Начало пути

Я захохотал:

— Вот осёл безрогий... Иди кору грызи! Трава ещё слишком молодая!

Страха перед травоядным я не испытывал и с улыбкой принялся сворачивать лагерь. Собрался в путь и помахал лосю рукой, ведь тот так и не сошёл с места. Стоял и наблюдал за мной, наверное, готовясь дать решительный отпор.

— Медведя на вас нет! — выкрикнул я напоследок.

Холодное весеннее солнце спешило скрыться за кронами деревьев, поэтому шёл я недолго. Сделал остановку на ночь у опушки леса в паре километров от холма. Соорудил убежище, наварил ячменной каши и перемешал с мёдом. Но понежиться и расслабиться в теплоте у костра не удалось. Знакомое протяжное мычание, которое я слышал днём, поплыло над окрестностями. Лось мычал отчаянно, надрывно. Его голос резко затих и я вскочил, предположив, что где-то там, с другой стороны холма, на тупоголовых травоядных стаей налетели хищники.

Я прислушивался к звукам природы довольно-таки долго, но кроме тревожного щебета птиц в тёмных кронах ничего не слышал. Подумал было забраться на дерево и пересидеть ночь, но затем отверг эту идею и устроил двойное огненное полукольцо у самой опушки. Костры пылали всю ночь, но страх так и не смогли разогнать. Я не сомкнул глаз до самого рассвета. Лишь когда горизонт окрасился оранжевым, показывая, что на километры в округе нет ни души, подкормил костры и позволил себе погрузиться в недолгий сон.

В полдень я сделал очередную зарубку на палочке, которую прикрепил к ножнам, где хранился острый нож.

— Седьмой день в пути, — вздохнул я. — И сколько их ещё впереди, непонятно.

Пока я машинально переставлял ноги, голову плотно оккупировала Дейдра. Вернее мысли о ней и тех, кто её сопровождает. Все трое, вероятно, уже покинули лагерь. Давно ушли, и Феилин, наверное, ведёт их через чащу. Он говорил, что до Валензона две декады через лес пробираться, а значит к конечной цели они, как и я, придут нескоро. Я очень переживал за людей, которые стали мне близки. Но всё же мне удалось успокоить самого себя. Феилин был отличным охотником. Для него лес — дом родной. В лесу он не потеряется. Сможет не только себя прокормить, но и попутчиц. А благодаря перстню, они, я надеюсь, прокормят себя сами, когда укроются за стенами города. Даже несмотря на то, что ранее утверждали, будто Валензон — клоака. Золото в этом мире ценилось куда больше, чем в моём. Это я уже давно понял. Так что даже в той клоаке, продав или обменяв золотой перстень, они смогут позволить многое. По крайней мере, хотя бы кров и безопасность. Не может быть, чтобы в городе, которым управляет королевский отпрыск, главенствовал хаос. Должно же там присутствовать хоть какое-то подобие порядка. Старейшина Элестин говорил, что Валензон — второй по величине город Астризии. И утверждал, что за городскими стенами всё ещё соблюдается старый уклад жизни. По крайней мере соблюдался, когда он там был последний раз.

При воспоминании о хитром старике мне стало не по себе. Пробираясь через лес, я раздумывал и пришёл к выводу, что всё же принял правильное решение, отправив Дейдру, Мелею и Феилина в путь. Если бы они остались в лагере и он что-то заподозрил — всё стало бы совсем скверно. Рано или поздно он бы обязательно обо всём догадался. Да даже скорее рано, чем поздно. И точно не стал бы дожидаться моего возвращения. Что-то бы да предпринял. Он обладал и авторитетом, и силой убеждения. Мог подчинить словом кого угодно. Особенно этих забитых людей, которые безгранично ему доверяли. Так что идея покинуть лагерь — совсем неплохая. Под присмотром молодого охотника им будет безопаснее там, где никто не знает кто они такие. По крайней мере, безопаснее, чем в лагере.

