Tertium non datur. Ненормальность.

— Доброе утро, Нана, — кивнула женщина, смерив меня коронным пристальным взглядом. Судя по всему, он был из разряда неодобрительных, потому что не повезло попасть на глаза, будучи одетой не в стандартную форму для воспитанниц интерната, а нечто простое и неофициальное: черные джинсы с тонкой цепью, на которой болтались брелки в виде красного яблока, посеребренного черепа и маленького пистолета; высокие фиолетовые кеды были изрисованы различными подписями любимых музыкальных групп, — пришлось долго искать подобное подходящего размера за приемлемую цену, и в результате была потрачена едва ли не вся стипендия, выдаваемая старшекурсникам, но, как мне кажется, это того стоило; черный же пиджак, выполненный в стиле старинного кителя, которые можно увидеть в учебнике по мировой истории, прикрывал единственный официальный предмет гардероба — белоснежную блузку без единого цветочного узора, которые меня порядком раздражают. А еще я проигнорировала косые взгляды одногруппниц и некоторых девушек с параллельных курсов, и этим утром провела несколько долгих минут, сооружая прическу из длинных волос, которые, к счастью — или, в данном случае, к сожалению, — никогда не завивались. Хотелось избавиться от этой повседневной круговерти, — возможно, некто, написавший о том, что история повторяется по спирали, оказался прав. В моем случае это происходит каждый день. Думаю, нет ничего удивительного в том, что мне пришло в голову немного пощекотать нервы презрительными взглядами преподавательниц и девушек, которые всегда считали меня немного странной.

— Выглядишь вполне здоровой, — проговорила мадам Амалия, наградив меня еще одним взглядом, который на этот раз было очень сложно прочитать. Нечто среднее между подозрительностью и облегчением, но я не была бы так уверена, потому что в ту же минуту классная дама обратилась лицом к кустам с неестественно алыми розами, высаженным под окнами интерната директором, большой любительницей всевозможных растений. Первое время, когда цветы только появились, многие боялись даже близко подходить к кустам, чтобы не навлечь на себя гнев ярой защитницы своих произведений, — однако, потом, спустя некоторое время, особо примерным ученицам было позволено ухаживать за цветами, а многим невоспитанным надлежало в качестве наказания подстригать кусты под присмотром самого директора. Мне доводилось получать такое задание единственный раз, и тогда больше недели пришлось проходить с перебинтованными руками, потому что шипы оказались несколько острее, чем можно было предположить. — Опасные цветы, — задумчиво протянула Амалия, словно озвучивая мои мысли. — Настолько опасные, насколько и красивые... Правда ведь, Нана?

— Что, простите?..

— С розами стоит быть осторожным, — сказала Омарил, заводя руки за спину. — Никогда не знаешь, какой они могут преподнести сюрприз. Лепестки кажутся тонкими и нежными — а в следующую секунду тебе приходится избавляться от острых шипов, вонзившихся в кожу. И наблюдать за тем, как алые капли крови окропляют лепестки, которые словно насыщаются крупицами извлеченной из тебя жизни...

Мне стало неуютно под этим пристальным взглядом, — даже исключая неестественный цвет глаз, окружающая обстановка казалась картонной и неприятной. Все эти веселящиеся девчушки, совершенно не переживающие по поводу того, что буквально через несколько дней одна из них может стать прокаженной обществом. Слишком теплую погоду, которую я вполне способна перенести, но только не сейчас, — воротник пиджака неприятно натирает кожу на затылке, а пряди волос постоянно лезут в лицо. И стопка с книгами кажется тяжелой, как никогда.

— Юной леди следует идти по пути алой розы, чтобы не утонуть в боли...

Оставив меня в полнейшем замешательстве, мадам Амалия неспешно направилась в сторону главного входа, величественно кивая на приветственные оклики воспитанниц. Мои пальцы до побелевших костяшек сжали учебники, и пришлось приложить немало усилий, чтобы не прокусить нижнюю губу, — бросив взгляд на злосчастные кусты с розами, с трудом удержалась от того, чтобы не сбежать отсюда как можно дальше. Непонятный холодок пробежал по спине, словно и не было высокой температуры воздуха да предупреждений синоптиков относительно жарких выходных....идти по пути алой розы, чтобы не утонуть в боли...

В тот момент я и не предполагала, насколько правдивыми окажутся ее слова...

