| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Время шло, разговор не складывался. Если я что-то спрашивал, Валерка отвечал односложно. Скорей даже не отвечал, а прямо таки отгавкивался. Наверно не выспался.
Ну тебя, — думаю, — в жопу! — обиделся в общем.
К десяти начало припекать. Мы не сговаривась, сняли рубашки, стали по одному бегать на водопой. Музыке что? Ни клят, ни мят, в чистеньком помещении — таскай себе, да таскай!
— Тесно у вас, — сказал атаман. — Деревья раскачиваются, а пузо не чувствует ветерка. И вообще, школа какая-то маленькая, не то, что у нас!
— Так вон, — говорю, — за дорогой, много ещё чё...
— Всё равно тесновато!
Тут уже он попал не под то настроение:
Падла ты, думаю, патриот недоделанный! Всё у него априори считается лучшим. И хата, в которой живёт, и баян. Даже школа, в которую ходит. А главное, втирает кому? Как будто я там, во дворе, светильники не развешивал! И шпильку ему:
— А вчерашний Лосяш, что на пляже до тебя прискипался, это что, твой одноклассник?
— Наш, — помрачнев, ответил Валерка. — С Витькой моим до четвёртого класса за одной партой сидел, потом рядом с Надюхой (это наша двоюродная сестра), сейчас вот, со мной. Блудов он, а ни какой не Лосяшин. Редкостное говно! — вырвалось из него. — То в друзья набивался, руку за полметра протягивал. А как старший брат в ПТУ поступил, как будто его подменили. По поводу и без повода возникает. То локтем залез на его половину, то портфель у меня не такой, мешает пройти. Шагу без драки не ступишь. Ладно бы один на один, но не с кодлой, не каждый же день?
Короче, завёлся. Стал вспоминать былые обиды, отягощавшие душу несказанным бременем. Где-то, может, чутка сбрехнул. Ладно Лосяш, у него и по роже видно, что падла ещё та. А другие друзья-товарищи? Нешто они так оскотинились, что не помнят дуэльного
Кодекса: "двое в драку, а третий — в сраку"? И потом, Валерка ещё допризывник, а ровесников этого Блудова скоро в армию призовут, по габаритам почти мужик. Есть ли смысл подключать "шестёрок", чтоб начистить хайло какому-то пацану? Сам что ли не управится?
Не стал я лажать атамана своими предположениями. Работал, в полуха слушал и — честно скажу — радовался. Как хорошо, что в первой школе есть этот самый Блудов, из-за которого мой товарищ не водится с одноклассниками. Не убегает галасвета, чтоб резаться с ними в дыр-дыр, а на своём краю возится с малышнёй. Если бы не Лосяш, насколько бедней было бы моё детство!
...На букве "О" примчался Григорьев, страдающий, как всегда, хроническим недержанием рук. Буром попёр:
— Принесите мне пару газет! Юрий Иванович приказал!
Послал я его к Таньке. Та тоже послала:
— В учительскую сходи. Здесь у меня всё по датам подшито.
Витька сразу на гонор осиротел:
— Санёк, выручай!
— А сам?
— Скажешь тоже! Я как туда захожу, все слова забываю. Руки становятся холоднючими, а по спине пот. Будь другом, сходи! А я тут пока за тебя...
— Да сходи ты, — скривился Валерка. — Этот уже не отстанет.
Это точно, Витька порой надоедливей яндекс браузера!
В коридорах гуляло долгое эхо. Перестук деревянной швабры, грохот отодвигаемой мебели, отдаленные голоса слились в единый всепроникающий гул. Под свежепобеленым потолком подрагивали лампочки без плафонов.
Учительская у нас это дальняя дверь направо. Не успел я в неё постучать, как она распахнулась и навстречу мне вышла моложавая тётка с встречным вопросом под накрашенными бровями: что, мол, тебе?
Знакомая тётка, тысячу раз её видел, а имя и отчество? — хоть убей! Наверно она в нашем классе не преподавала.
Пришлось изворачиваться. Я сделал тупое лицо, и на голубом глазу:
— Юрий Иваныч прислал. За газетами!
— Зайди, — даже не улыбнулась она. — Я подожду.
