— Но то, что произошло в Сиддармарке... это совсем другая история, Уиллим. Должно быть, кто-то очень высокопоставленный в правительстве республики предупредил чарисийцев. И хотя я полностью осведомлен обо всех дипломатических тонкостях, которые мешают Замсину выступить прямо и возложить на Грейгора ответственность, у меня не возникает особых вопросов относительно того, кто несет ответственность. Даже если он сам не отдавал конкретный приказ — а я бы не поставил кружку пива на такую возможность! — это должен был быть кто-то очень близкий к нему, и нет никаких признаков того, что он даже отдаленно близок к установлению личности преступника, не говоря уже о его наказании. Такого рода коварная гниль, та, что прячется за фасадом лояльности и почтения, смертельно опасна. Предоставленная самой себе, прячущаяся в тени, инфекция будет только становиться все более и более коррумпированной, пока мы не окажемся со второй, или третьей, или даже четвертой "Церковью Чариса" на руках.
— Понимаю, ваша светлость, — пробормотал Рейно, когда великий инквизитор снова сделал паузу. И адъютант действительно начинал понимать. Если бы "виновник", о котором идет речь, был найден где угодно, кроме как во внутренних кругах правительства Сиддармарка, Клинтан просто не беспокоился бы о какой-либо будущей "гнили". Он бы потребовал голову того, кто это сделал. К сожалению, слишком сильно давить на Сиддармарк в это конкретное время было... противопоказано. Последнее, чего хотела Церковь, — это устроить брак между пикинерами Сиддармарка и флотом Кэйлеба из Чариса.
— К сожалению, — продолжил Клинтан, как будто он читал мысли Рейно (возможность чего адъютант не был готов исключить полностью), — если Грейгор не может — или не хочет — идентифицировать ответственную сторону, мы очень мало что можем с этим поделать извне. По крайней мере, пока.
— Я так понимаю из только что сказанного вами, вы работаете над тем, чтобы изменить это, ваша светлость?
Тон Рейно был просто вежливо-любопытным, и Клинтан фыркнул хрюкающим смехом, когда адъютант изящно изогнул брови.
— На самом деле, да, — признал он, — и тот факт, что Сиддармарк так упорно придерживается своих "республиканских" традиций, является частью моего мышления.
— В самом деле, ваша светлость? — На этот раз Рейно склонил голову набок и скрестил ноги, ожидая объяснений великого инквизитора.
— Одна из вещей, которая делает Грейгора таким чертовски упрямым и дерзким под этой маской благочестия и послушания, — это его вера в то, что голосующие граждане Сиддармарка поддерживают его политику. И, надо отдать должное Шан-вей, он в значительной степени был прав на этот счет. Это одно из соображений, которое помешало нам усилить давление на него так, как мы действительно должны были сделать давным-давно. Но я весьма сомневаюсь, что общественное мнение в Сиддармарке так же твердо единодушно в одобрении этого раскола Чариса, как может думать Грейгор. И если на самом деле его драгоценные избиратели не одобрят Чарис и то, что он готов делать за кулисами в поддержку раскольников, тогда подозреваю, что он изменит свою позицию.
— Для меня это звучит в высшей степени разумно, ваша светлость, — сказал Рейно, кивая головой. — Но как же нам... однако изменить общественное мнение в нашу пользу?
— В течение следующих нескольких дней, — сказал Клинтан немного уклончивым тоном, его глаза снова устремились к белому водовороту октябрьской метели, — несколько чарисийцев, захваченных при конфискации их судов, прибудут сюда, в Зион. На самом деле. они прибудут сюда, в сам Храм.
— В самом деле, ваша светлость?
— Действительно, — подтвердил Клинтан. — Они будут доставлены непосредственно в орден — тебе, Уиллим. — Глаза великого инквизитора оторвались от окон, внезапно впившись в Рейно. — Я не стал изо всех сил упоминать об их предстоящем прибытии канцлеру или генеральному казначею. Не вижу необходимости беспокоить их тем, что, в конце концов, является внутренним делом инквизиции. А ты?