... Классная дама несколько раз пересчитала присутствующих воспитанниц и снова сверилась со списком проходящих поверку крови. Директор предоставила его только сегодня утром, — таким образом, группа проверяемых оказалась несколько больше, чем предполагали вначале, и достаточно шумной, потому что большую часть составляли младшекурсницы. Я входила в число совершеннолетних воспитанниц, которым предстояло после проверки крови отправиться во взрослую жизнь, предварительно получив ключи от маленькой квартиры на окраине города и банковскую карточку с небольшой суммой денег. Ради такого случая нам было позволено одеться не в форму, а в праздничные наряды, — несмотря на атмосферу праздника, я чувствовала неприятный холодок в груди, когда представляла процесс проверки, и поэтому не думала над тем, что одену перед отъездом из интерната. Простые джинсы и неимоверно длинная майка с эмблемой любимой группы, открывающая одно плечо, чтобы не было чересчур жарко, — многие девушки брезгливо косились в мою сторону, всем своим видом выражая непонимание и желание поскорее избавиться от сомнительного общества. Я притворялась, что не замечаю всех этих взглядов, и прислушивалась ко всем словам Амалии, которая была назначена нашей сопровождающей. С самого утра в интернат прибыли несколько офицеров полиции, — они говорили, что это для безопасности воспитанниц, но я была уверена, что это приказ правительства. Политики явно опасались новых вспышек агрессии, и стандартная процедура, назначенная раньше времени, была доказательством их страха перед зараженными людьми.

Этой ночью мне приснился сон. Очень страшный. Очередная проверка крови для меня оказалась настоящим кошмаром, потому что в самый ответственный момент, когда холодная игла только проникала под кожу, левую сторону моего лица обожгло нестерпимой болью. Я помнила, как пыталась справиться с увеличивающейся яростью, — и отчетливо помнила, как обхватила безликую голову доктора, проводящего процесс проверки, и принялась впитывать его личность. Наслаждалась страхом и отчаянием, поглощала мелькающие воспоминания, слушала слабеющее биение мечущегося сердца, — и после того, как иссушенное тело с тихим стуком свалилось под ноги, с легкой улыбкой на губах наблюдала за тем, как под потолок взвиваются черные, как смоль бабочки. Они кружились в неведомом танце, медленно сливались друг с другом и исчезали в воздухе, оставляя после себя пахнущую розами дымку.. Я помнила, что с каждой исчезнувшей бабочкой увеличивалась энергия в теле, и по истечении определенного времени, когда обувь приняла окончательный облик, принялась петь. Никогда прежде не слышав этой песни, прекрасно помнила медленный ритм, каждое слово и кульминацию этой песни, которая стала кульминацией моего сна.

И тогда я проснулась.

Определенно, это не было предупреждением, пыталась переубедить себя на протяжение всего утра. Пристально наблюдала за каждым собственным движением в зеркале, когда утром чистила зубы в компании с остальными девушками. Старалась не погружаться в размышления во время построения у главного входа, чтобы не выглядеть окончательно помешанной на странностях. И чувствовала на себе подозрительный взгляд мадам Амелии, которая мгновенно отворачивалась, стоило повернуть голову в ее направлении.

— Пожалуйста, ведите себя прилично, — поджав губы, попросила классная дама, едва заказанный администрацией школы автобус остановился перед главным входом больницы. Я нервно выдохнула сквозь плотно сжатые зубы и побрела вслед за одногруппницами, которых, кажется, не волновало, что через несколько минут — а, может, и больше, судя по количеству человек, — им под кожу будут загонять иголку, выкачивать кровь и задавать каверзные вопросы в кабинете психолога. Видимо, осознание полнейшей свободы было сильнее страха перед мучительной процедурой. Или я просто чересчур мнительна.

В любом случае, никто не любит больничные, сверкающие чистотой, коридоры, — и я также думаю, что никому не понравится, когда заставляют нервничать и ожидать, когда из кабинета выглянет медсестра, окинет всех чуть пренебрежительным взглядом и произнесет одно из имен в списке, чтобы потом втайне усмехаться над побледневшей девушкой или девочкой. В своде правил хорошо прописаны манеры поведения медицинского персонала, но это также относится и к остальным гражданам и служащим, — однако, никто не мешает выражать как положительные, так и негативные эмоции глазами. Я научилась превосходно читать людей, и поэтому была неприятно удивлена, когда под неприязнь медсестры попала мадам Амалия, которая, как и следовало ожидать, ничем не показала своего раздражения. Однако, когда она на мгновение повернулась в сторону медсестры, чтобы встретить из кабинета очередную жертву проверки, меня словно саму окатило ледяной волной. Взгляд, полный холодного презрения, буквально пригвождал к месту, и я поспешила отвернуться, сделав вид, что читаю плакат о вреде курения. Нервозность достигла наивысшего предела, когда через несколько секунд неожиданно прозвучало мое имя.

— Нана Ли, прошу пройти Вас в кабинет, — сконфуженно пробормотала медсестра. Я вновь почувствовала на себе пристальный взгляд Амалии и вспомнила ночной кошмар. Не очень высокий уровень настроения снизился окончательно, миновав отрицательную отметку. Пытаясь справиться с нервами, мешающими вдохнуть пропитанный запахом медикаментов воздух, направилась к процедурной, осторожно переступая через ноги воспитанниц. Словно окружающий мир не хочет, чтобы я переступала порог кабинета, мелькнула мысль в тот момент, когда медсестра подхватила меня под локоть, — уверена, мысленно она проклинала нас всех последними словами, потому что обеденное время давно подошло, и большинство ее знакомых уже давно отправились в столовую, чтобы перекусить.