* * *

Я опять шёл весь короткий световой день. Останавливался, подставлял бородатую морду солнцу, впитывал тепло и прислушивался к своим ощущениям. Ни голод, ни жажда меня не беспокоили. Я очень внимательно слушал советы Феилина и многому научился у него. Легко находил молодые родники в лесу или же топил снег, который брал из мест, куда, видимо, никогда не ступала нога человека. Из еды оставались с десяток жёстких полос вяленого медвежьего мяса, три жирные копчёные рыбины, несколько горстей перловой крупы и сухие травы, которые добавят организму энергии, если бросить их в закипевшую воду. Хлеб закончился, удачная охота случилась лишь однажды, но я не беспокоился. Если припрёт, я могу не есть несколько суток — проверено опытным путём. Мне обязательно хватит сил на обратную дорогу.

Я переночевал в лесу, а в середине следующего дня увидел перекосившуюся избушку, когда вышел на поляну, сплошь покрытую нетронутой молодой травкой. Я облегчённо выдохнул, вспомнив свои сны, засмеялся и закричал обрадованно. Перепугал до ужаса каких-то травоядных зверьков, которые спешили воспользоваться возможностью и жадно поедали молодой зелёный ковёр под ногами. Они низко пригибались к земле, словно старались раствориться, и я не сразу их разглядел. Поэтому, когда несколько десятков зверьков в панике бросились в разные стороны, перепугался и сам.

Зверьки с серо-зеленой шкуркой напоминали барсуков, но были поменьше размером и куда шустрее. Чтобы прийти в себя и утихомирить накатившую панику, мне понадобилось всего пара секунд. Но и это время они не потратили зря. Так что когда я чертыхнулся и выхватил из-за спины лук, их и след простыл. Я даже не успел определиться с первой целью.

Я немного погоревал о том, что остался без свежего мяса, пересёк полянку и, со всей предосторожностью, принялся изучать покосившуюся на левый бок избушку.

Дверь отсутствовала и я без проблем рассмотрел абсолютную пустоту внутри. Грязную пустоту. Классическая скатная крыша прохудилась, а вместо пола было грязное месиво. В дальних углах всё ещё лежал нерастаявший снег и брёвна там подгнили куда сильнее. Подсвечивая щитом, я осторожно забрался внутрь, дотянулся рукой до потолка и ощутил влажную древесину.

— Чую, изба эта развалится скоро, — пробормотал я. — Как она такую снежную зиму пережила?

Я обошёл избушку и обнаружил сложенные штабелем дрова. Но они насквозь прогнили и я понял, что люди здесь не появлялись очень-очень давно.

— Дровосеки, может быть, обитали, — я пожал плечами и принялся смотреть по сторонам. Но никаких поваленных деревьев и пеньков в округе не обнаружил. — А может и нет. Может это избушке без курьих ножек больше сотни зим. Кто знает...

Я нарубил дров и занёс их внутрь. Разжёг огонь и крайне осторожно продымил всё жилище. Дал дровам полностью выгореть, чтобы они подсушили грязь, разбил длинной палкой на угли и позволил остыть. Затем очень долго гнул спину, причёсывая полянку. Собрал несколько охапок молодой травы и разбросал на затухшие угли. Результат меня устроил. Я развёл небольшой костёр в углу, растопил снег и отмыл руки от грязи. А затем сидел на тёплой шкуре и варил кашу в глиняном горшочке. С опаской поглядывал на низкий потолок и просил его продержаться хотя бы ещё одну ночь. Но ночь прошла спокойно и к середине следующего короткого, но очень тёплого дня я, наконец-то, вышел к столь знакомой мелкой речушке. Вышел с противоположного берега. Отогнал нахлынувшую было ностальгию и облегчённо выдохнул, понимая, что практически достиг цели. Достал карту и угольком, который носил в кармане, прочертил небольшую чёрточку. Я отмечал путь с самого начала и осторожно рисовал ориентиры. Лес на грубо сработанной карте выглядел сплошным, но я внёс кое-какие коррективы. Хоть масштаб этой карты для меня оставался загадкой, я уже точно знал, что не потеряюсь. Что не заплутаю. Благодаря не только ренелару, не только памяти, но и карте, смогу отыскать дорогу обратно.