Нужный номер "Комсомольца Кубани" так примелькался, что я его мог опознать по фрагменту любой страницы. На столе, в общей куче, его, как назло, не было. Пришлось удовольствоваться тем, что осталось — жиденькой стопкой разномастных газет.
— Всё? — лаконично спросила тётка, нетерпеливо позвякивая связкой ключей.
Я угукнул в ответ и вдруг... под вешалкой, на полу, наткнулся глазами на Витькину рожу, размноженную офсетной печатью. Её попирали с обеих сторон мамкины чехословацкие туфельки. Вот я обрадовался! А газета считай что пропала. Тем ведь, под вешалкой, больше всего натоптано. Куда её, всю в извёстке? — ни в архив, ни в Медвежьегорск. Ладно, Витёк разберётся. Главное, "шоб було".
Ремонт грязное дело. На только что вымытом техничкой полу опять проступили известковые полосы. Тётка шевелила копытами, стараясь на них не ступать. У меня получалось хуже, потому что короче шаг. Кто это может быть? — попутно гадал я. — Завуч? Да нет, не похоже, та у нас крашеной блондинкой была. Наверное, всё-таки, учительница немецкого языка. А больше и некому.
— Наконец-то! — обрадовался Валерка. — Тут скоро ступить будет некуда. Бышара совсем озверел: тащит и тащит, а этот... ему бы "Цыганочку" танцевать... все пальцы поотбивал. Ох, чувствую, они без меня там накрасят!
"Этот", который Григорьев, шеей краснел, но больше никак не выказывал своё отношение к отповеди. Даже "Цыганочку" схавал, а может, просто не въехал, что это намёк на его "недержание плеч". Свалил с видимым облегчением. Даже не стал спрашивать, есть ли среди газет, которые я принёс, то, ради чего он, собственно говоря, и пришёл.
К обеду подул ветерок. Полупрозрачная тучка застила солнце. Работать стало чуть легче. Мишка окучивал Льва Толстого, а мы с атаманом ещё не "прохлопали" Алексея, когда подошёл дед.
— Шабашим! — сказал. — Руки моем, и по домам. После обеда можно не приходить. Мы с Иванычем сами управимся.
Руки мыть — это в мастерской. Пошли мы полюбопытствовать, что там "мелочь пузатая" без нас наработала. На удивление, знатно. Даже Валерка сказал, что пойдёть. Ещё б не пойдёть! Столешницы чёрные, сиденья и боковины коричневые, без пропусков и жирных полос. Шляпки гвоздей не просвечиваются. И колер подобран под цвет школьной формы, которую носят девчата из младших классов.
Оттирать керосином, правда, пришлось всех кроме Григорьева. Какую конкретно работу он выполнял, я лично не видел, но тоже, говорят, красил. Более того — хорошо! Его даже Юрий Иванович похвалил: "Пятёрка, — сказал, — тебе по трудам обеспечена!"
Так и отличником станет.
Премировал я его добытой газетой. За угол отвёл:
— На, — говорю, — спрячь. Немножко надорвана, но пойдёт, в подшивке была.
А он, падла, нос воротит:
— Мог бы и осторожней!
Сплюнул я ему под ноги.
— Ну, — говорю, — раз ты такой привередливый, добудь хоть одну газету, чтобы целой была. Без этого, "Санёк, помоги!". Тебе, блин, говно, да ещё и ложкой, иждевенец хренов!
Как он обиделся насчёт иждевенца! Вспомнил ещё наверно как я над "Цыганочкой" ржал. И меня припекло, до трясуна в кулаках: ходишь за Витькой как за младенцем — и никакой благодарности.
Жаль, что подраться не дали. Валерка нагрянул на повышенные тона, за уши растащил.
— Степан Александрович что говорил? Это вам от его имени!
Надавал сракачей: мне коленом как своему (играть же сегодня), а Витьке с носка по левому полужопию. Тот и замахал крыльями — ходко, во весь размах. Думал, газетку выкинет по пути, нет, спрятал за пазуху.
Так жалко его стало: вспомнилось вдруг, как в морге пиджак на него надевал: кости трещат, а я пру! Кто ж тогда знал, что согласно погребальной науке, пиджак полосуют на две половины по заднему шву, а место разреза прячется под покойника?