Уже перед самым входом я повернула голову в сторону мадам Амелии, — и вздрогнула, наткнувшись на ее пристальный и выжидающий взгляд. Она словно знала о неизвестном, том, что ожидает за этой неприметной дверью с именной табличкой. Дурочка, отругала саму себя. Конечно же, .она знает о том, что будет происходить за этой дверью, потому что сама много раз проходила данную процедуру. Слишком мнительна. Нужно думать лишь о том, что через несколько часов стану единственной и полноправной владелицей однокомнатной квартирки на окраине города, буду предоставлена сама себе, и никакой распорядок дня не помешает перекусить сладостями или отправиться на прогулку, когда вздумается. Нужно не зацикливаться на том, что не имеет такого уж сильного значения, и подумать о долгожданном освобождении от сплетен однокурсниц и запретов преподавательниц.

— Прошу, входите, — сказала медсестра, положив холодную ладонь, которую ощутила даже через ткань майки, мне на спину. Или же это были мурашки страха и предчувствия. Я мысленно помотала головой и шагнула вперед, в процедурный кабинет.

В нос ударил запах йода, дезинфицирующего раствора и спирта, сопровождающих все процедурные кабинеты, и меня слегка затошнило. Желание сбежать отсюда стало больше, и даже коленки, как ни прискорбно это признавать, затряслись, когда в глаза бросился столик с необходимыми инструментами. Рядом стояла узкая кушетка, накрытая рваной пленкой, на которой отчетливо были видны пятна крови. Их явно пытались оттереть много раз, но ничего не вышло, и размытые пятна так и остались пугать пациентов своей желтизной. Тошнота усиливалась с каждой секундой, и в голове пронеслась мысль, что Амалия явно удивится, когда ей сообщат, что такая примерная и элегантная, с точки зрения преподавателя этики, ученица растеряет свой скудный завтрак, как только ей покажут небольшой шприц с иглой, сверкающей на фоне распахнутого окна.

— Присаживайтесь, — тихо, но твердо попросил доктор, — невысокий пожилой человечек, который мог бы напомнить веселого старичка, приходящего в Новый год с подарками к послушным детям. Конечно, если избавиться от слишком белоснежного халата и слишком пронзительного взгляда, которым меня одарили, стоило только переступить порог кабинета. Его морщинистые пальцы перебирали инструменты, а кустистые брови сошлись на переносице, когда я осторожно присела на краешек кушетки, борясь с тошнотой. — У Вас в последние дни были неожиданные приливы раздражения или немотивированной злости по отношению к окружающим? — без лишних предисловий бросил он, направляясь к стеклянному шкафчику, на полках которого теснились всевозможные бутыли с прозрачным и не только веществами. Как только доктор откупорил один стеклянный флакон, мне с трудом удалось сдержать рвотные позывы, потому что запах спирта это не то, что можно назвать ароматным. Я попыталась держать себя в руках, отвечая на бессмысленные вопросы, которые действительно раздражали, но это не то, что можно было выражать во время проверки крови на опасное вещество. Поэтому я старательно отвечала на озвучиваемые вопросы и пыталась справиться с леденящим душу страхом. Оглядывая маленький кабинет, вспоминала свой сон и начинала бояться еще больше, хотя, вроде бы, не было никаких причин или возможностей, доказывающих, что все может произойти в реальности.

Однако, я была настолько беспечна, что позволила себе в тот момент поверить в свои же собственные убеждения...

Как только ледяная игла прикоснулась к тонкой коже на сгибе локтя, я машинально прикрыла его дрожащей ладонью. Никогда не переваривала данную процедуру еще и потому, что ко мне прикасался посторонний человек, пусть и косвенно. Я не любила близкие контакты, и иногда это становилось причиной насмешек среди ровесниц, которые предпочитали вести себя более раскованно.

— Будет Вам, девушка, — пробормотал вымученно доктор. Видимо, за сегодняшнее утро ему пришлось повидать немало истеричек, и мне перехотелось входить в их число. Стыдно вести себя, как маленькая зашуганная девочка, проговорила мысленно, пытаясь успокоить не только себя, но и старичка, у которого от перенапряжения заметно тряслись пальцы. Вдруг не попадет в вену, или того хуже — проколет ее...

— Простите, — досадливо бросила, убирая ладонь и отворачивая голову, чтобы не видеть этого зрелища. Мимолетная боль — и несколько секунд ожидания, пока достаточное количество крови не наберется в узкую трубочку, приделанную к игле. Оставалось только подождать, когда он сцедит все в маленькую колбочку и поставит в специальный аппарат, напоминающий микроволновую печь. Эти машины были придуманы несколько лет назад, чтобы облегчить врачам процедуру проверки и сделать ее наиболее быстрой. Так, по крайнее мере, говорили представители администрации, — на самом деле, им было необходимо выявить как можно больше зараженных людей, чтобы избежать демонстраций разозленных людей и вовремя лишить их посторонних эмоций. Я не знала, использовалась ли для этого лоботомия или же какие-либо препараты, но прошедшие извлечение граждане становились чересчур спокойными, словно никогда не испытывали эмоций.