Я остановился у берега, опустил пальцы в воду и вздрогнул — вода была ледяной.

— Здорово, блин, — пробурчал я. — Мне же перебраться надо.

До противоположного берега было не больше десяти метров. Но и это чересчур много. В такой холодной воде, при таком течении я моментально околею. Форсировать реку придётся голышом, чтобы, не дай Боже, не намочить одежду. А затем очень быстро развести огонь и согреться. Но я был не уверен, что мне это удастся.

Я направился вверх по течению, выискивая место поуже, и очень быстро отыскал подходящее. Ширина реки не превышала пяти метров. Но радостно закричал я не по этой причине. Я увидел место, где когда-то впервые вкусил речной рыбки. Заметил срезанные деревья, лежанку из хвои, которую так и не уничтожила зима. А затем увидел небольшой обрыв у берега, с которого прыгнул в реку, спасаясь от лупоглазых тварей. Оттуда я отправил в недолгий полёт Уилсона, а потом сиганул сам. И прекрасно знал, в какую сторону двигаться дальше.

Больше я не испытывал сомнений, а потому под тёплым весенним солнцем принялся торопливо раздеваться.

— Ух-х-х! Ну и дубарь! — моментально застучал я зубами. — Печёт вроде, а холодина жуткая. Не прогрелся ещё воздух, не прогрелся...

Я разделся полностью, собрал одежду в узелок, аккуратно запаковал глиняный горшочек и высмотрел самое узкое место. По-молодецки размахнулся и отправил на другую сторону сначала рюкзак, а потом узелок с одеждой. Пять метров — это совсем не расстояние, а потому вещи совершили удачную посадку.

Приплясывая у берега, я ещё с минуту не мог решиться зайти в ледяную воду. Пальцы на ногах посинели, пока я топтался, а всё остальное до смешного сморщилось. В итоге, пришлось строить из себя прыгуна. На одеревеневших ногах я разогнался как смог и оттолкнулся от берега. Но не долетел. Погрузился в воду, а течение подхватило меня моментально. Я запищал, как барышня, увидевшая мышь, почувствовал, как заколотилось сердце, и принялся работать руками. Горячий воздух вылетел из лёгких и я в два мощных гребка достиг зоны, где доставал ногами дна. Стуча зубами, выбрался на берег и кинулся к вещам. Растёр тело медвежьей шкурой, обмотал ступни тряпками и еле попал ногами в кроссовки. Напялил тёплую куртку, а затем, ругаясь громче чем сапожник, угодивший молотком по пальцу, бегал у берега и размахивал руками. Разгонял кровь по жилам и высматривал более-менее сухие деревья.

— Вот так переправа, — приговаривал я, торопливо заготавливая дрова. — Чуть не отморозил все важные места.

Я быстро развёл костёр, с головой укутался в шкуру и стоял над огнём, пока полностью не пришёл в себя. А когда напился отвара из глиняного горшочка, почувствовал себя превосходно. Неизвестные травки Мелеи бодрили куда лучше, чем чай или кофе.

Ночь я провёл прямо у берега. Набил брюхо и заснул при помощи наркотических листьев, едва только насытился. Для следующего дня мне были нужны все силы. Я прекрасно помнил дорогу и знал, что уже завтра достигну искомого места. Но затем мне предстояла отвратительная и бесчеловечная работа — откопать погибшего бедолагу. Правда сантименты меня мало волновали. Меня волновало, как долго я буду его выкапывать и что, в итоге, получу. Что такое он скрывает? Что именно даёт его метка? Почему он закончил свой путь так бесславно? И выяснить это я смогу, только соединив на ладонях метки.

Часть 3. Глава 2. Нежданные гости.

На следующее утро я тщательно затушил огонь, осмотрелся и сделал очередную зарубку на палочке. Десятые сутки в пути. Сегодня всё завершится так или иначе, и я немедленно отправлюсь обратно.

Я закинул рюкзак на плечи, поправил лук на спине, колчан на поясе и взял в охапку шкуру. Затем прислушался к самому себе и ощутил абсолютное спокойствие. Я был уверен, что делаю именно то, что обязан делать. Двигаюсь туда, куда должен двигаться. И там меня ждут ответы.