Уже пацаны переоделись, уже и насчёт футбола договорились (в пять, чтобы не по жаре), а я всё стою, ком в горле не проглочу:
Падла ты, думаю, какой он тебе иждевенец?! Незванно пришёл, в меру сил помог. А ты...
— Айда? — утвердительным тоном спросил атаман и хлопнул меня по плечу.
— Дела у меня, — отнекался я, — с мамкой надо насчёт одного вопроса поговорить.
* * *
Дед меня не дождался, и мамку я не нашёл. Вернулся домой, а она уже пообедала, рыскает по сумкам и чемоданам: "Куда же она запропостилась?" Хлебал я "квасолевый суп", смотрел на это дело, смотрел — конкретики никакошенькой. Не удержался, сказал:
— А ты у меня спроси. Я ж у тебя американский шпион, спрячь под язык — найду.
И тут же её осенило:
— Сыночка, справка! — и кулачок у груди, будто бы молит о чуде. — Справка о том, что однокомнатную квартиру я государству сдала. Маленькая такая, на тетрадном листке. Подписана ГОРОНО. Я её из сумки не доставала.
Бабушка в тему:
— Может, случайно залез?
— Как?! — возмутился я. — Вы ж за столом эту справку из рук в руки передавали! Думали да решали, в какую организацию с ней лучше всего идти: райсовпроф, или сразу к Хворостяному (это наш председатель горисполкома).
— Точно! — сказал дед. — Хворостяного я предложил.
— А потом? — перебила мамка. — Куда я её положила потом?
Не стал я напоминать перепитии того разговора, а сразу назвал точные координаты:
— Тынянов, последний том. Ты говорила, что там не помнётся.
В общем, отыскалась пропажа. Меня обозвали "американским шпионом" и отпустили гулять. Как всегда, "только не долго".
Сказал, кстати, мамке насчёт газеты. Та как всегда:
— Это ещё зачем?
— Там Витьки Григорьева фотография.
— Чья? — переспросила она, но сразу исправилась. — Хорошо, если никто не выбросит, принесу...
Валерка скучал на скамейке возле своей калитки. Прихлопнул ладонью пространство рядом с собой — садись, мол. И с места в карьер:
— Ну?
— Что, — говорю, — "ну"? Тяжеловато будет. Технически они на голову выше нас: стеночки, то да сё. Зато мы здоровей. С утра и до темноты гонять на поляне в дыр-дыр, да ещё и по нашей жарюке — это тебе не пара часов тренировки в спортивной секции. Быстро язык на бок, а если водички переберёшь — вообще караул! Значит, будем беречь свои силы, а их изводить.
— Как? — Рука атамана замерла... шорк! Он небрежно поймал муху и уточнил. — Как изводить?
— Да так: не бежать как дурак на чужие ворота, чтоб задницей или носом мяч затолкать. А издали колотить, метров с пятнадцати-двадцати. Да хоть со своей половины. Забил — хорошо, промазал — тоже неплохо: не тебе за мячом бежать. Играем на время?
— До десяти. Три угловых — пеналь...
Осторожно, по сантиметру, Валерка разжал ладонь, выцепил между пальцев всё ещё жужжащую муху и стал обрывать крылья, чтобы скормить муравьям. Потом уточнил:
— Кто первым десяток забьёт — тот выиграл.
— Значит, задача на первые полчаса — много не пропустить.
Атаман призадумался. А муха сопротивлялась. Липла к земле, тащила обидчиков от норы. Но набежавший "спецназ" не оставил ей ни единого шанса. Подняли и, можно сказать, на руках затащили в отверстие, отгороженное по кругу валом из комочков земли. На этом последнем аккорде Валерка встряхнул ладонями, "прохлопал" одну о другую, прежде чем вытереть об штаны:
— Я против! Не люблю в защите сидеть. Узнат кто, засмеют: каких-то Музык зассал...
Упёрся. Пришлось убеждать:
— А кто говорил, что в защите? Когда Музыки атакуют, мы с тобой медленно отступаем и в районе своих ворот пытаемся отнять мяч. Им так дольше бежать...
В общем, уболтал. Атаман согласился даже на то, что в начале игры главной ударной силой у нас будет Сасик: во-первых, такого фортеля они не ждут, а во-вторых, с его-то стартовой скоростью, он любого из Музык в два счёта обставит.