— Очевидно, не в это время, ваша светлость, — ответил Рейно, и Клинтан снова тонко улыбнулся.
— Я тоже так думал, Уиллим. Что нам нужно сделать, так это... взять показания у этих чарисийцев. Конечно, Шан-вей — Мать Лжи. Без сомнения, она сделает все возможное, чтобы защитить этих еретиков, чтобы они не предали ее, раскрыв ее планы и извращения истинным детям Божьим. Но управление инквизиции знает, как сорвать маску с Шан-вей и раскрыть правду, скрывающуюся за ней. Это будет твоей задачей, Уиллим. Я хочу, чтобы ты лично отвечал за их допрос. Очень важно, чтобы они признались в том, что произошло на самом деле, признали свое преднамеренное провоцирование гражданских властей, которые просто пытались мирно выполнять указания Матери-Церкви и своих собственных светских властей. Мир должен ясно видеть, в чем заключается истинная кровавая вина, точно так же, как он должен узнать об извращенных практиках и богохульствах, которые приняла эта так называемая "Церковь Чариса" и стремится навязать всем детям Божьим во имя своей собственной темной госпожи. Мало того, что искупление собственных душ этих грешников зависит от их полного признания и раскаяния, но как только правда будет раскрыта, это окажет мощное влияние на "общественное мнение" повсюду ... даже в Сиддармарке.
Его глаза продолжали сверлить Рейно, и адъютант сделал глубокий, успокаивающий вдох. Великий инквизитор был прав относительно необходимости исповеди и покаяния, если душа, сбившаяся с пути архангелов, когда-либо обретет истинное искупление. А инквизиция привыкла к своим суровым, часто душераздирающим обязанностям. Он понимал, что истинная любовь к душе грешника иногда требует, чтобы с телом грешника обращались сурово. К сожалению, это правда, что часто бывает трудно проникнуть в эту крепость гордыни, высокомерия и неповиновения и снова вывести заблудшую душу, скрывающуюся в ней, обратно к очищающему свету Божьей любви. Но какой бы трудной ни была эта задача, инквизиция давно научилась ее выполнять.
— Как быстро вам нужно это сделать, ваша светлость? — спросил он через мгновение.
— Как можно скорее, но не сразу, — ответил Клинтан, пожав плечами. — Пока мои... коллеги не готовы действовать открыто, я сомневаюсь, что признание самой Шан-вей будет иметь большой вес для тех, кто уже готов поверить лжи раскольников. И, если быть до конца откровенным, я ожидаю, что, по крайней мере, Дючейрн собирается выразить всевозможные благочестивые оговорки и протесты при мысли о том, что в этом случае инквизиция делает то, что необходимо. Так что пока это нужно делать очень тихо. Сохраняй это в рамках ордена и будь уверен, что даже там ты полагаешься только на братьев, чья вера и верность, как мы знаем, заслуживают доверия. Мне нужно быть в состоянии представить это свидетельство, когда придет время, но в то же время нам не нужны какие-либо благонамеренные слабаки, которые не понимают, что в этом случае слишком много доброты было бы худшей жестокостью из всех, мешая и препятствуя нашим усилиям.
— Я, конечно, согласен с вами, ваша светлость, — сказал Рейно. — Однако у меня есть... тактическая оговорка, скажем так.
— Что за оговорка, Уиллим? — глаза Клинтана слегка сузились, но Рейно, казалось, не заметил этого, продолжая тем же спокойным, просто задумчивым тоном.
