Космариха - кошмариха

Тогда многие офицеры, наблюдавшие за ходом разведки боем, докладывают в вышестоящий штаб, что в результате спланированной и успешно-проведенной ими операции, захвачен пункт "В". После этого, они идут в блиндаж дожидаться благодарности начальства, пить водку и лапать безропотных связисток.

Настоящие боевые офицеры ведут себя несколько иначе. Они просят огневой поддержки, перебрасывают в пункт "В" подкрепление и стремятся развить достигнутый успех или, хотя бы удержать захваченный пункт "В".

Вот такая это гадость — разведка боем, которую поручили остаткам нашей роты. И спасибо нашему ротному, настоящему правильному командиру. Он не стал от нас ничего скрывать. Рассказал, что мы должны выдвинуться по дороге, которая идет в тылу нашего правого фланга, обойти противника, а в случае удачи — найти удобную для техники переправу в нижнем течении Доброго и отсигналиться двумя ракетами красного дыма. Рассказал ротный, что нет никаких сведений, о том, что доведется нам встретить. Предупредил, чтобы не лезли напрасно на рожон, смотрели под ноги, помогали друг другу в бою, стремились выжить, но в первую очередь старались вскрыть систему обороны противника, а если повезет, то прорвать ее, захватить переправу и создать плацдарм на левом берегу Доброго.

Мы и пошли. Строем. Впереди и по бокам — боевые дозоры. В центре — все остальные. Топаем по дороге, стараясь не греметь котелками, оружием и не сильно топать сапогами да ботинками. В общем, идем крадучись. Словно на подходе к токующему глухарю. Шли — шли и остановились.

Смотрим — лежат перед нами останки бойцов наших. Лежат в валенках, в шинелях, масхалатах. Дураку ясно, что сошлись они здесь с немцами да и полегли. Как полегли полгода назад, так и валяются.

Перешагивая через раздербаненное тело одного из красноармейцев, поднял я измызганный конверт, торчащий из разорванного кармана его гимнастерки, отправленный с родного Урала, Мустафе Гафурову. Землячек, стало быть лежит.

— Извини земляк, нет времени тебя землицей присыпать. У нас приказ: "Вперёд". Рассредоточились мы в цепь, винтовочки с предохранителей сняли, запалы в гранаты запихнули и пошли тихонечко вперед.

Круг шестой: "ГАНС ФОГЕЛЬ" (Пулемётчик, фельдфебель)

Мы привыкли к спокойной обстановке. Большие бои гремели справа и в нескольких километрах впереди нас. Там воевали и умирали наши камрады, а мы дышали благословенно-чистым воздухом, наслаждались покоем, пили воду из чистого родника, обнаруженного в низине, и добросовестно несли службу по охране вверенного нам флангового рубежа отсечения.

Райское благополучие нарушил крик соек — русских лесных птиц, которые так же, как и деревенские сороки, предупреждают своим криком, что кто-то идет.. Пару минут спустя, в полукилометре впереди от нас закружилась пара больших черных воронов. Любят эти птицы следить за своей будущей добычей, двигающейся навстречу смерти.

Через одиннадцать минут осторожно продвигаясь вперед, из мелколесья на отрывистый берег лощины вышла цепь русских солдат и начала спускаться вниз. Прекрасно. Я навел свой пулемет на врагов и нажал спуск.

Прекрасно работает мой пулемет. Уверенно и эффективно. Вот и с флангов поддержали меня мои камрады — пулемётчики.

Те русские, которым не досталось наших пуль, рванулись вперед, но гибли в результате взрывов "Шпринг-минен" или мин — лягушек, как их называют русские. Хорошая штука прыгающая мина! Приведенная в действие, она сначала подпрыгивает вверх и только потом взрывается,выбрасывая в разные стороны триста шесть смертоностных свинцовых картечин и выводя из строя вражеских солдат.

Русские начали отступать, карабкаясь на берег лощины, а я, мой пулемет и пулемёты моих камрадов выцеливали спины карабкающихся по склону врагов и убивали, неторопливо, спокойно, словно на учебных стрельбах. Тела убитых скатывались к основанию склона.

Круг седьмой. "ЛЕЙТЕНАНТ ИВАНОВ" (Командир стрелковой роты. Неполных 20 лет)

ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ!!! СВОЛОЧЬ!!! Так бездарно и глупо погубить своих солдат! Под трибунал меня за это, расстрелять меня мало. Эти пожилые дядьки доверились мне как командиру, а я сопляк завел их под пулемёты и на мины.

Господи! Сколько людей угробил! СВОЛОЧЬ!

— Красноармеец Кайсин, ко мне!

— Всё видел?

— Не ранен?

— Хорошо.

— Доставишь донесение в штаб.

— Вот сейчас только нарисую то, куда мы попали. А ты отнесешь. Ну и на словах добавишь, расскажешь что видел, только не сгущай краски и не приукрашивай. Расскажешь все как есть!

— Идите, красноармеец Кайсин!

