыша

Фотографий было много — и в его профиле в Badoo, и на странице в Facebook; он явно осознавал свою красоту и не стеснялся ею любоваться. Просто селфи и постановочные фотосессии; нечто мрачно-глубокомысленное — в гранд-вавилонском некрополе, в длинном чёрном пальто, с плечами, присыпанными снегом, — на чёрно-белом фоне застыли могилы и ангелы, скорбно сложившие крылья, а Даниэль, хмурясь, позировал то анфас, то в профиль, похожий на прекрасного духа смерти или возмездия. Потом — нечто откровенное: нагота шелковистой кожи в сочетании грубости и беззащитности, контуры мышц под загадочными письменами татуировок — кнопка на груди, снова кресты, череп, паутина, ещё какие-то знаки, непонятные ей; замо?к из рук, вытянутых за спиной, вывернутые запястья — будто готовые покорно подставиться под верёвку или наручники, — и красноречивая "I Wanna Be Your Slave" MДneskin (тут Алиса вздохнула, вспомнив Котика; интересно, он хоть иногда думает об их летней встрече?..). Пушистые каштановые волосы где-то по-мальчишески растрёпаны, чёлка наползает на глаза (впрочем, это тоже очень продуманная растрёпанность); где-то — уложены гелем (конечно, куда же без этого).

Но дело всё же было не в волосах, не в глазах дикой кошки, мерцающих переливчато и как-то нездорово, не в сияющей улыбке с лукавинкой и не в античном совершенстве юного тела. В Даниэле было что-то ещё — какой-то непонятный надломленный огонь, что-то...

Раньше она сказала бы: особенное. Но теперь — теперь она слишком хорошо знает, что ни в ком нет ничего особенного. По крайней мере, в людях — точно; а она была уверена, что Даниэль — человек. Других видно сразу — даже в пошлых местечках вроде Badoo.

"Для меня неважен возраст, мне часто наоборот нравятся девушки постарше. Они мудрее и знают, чего хотят от жизни", — сообщил Даниэль, когда их разговор шутливо коснулся разницы в возрасте. Сообщил предсказуемо: большинство парней его возраста считает именно так — и даже выражает эту мысль точно такими же словами.

"А меня в последнее время, честно говоря, всё чаще тянет к парням помладше. Видишь, как идеально всё сложилось? — привычно примеряя маску взволнованного смущения, написала Алиса. — Во-первых, они меня больше эстетически цепляют — а для меня это важно, я тот ещё эстет. А во-вторых, в них больше внутренней свободы, живости, какого-то, не знаю, огня... Чего-то, что вдохновляет меня — и чего, увы, часто нет в мужчинах постарше".

Даниэль прислал стикер — очаровательную лисичку, кокетливо обернувшуюся хвостом.

"Я понимаю тебя, правда, понимаю! Я молод, горяч и полон разных странных вещей! Скоро ты в этом убедишься".

"Молод, горяч и полон странных вещей, значит, — смеясь, повторила она. — Звучит заманчиво. Люблю странные вещи".

Выбор места для встречи он полностью переложил на неё — по-детски наивным "А куда бы ты хотела пойти?" Аргументировал это тем, что плохо знает центр, особенно заведения (опять же, необычно: судя по его странице и манере вести диалог, он крайне общительное создание). И ещё — тем, что "не умеет выбирать". Казалось, он волнуется — и это беззащитное волнение тоже противоречило образу уверенного дамского угодника, который уже сложился в голове Алисы. Когда за два часа до встречи он написал, что одевается, она даже слегка растерялась.

"Уже, так рано? Тебе далеко ехать?"

"Нет, просто я же хочу красиво одеться!"

"Ой, да брось. В этом нет необходимости".

"Есть", — безапелляционно заявил Даниэль. Алиса пожала плечами; он явно был слегка зациклен на собственной внешности, и это забавляло её. Ещё через полчаса он добавил:

"Надеюсь, тебе понравится, как я одет!"

"Мне уже страшно, — пошутила Алиса, пытаясь представить его то в байкерской кожанке, то во фраке с длинными фалдами. — Но, в принципе, без разницы, честное слово. И предупреждаю: я одета совершенно обычно. Место там очень демократичное — пекарня с разовой посудой и самообслуживанием. Так что мог бы и не наряжаться".