— Ладно, — сказал, — спробуем, но если ничего не получится, будем играть по моему плану. Просрём так просрём.
* * *
Где-то в полпятого мы подошли к школе. С площадкой ничего не срослось: девчонки играли в классики. Старшеклассницы, как прогнать? Одна с Журавлём ходит, к другой подбивает клинья сам Лёха Дон. Любая словечко шепнёт, подсрачником не отделаешься.
Отыскали поляну на отшибе у школьного сада. Там в прошлом году росла кукуруза. Есть кое-где бугорки, десяток будыльев, но в целом сравнительно ровно.
Капитаны команд размечали ворота. В дворовом футболе они небольшие: ровно пять Валеркиных кедов, между двумя камнями. Быш их перезамерял своими ступнями. Это на тот случай, если мяч попадёт в "штангу" и сколько нибудь, сдвинет её. Всё, в общем, по чесноку.
Игра началась с инцедента. Первым касанием, Быш ковырнул мяч, чтоб обыграться с кем-то из близнецов, а он ударился в кочку и отскочил Сашке в коленку, а от неё уже — в центр музыкальных ворот. И началось:
— Гол не считается. "Кабы б не горбына", не было б ничего!
Валерка:
— Вы чё, на одном поле играете, а мы на другом?!
Орали пока не охрипли. Мы так, для проформы, а Быш потому, что остро воспринимает несправедливость. Он в итоге и выгавкал: не засчитали, ноль-ноль на табло.
И надо ж такому случиться, в одной из ответных атак, Валерка уже, в ту горбыну попал. Естественно, мяч изменил направление и чиркнул по штанге с другой стороны.
Мы сразу:
— Тут должен быть гол!
Мишка тык-мык... аргументов-то маловато! И сам предложил Сасиков гол засчитать, а на тот, что Валерка сейчас чуть не забил, конкретно забить.
Так и стала горбына легитимным участником матча реванша в нейтральном, так сказать, статусе, а Быш получил новое прозвище.
Вдобавок к тому игра у него не пошла. Видно ж со стороны. Стал психовать, покрикивать на бышат, два пеналя не забил. И стеночка не помогла. Он обыграется, выскочит на свободное место, а я его там встречаю в момент приёма мяча. Два раза из трёх перхватывал — и верхом, с подкруткой, через головы всех игроков. Им ещё надо притормозить-развернуться, а Сасик уже на товсь. Да как стартанёт по прямой!
В общем, мы их, как говорил Быш, "одной левой". Наванговала бы Ванга счёт десять-три — я б не поверил. Тем не менее, факт есть факт.
Последнюю плюху Валерка с пеналя закатил. Не придерёшься, по правилам: с пяти шагов от ворот, стоя спиной, пяточкой. Вернее, не так. Он подошвой на мяч наступил, потом наклонился, поглядел между ног, как в перекрестье прицела, и пустил его мимо горбыны аккурат в уголок...
Победу мы встретили "Маршем кубинских революционеров". Повернулись к Музыкам, и в три горла:
— Просрали, тарада-да-та-там-парам!
Быш не дослушал. Склонил бестолковку — и прямиком через сад, чтобы нас стороной обойти. Овцы за ним...
Зашёл я к нему на обратном пути, хоть и торопился на ужин:
— Доски для сарая нужны?
Смотрит бирюком, но ответил. Верней, процедил сквозь зубы:
— Я же тебе говорил.
— Двадцатка пойдёт?
— А то!
— Зови пахана.
Тот вышел, за цену спросил, да всё удивлялся что "в долг, пока Мишка не насобирает".
Рассказал я приезжим людям о круговороте досок в природе, а на пути к нам, показал на конкретном примере, как добывается лес. В луже напротив смолы плавал один экземпляр. Другой, со следами протектора, был вытащен из воды, но сломан посередине (водитель наверно наехал, сдавая назад). И это ещё не всё: дальше, под нашим орехом, валялись четыре клёпки.
— Разумеешь? — сказал я Бышу. — После каждой тренировки сюда. Можно и до. Суббота и воскресение выходной. Лесовозы не ездят.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