Круг восьмой: "ЛОЩИНА СМЕРТИ"

К родному окопу ноги всегда быстрее несут, только время тянется дольше. В общем, пока дошел я обратным путем до батальона своего, сотню раз прокрутил в голове, как за каких-то несколько минут не стало нашей роты. А еще, отгоняя худшие мысли, я думал о том, что означал пистолетный выстрел, раздавшийся за моей спиной, когда я уходил с донесением? Неужели ротный себя порешил? Ведь мальчишка еще. Ему жить да жить, а тут такая ответственность и такая беда...

Думал я и о том, как написать в родную Удмуртию, в наш Дондыкар о том, что погибли мои земляки. Писать всем их родным не хватит ни времени ни бумаги. — Если доживу до завтра, напишу жене, а уж там супружница сама решит, кому и как передать горестную весть...

Передал я комбату записку от ротного. Решил комбат, пока немцы не очухались, пробить дыру в их обороне. Выделил вторую роту, усилил её остатками пулемётного взвода, добавил трёх сапёров и отравил всё это войско к злосчастной лощине.

Подошли мы к лощине. Увидел я нашего ротного. Упал бедолага вниз со склона и лежит вместе со своей ротой внизу. А в голове дырка от пули. Похоронить его нельзя. Немцы не позволят.

Не высовываясь в зону поражения, подползли мы и скатились в траншею на гребне берега лощины. Поблагодарили мысленно, за траншею, братьев по оружию, выдолбивших её в мёрзлой землице и с зимы валяющихся за нашими спинами,

Начали немцы нас минами закидывать. Отсиделись мы на дне траншеи. Кому-то не повезло, но большинство уцелело. Только звон в ушах и тошнота от сгоревшего тола. Раненных перевязали. Объяснил ротный-два, что кому и когда делать и подготовились мы к атаке.

Молодцы оказались пулемётчики! Плохим солдатам такие серьёзные машины не доверяли. В общем, вдарили они из своих Максимов и Дегтярей. Садили пулемётчики, не жалея патронов по засеченным пулемётным гнёздам, по минометным окопам и траншеям с пехотой. А там и наш черед наступил. Пошли мы через лощину. Сначала вниз, чуть ли не кубарем, потом через бурьян, до безымянного ручейка, а от ручейка к немецкому окопу, тем путем, где мина под товарищем взорвалась.

— Вот такая была система разминирования проходов...

Ручеек нам здорово помешал. Незаметный такой с виду. Не широкий — полшага всего и воды на полсапога, но сходу не перепрыгнуть. Течет ручеек в глубоком русле с обрывистыми берегами. Вот в том ручейке мы время и потеряли. Пока спустились, пока выбрались — немец в себя пришел и начал палить из всех стволов и калибров.

Паренек со мной рядом бежал. Петькой звали. Маленький, худенький. В общем, дитё горькое. Увязался за мной и всё кричал: "Ну гады, ну гады!". Наскочил он на мину. Головенку ему оторвало, бросило на дорогу перед немецким окопом.

А потом и меня минометкой шарахнуло. Уцелела при взрыве моя задница, ноги уцелели. А вот голову, грудь, живот развеяло по лощине. Но я не очень-то расстроился. Все это быстро случилось и главное, что поясной карманчик на брюках уцелел. Отлетел вместе с ногами в сторону. А в том карманчике записка упакованная в смертный эбонитовый пенальчик. Многие бойцы свои записки на самокрутки пустили, по причине отсутствия бумаги. А я сохранил. Там все обо мне и о моей семье указано, в соответствии с требованиями. Найдут записку и сообщат семье, что не в плен я сдался, а погиб, выполняя воинский долг.

Круг девятый: "КОНЕЦ ГАНСА ФОГЕЛЯ"

Мы выполнили свой долг. Я чист перед камрадами, фюрером и немецким народом. Эта лощина надолго останется в памяти тех, кто сумеет её перейти. Сколько могли, мы сдерживали русских. Мы, это три пулемётных, три минометных расчета и два отделения пехотинцев. Мы, своим оружием и заблаговременно-выставленными минами убили в этой лощине не меньше сотни русских. Хорошую работенку подкинули мы русской похоронной команде.

— Интересно, а нас похоронят наши или русские?

— Или мы так и останемся валяться на земле, как еда для черных воронов и для одичавших собак?

— Я достоин лежать под монументом на центральной площади немецкого города. Я погиб как герой. Я до последнего патрона стрелял в русских, а когда мой пулемет замолчал, я не бросил его. Я отступал от лощины с пулеметом в руках, пока меня не догнал какой-то русский. Я услышал и почувствовал, как в мою спину воткнулся штык, порвал мышцы, прошел между ребер и разорвав сердце, вылез из груди. А русские пошли дальше, на юг, по нашим телам и по своей земле, свобождая её от нас.

Р.S.

По неофициальным данным, в боях за две соседние ржевские деревни: Космариха и Дешевки, погибло около шести тысяч красноармейцев, командиров и политработников Красной Армии.