— Все, что вы только что сказали о контроле времени обнародования этих показаний, кажется мне совершенно обоснованным. Но мы с вами привыкли иметь дело с прагматичными, часто неприятными обязанностями и ответственностью, присущими попыткам вернуть павших для Лэнгхорна и Бога. Если — когда — мы получим признания отступников, некоторые люди будут удивляться, почему мы не обнародовали эти признания немедленно. Некоторые из этих вопросов будут совершенно искренними и законными, от людей, не входящих в управление инквизиции, которые просто не понимают, что иногда спасение грешника — это только первый шаг в борьбе с большим злом. Но найдутся и те, ваша светлость, кто воспользуется любой задержкой как возможностью дискредитировать все, что мы можем сказать. Они будут утверждать, что кающихся заставили, что их признаниям нельзя доверять.
— Без сомнения, ты прав, — согласился Клинтан. — На самом деле, та же самая мысль пришла мне в голову. Но почти сразу, как только я подумал об этом, то понял, что беспокоюсь напрасно.
— Это так, ваша светлость?
— Да, — кивнул Клинтан. — Не сомневаюсь, что как только тебе удастся довести этих людей до исповеди и покаяния, мы обнаружим, что многие извращения и мерзости "Церкви Чариса" еще хуже — в некоторых случаях ужасающе хуже — чем все, что мы могли бы разумно заподозрить отсюда. Несомненно, как скрупулезный хранитель истины, каким я тебя всегда знал, ты будешь настаивать на том, чтобы подтвердить как можно больше этих возмутительных утверждений, прежде чем обнародовать их. Никогда не следовало бы предполагать такие шокирующие возможности, если бы на самом деле позже выяснилось, что еретики солгали вам. Так что, очевидно, пока у нас не будет этого подтверждения, мы не сможем оправдать представление наших выводов совету викариев ... или гражданам Сиддармарка, которые ошибочно полагают, что у Кэйлеба, Стейнейра и других должны быть по крайней мере какие-то веские основания на их стороне.
— Понимаю, ваша светлость, — сказал Рейно, и он понял мотивы.
— Хорошо, Уиллим. Превосходно! Я знал, что могу доверять твоему усердию и осмотрительности в этом вопросе.
— Можете, ваша светлость. Определенно. Полагаю, что единственный оставшийся у меня вопрос заключается в том, нужны ли вам отчеты о проделанной работе или нет.
— Думаю, на данный момент ничего написанного, — сказал Клинтан, немного подумав. — Письменные заметки имеют неприятную привычку вырываться из контекста, особенно людьми, которые предпочитают воспринимать их таким образом, чтобы они соответствовали их собственным целям. Держи меня в курсе, но устно. Когда придет время, я хочу привести как можно больше еретиков, которые исповедались. И, конечно, мне также понадобятся подробные, подписанные и засвидетельствованные письменные копии их признаний.
— Понимаю, ваша светлость. — Рейно встал и наклонился, чтобы еще раз поцеловать служебный перстень Клинтана. — При всем моем уважении, ваша светлость, думаю, возможно, мне следует вернуться в свой кабинет. Нужно провести некоторый отбор персонала и убедиться, что братья, которых я выбираю, полностью понимают ваши страхи и опасения.
— Считаю, что это выглядит отличной идеей, Уиллим, — сказал Клинтан, провожая архиепископа обратно к двери его покоев. — Действительно, отличная идея. И когда ты будешь делать свой выбор, помни, что Шан-вей хитра. Если в броне одного из твоих инквизиторов есть брешь, не сомневайся, она найдет ее и воспользуется ею. Эта ответственность слишком серьезна, потенциальные последствия слишком велики, чтобы позволить этому случиться. Будь уверен, что они полностью защищены доспехами Света и вооружены силой воли, целеустремленностью и верой, чтобы сделать то, что должно быть сделано, каким бы тяжким это ни казалось. Мы несем ответственность перед Богом, Уиллим. Нельзя допустить, чтобы одобрение или неодобрение простых смертных, подверженных ошибкам людей отвлекло нас от обязанности нести эту ужасную ответственность, чего бы она от нас ни требовала. Как учил Шулер и подтвердил сам Лэнгхорн, "Экстремизм в стремлении к благочестию никогда не может быть грехом".