"Не мог. Как можно не нарядиться, выходя в свет с такой дамой?!"

"Такой старой? Мне ведь уже двадцать семь".

"Такой симпатичной!"

Продуманная милая экспрессия. А теперь, когда он пришёл пораньше, — непонятно, продуманно ли растерянное волнение из-за этого — или всё-таки ему правда не по себе.

Скорее всего, правда не по себе. Есть ощущение, что он часто зацикливается на мелочах.

Адам подъезжал; снег по-прежнему падал плотной пушистой стеной. Вздохнув, Алиса смахнула уведомления о сообщениях — от таксиста, который познакомился с ней в поездке до аэропорта и теперь то затевает с ней псевдофилософские монологи с кучей ошибок, то флиртует и намекающе сообщает, что его девушка дала ему добро на свободные отношения; от музыканта-тромбониста, который несколько лет сидел на мефедроне, — кажется, зовёт её на концерт Вагнера, воодушевлённый первой встречей; от Кэзухиро — переводчика с японского из "Terra Incognita", с которым она периодически обменивалась фотографиями с шибари; от нервно-болтливого студентика, который старательно пытается зацепить её то статьями об архитектуре Гранд-Вавилона, то вульгарно-смешными видео из TikTok; от военного, который заваливает её однообразно топорными "Как дела?" и "Чем занимаешься?"; от веб-дизайнера, который, пытаясь её впечатлить, начал читать её роман и в красках описывал, как "эти прыжки из прошлого в настоящее" вызывают "пожар в его теле", а откровенные сцены побуждают посмотреть "Пятьдесят оттенков серого" (весьма сомнительный комплимент — Алиса долго над ним смеялась)... О, а вот и другой студентик — довольно косноязычный, с синдромом дефицита внимания и парой интересных комплексов. Приглашает на каток.

Потом, всё потом. Сегодня Даниэль важнее.

Белая Хонда с номером 666 наконец подползла к обочине и взгромоздилась на утрамбованный снежный завал — неуклюже, как толстая ворона на ветку. Увидев Алису, водитель — пожилой, с жиденькой седой бородой и крупным носом — вышел и бросился открывать дверь. Они не обязаны это делать — но теперь всегда открывают двери, увидев её. Удобно.

Точнее, иногда удобно, иногда наоборот: долго и неловко. Но Алису всегда тянуло горько смеяться в такие моменты; вот что она получила, став собой нынешней. Великое сокровище — таксисты открывают ей двери, продавцы и официанты пытаются познакомиться.

Красота — что это вообще такое? Чудовище с семью головами и десятью рогами. С чашей, полной скверны блудодейства её.

Когда-то она не считала себя красивой.

— В переулок Оскара Уайльда, правильно, мисс? — пропыхтел Адам, глядя на неё в зеркало заднего вида. Глядя — с нотками восхищённо-голодной жадности. Алиса слишком привыкла к этому взгляду, чтобы его замечать.

Дело ведь не в том, как она выглядит. Даже не в том, как себя ведёт. Дело только в тёмном облаке, окутывающем её; в бездонной воронке, которую не видят люди.

От Адама пахло дешёвым стиральным порошком, по?том и похотью. Она вежливо кивнула.

— Да, пожалуйста.

Он завёл мотор, и мимо поплыли озарённые фонарями фасады Королевского проспекта. В густом жёлтом свете тонули барельефы и балкончики, вывески супермаркетов, кафе и салонов красоты. Откинувшись на спинку сиденья, Алиса достала наушники...

— Ох и снега навалило, мисс, скажите?! Не проехать!

...и убрала их обратно.

— Да уж. Погода странная.

— И пассажиры странные! — Адам коротко хохотнул. — До Вас вёз двух африканцев — с макияжем да в перьях, тьфу, смотреть тошно! Чучела. — (Он вполголоса выругался). — Простите. Вёз в Эдем. А они за поездку платить отказываются, представляете?! Отменили — якобы случайно — и говорят: нет, не будем платить. А я их уже почти довёз! Ну, высадил. Уже слышал про них, они вроде не первый раз таким промышляют.