* * *

Крутого подъёма с редкими хвойными деревьями я достиг, когда солнце начало нещадно припекать. Я снял подбитую мехом куртку, оставшись в пропотевшей рубахе, и принялся взбираться. Грязь уже подсохла и двигаться стало намного легче. Я помогал себе палкой, которую срубил утром, и часто делал паузы, чтобы сориентироваться. Нашёл знакомую проплешину в этот раз не благодаря жуткому запаху, а благодаря памяти. Я вспомнил, как стоял у дерева на этой возвышенности и блевал. Затем осмотрелся и увидел покосившуюся острогу, которую не повалила на землю даже суровая зима.

— Ну хоть корни не пустила, — я принялся осторожно спускаться.

От холмика не осталось ни следа. Место, где я захоронил бедолагу, сравнялось, а молодая зелёная трава скрыла все следы. Я понюхал весенний воздух, но он оставался свеж и чист. Ничего не напоминало о том, что здесь произошло летом.

Я сбросил на землю рюкзак, шкуру и отвязал лопатку. Ещё раз подумал над тем, что же я такое вытворяю, и встряхнул головой. Это необходимо! Мне это нужно! Джон Казинс пожертвовал своей жизнью ради этого момента. Только благодаря его жертве, я понял, в каком направлении надо двигаться. Я просто обязан это сделать.

Отбросив все сомнения, я снял пропотевшую рубаху, подставил удивительно жаркому солнцу голую спину и вонзил лопату в землю. Где-то на вершинах голых крон закричали птицы, видимо, выражая общее возмущение моими действиями. Но я не стал их слушать. Копал как настоящий солдат — от забора до обеда. Работал лопатой, потел и ежесекундно принюхивался. Но воздух не спешил смердеть. И только когда солнце, достигнув пика, сделало первый шаг к горизонту, я ощутил этот смрад. Закашлялся, как чахоточный, и инстинктивно зажал нос.

— Твою же ж мать, — выругался я, удивляясь тому, что смог удержать желудок под контролем. Принялся дышать ртом и отчаянно боролся с головокружением.

Через несколько слишком долгих и отвратительно вонючих минут показались ноги скелета. Кости не сгнили окончательно, но всё равно неприятное зрелище заставило меня скривиться. Я попытался представить, что я — археолог, проводящий важные исторические раскопки, и попробовал философски относиться к происходящему. Но получалось плохо. Чувство, что я поступаю мерзко, не покидало меня.

— Извини, но это просто необходимо, — пробормотал я, смотря на кости. Затем принялся осторожно работать лопаткой, счищая грязь. Обнаружил нетронутую кисть с растопыренными омертвевшими пальцами и вся брезгливость моментально улетучилась. Я торопливо счистил землю с ладони и убедился, что метка на месте. — Всё же я не ошибся, — тихо прошептал я и несколько мгновений сидел, словно в ступоре. Не мог себя заставить прикоснуться к метке. Долгий десятидневный путь был завершён и я стоял в шаге от того, чтобы узнать, к чему, в итоге, он привёл.

Я машинально вытер левую руку о штаны и осторожно прикоснулся ладонью к ладони погибшего. Они словно примагнитились и я, собравшись с духом, потянул её на себя. С первого раза не смог совладать с весом, но продолжил попытки. Однажды я уже проделал такую штуку и был полон решимости проделать ещё раз.

Яркий оранжевый свет на мгновение ослепил меня. Я не удержался и вскрикнул. Затем стиснул зубы и потянул сильнее. Ладони отдалялись друг от друга, а свет становился всё ярче. Я зажмурился, но продолжал тянуть. Я должен был это сделать во что бы то ни стало.

Когда лес вздрогнул от грохота, словно в небе взорвалась бомба в несколько мегатонн в тротиловом эквиваленте, я нашёл в себе силы открыть глаза. Увидел крошечный — размером с ноготь мизинца — оранжевый шарик, левитирующий между ладонями, и крепко сжал зубы, приготовив себя к той боли, которая меня ждала.