— Да, ваша светлость, — тихо сказал Уиллим Рейно. — Я позабочусь о том, чтобы я — что все мы — помнили об этом в ближайшие дни.
НОЯБРЬ, Год Божий 892
.I.
Город Фирейд, пролив Фирейд, королевство Делфирак
По крайней мере, чарисийцы оказывали полную военную любезность своим поверженным врагам.
Эта мысль промелькнула в голове сэра Вика Лэйкира, когда он взбирался по крутым доскам на высоком борту корабля, а затем ступил через входной люк на палубу корабля их величеств "Дистройер". Боцманские дудки, которые болезненно и, по-видимому, бесконечно щебетали, пока он поднимался, благословенно замолчали, и молодой лейтенант с серьезным лицом, ожидавший его, чтобы встретить, коснулся правым кулаком левого плеча в формальном приветствии.
— Адмирал выражает свое почтение и просит вас присоединиться к нему в его дневной каюте, милорд, — сказал лейтенант.
Боже, как вежливо, — подумал Лэйкир, — остро ощущая пустоту там, где на боку должен был висеть его меч. Конечно, он не видел этот меч последние два дня. С тех пор, как он передал его старшему офицеру морской пехоты адмирала Рок-Пойнта.
— Спасибо, лейтенант, — сказал он вслух, и лейтенант наклонил свою светлую голову, затем повернулся, чтобы спуститься вниз.
Лэйкир старался не таращить глаза, когда они спускались с верхней палубы чарисийского корабля — "спардека", как они ее называли, — на орудийную палубу. КЕВ "Дистройер" был огромен, несомненно, самый большой корабль, на борту которого он когда-либо был, хотя по крайней мере один или два его спутника, стоявшие на якоре у того, что когда-то было набережной города Фирейд, выглядели еще больше, чем он. Что было еще более впечатляющим, чем его размеры, так это количество — и масса — его орудий. Короткие, кургузые "карронады" на спардеке были достаточно плохими; монстры, притаившиеся на орудийной палубе, были еще хуже. Их должно было быть не менее тридцати, и он уже видел разрушения, которые их тридцативосьмифунтовые ядра нанесли обороне порта.
Такой, какой она была, и что от нее осталось, — подумал Лэйкир.
Солнечный свет струился через открытые орудийные порты, освещая то, что обычно почти наверняка было мрачной пещерой. Или, возможно, не везде такой мрачной, — размышлял он, — когда лейтенант проходил через ярко освещенный прямоугольный круг света, струящегося через длинную узкую решетку главного люка спардека. Вокруг него витал слабый запах сгоревшего пороха, несмотря на тщательно вычищенную палубу, выскобленные переборки и парусиновые тенты, установленные для вентиляции корабля. Запах был едва заметен, витая в глубине его ноздрей, как будто он больше подозревал, чем испытывал на самом деле.
Или, возможно, это был запах более обычного дыма, — размышлял он. — В конце концов, над городом, который ему было поручено защищать, висело достаточно большое черное и плотное облако. Несмотря на то, что бриз дул в сторону берега, а не в сторону от него, запах горящего дерева сопровождал его на борту "Дистройера". Без сомнения, он цеплялся за складки его собственной форменной одежды.
Они подошли к закрытой двери в легкой переборке, которая, очевидно, предназначалась для демонтажа, когда корабль будет готов к бою. Морской пехотинец в форме стоял снаружи на страже с мушкетом со штыком, и лейтенант протянул руку мимо него, резко постучав в дверь костяшками пальцев.
— Да? — ответил низкий голос.
— Сэр Вик Лэйкир здесь, милорд, — сказал лейтенант.
— Тогда, пожалуйста, попроси его войти, Стивин, — ответил низкий голос.
— Конечно, милорд, — ответил лейтенант, затем открыл дверь и вежливо отступил в сторону.