— Может, они Вас не поняли? — засомневалась Алиса, машинально изобразив сочувствие. Лучше не задумываться о том, что могло двум чёрным трансвеститам понадобиться в таком глухом спальном районе, как Эдем. Ехали работать по заказу? — Языковой барьер...

— Э, нет, всё они поняли! О, да вон они стоят, видите?! Два клоуна!

Действительно — на тротуаре хмуро мёрзли два африканца, одетых во что-то странное и цветастое. Проехав мимо, Адам хмыкнул с удовлетворением победителя.

— А я им уже отзыв отрицательный написал — их теперь вообще никто не возьмёт, шарамыг. И правильно!.. Вот знаете, мисс, я каждый раз, как приезжаю в Гранд-Вавилон на заработки, с какой-нибудь подобной ерундой сталкиваюсь. Не поверите — каждый-каждый раз!

— А Вы не отсюда? — вежливо уточнила Алиса. Даниэль снова записал ей голосовое сообщение. И ещё одно. И ещё. Неужели и правда так нервничает? С чего вдруг?.. Судя по внешности и искусной непринуждённости в диалоге, такие встречи должны случаться у него нередко. Да что там — хоть каждый вечер.

Правда, некоторым людям даже тысяча встреч подряд не поможет расслабиться. Разве сама она раньше не была такой же?

Может, и была; может, нет. Я не помню. Ничего не помню.

— Не-ет! — весело протянул Адам, сворачивая в заснеженное сияние Западного проспекта. — Я издалека, а сюда к сыну в гости приезжаю. Он тут живёт. Айтишник.

— И даже в гостях работаете?

— Так а чего время терять?! Я, знаете, привык работать. Я же военный в отставке, полковник, — вдруг признался он. — Прошёл пару заварух — ну, сами понимаете, каких. Тяжело место найти после такого, никому мы особо не нужны. Сиди, по идее, да сиди дома, проедай пенсию — а я не хочу. Руки-ноги есть, машина есть — так чего бы и не потрудиться?

— Достойно, — оценила она, подбавив в голос восхищённой бархатистой мягкости. Адам просиял. — Номер ещё у Вас такой интересный, конечно...

— Хороший номер! — (Он хмыкнул, останавливаясь у перехода. Дворники остервенело оттирали лобовое стекло от снежных потёков. За белым пуховым занавесом скользил поток пешеходов — девушка с фиолетовыми волосами и накладными эльфийскими ушками, парень с гитарой за спиной, угрюмый бомж, похожий на Иуду с картины Караваджо. Типичная гранд-вавилонская толпа; а за ней — нежно-лиловый фасад с балкончиками, башенками и барельефами в виде ангелов и роз). — Самое то, чтобы отпугивать всяких там, знаете!.. Если ситуация какая-то проблемная — ну, копы или ещё что, — бывало, подъедешь, они увидят номер и сразу ну махать: езжай, езжай побыстрее, людей не расстраивай! Лишь бы спровадить, мне же лучше. А вот в Турции когда работал, например — там всем наплевать.

— Мусульмане, — кивнула Алиса. — Для них 666 не имеет такого значения.

— То-то и оно! Всё от культуры зависит... А Вы, наверное, учитель или журналист, мисс? — (Адам ещё раз жадно взглянул на неё в зеркало). — Манера говорить у Вас больно образованная.

— Переводчик.

— А где работаете?..

Они болтали всю дорогу — Адам явно уже забыл о своих неблагонадёжных пассажирах, Алиса просто купалась в лёгкой сюрреалистичности момента. Сообщения Даниэля были громко-яркими, эмоциональными — даже слишком эмоциональными, будто он репетировал выступление на сцене.

"Э-эх, стоя-ять вот теперь, жда-а-ать... КАК же я всё это не люблю, вот ЗНАЛА бы ты, ЗНАЛА бы!" — трагически восклицал он.

"Глупая привычка! И вот кто меня просил так рано выходить?!" — добавлял пару секунд спустя.

"Я, если что, короче, тут у выхода, где ступени, и... Ох, ну, надеюсь, ты меня найдёшь!"

"А тебе долго ещё?.."

"Слушай, да что за паника? Ничего плохого не случилось. Ты же не на час раньше пришёл, — успокаивающе написала Алиса, всё больше недоумевая. — Я уже почти на месте. Если хочешь, можешь пойти в пекарню и ждать там. Переулок Оскара Уайльда, дом 2".

В ответ Даниэль прислал обречённый стикер — голая кошка-сфинкс плакала, драматично упираясь лапой в стену.

"Чичас потеряюсь!"

Алиса улыбнулась, сражаясь с умилением. Да, это уже немного злит (потому что есть ведь онлайн-карты; да и вообще, где там теряться?..) — но умиления всё же больше.

Пока всё как она и думала — интересная, странная, ценная добыча. Непаханое поле для материнского инстинкта, ко всему прочему.

"Ну, тогда жди. Скоро буду. И зря ты так переживаешь, правда. Разве лучше было бы, если бы я раньше пришла и ждала?"

Мягкая подкалывающая провокация. Но нет — в своей панике Даниэль был непреклонен.

— Нет! Все должны приходить вовремя! — сурово, подчёркнуто низким тембром записал он. Оперный певец распевается; судья готовится зачитать приговор. До чего сильный, выразительный голос. Ему бы выступать на сцене, а не... Где он там работает? Кажется, что-то скучно-офисное.

"Минута в минуту? — смеясь, уточнила Алиса. — Но так не бывает. Мы же не в математической абстракции живём. И люди — не роботы".

— А жаль! — энергично воскликнул Даниэль в ответном голосовом. — Я хотел бы стать роботом. Эмоции и страсти только мешают. Протоколы! Нашим поведением должны управлять про-то-ко-лы — тогда бы не было проблем!

Голос по-лисьи виляет в весёлом балагурстве — но откуда же тогда ощущение, что он вполне всерьёз? Выходя из такси и прощаясь с полковником в отставке, Алиса чувствовала, что ещё больше заинтригована.

Снег вихрился и сверкал перед узкими кокетливыми фасадами — розовым, жёлтым, тёмно-рыжим; разница их оттенков размывалась темнотой и тусклым светом фонарей. Возле метро, как всегда, было шумно. Мальчишка-мигрант трогательно пел что-то, отдалённо напоминающее рождественский псалом, торговали вязаными носками, шалями, сувенирами и горячей выпечкой. Трое пьяниц громко выясняли отношения у круглосуточной забегаловки. Дворник с каменно-невозмутимым лицом сгребал снег лопатой. Идти, перемешивая ногами рыхлую кашу, было сложновато. Алиса вдохнула тяжёлую, густо-жирную смесь образов и запахов. Вон та девушка на ломаном английском рассказывает приятельнице-иностранке, что "that guy behaved... you know, he behaved just like my dad". Краснолицый толстяк хватается за сердце, чувствуя невнятную боль, и с досадой думает, что сегодня хорошо бы обойтись без алкоголя. Усталая женщина-психиатр курит после работы, напитавшись чужой болью, и звонит в салон красоты, чтобы записаться на маникюр.

Истории, истории, невыносимая тяжесть города. С каждым днём она всё острее чувствовала его глубокое нервное дыхание, его надсадный пульс. С каждым днём — с тех пор, как время потеряло смысл.

Новое сообщение, и ещё одно — снова. Не Даниэль; Алиса смахнула уведомления, едва удостоив их взглядом. Один из её "рабов" по переписке. Многие мальчики, сломленные одиночеством или просто влекомые любопытством и банальной похотью, падают в волны Интернета в поисках доминирования от более взрослой дамы. Это давно не было для неё чем-то новым — и давно наскучило. Бесчисленные наследники персонажа, которого она когда-то называла Полем-младшим — и который канул в забвение. Бабочки-однодневки. Всё одно и то же — одни и те же слова, задания и приказы, звонки и фотографии, скучные неумелые встречи (до них доходит редко — мальчикам слишком страшно переходить от виртуальных мечтаний к реальности). Она уже давно не испытывала к таким ситуациям никакого интереса — и развивала их просто фоном, будто включая приглушённую приятно-безликую музыку.