— А рукопашный бой, значит, выдавалось оружие, он вооружен, я не вооружен, у него карабин немецкий совершенно или автоматный, вот здесь, как говорится, решает все, как говорится, минуты и секунды, вот. Всякого рода вот наступаешь на ступню, бьешь по коленке, дикая конечно боль у этого человека, ну это были типа таких, знаете, не наших живых людей, а просто было, вот такая была подготовка. Чтобы безоружным, с одним ножом, можно справится с человеком и против ножа, захват и через плечо и тогда и тому. Мне это конечно, все в жизни когда то пригодилось, пригодилось...

— вопрос

— А с кортик, вот это кортик, эта память у меня войны, когда немцы пошли. А как пошли? Немцы пошли уже танками нас давить, и уже приказ был командующего зацепится, всеми силами зацепится на плацдарм, на этот плацдарм должны высаживаться основная группа войск, держались, немцы пошли. И я помню, никогда я не забуду, когда пошли танки, пошли танки, ну что делать, ближе к морю, я тоже поднялся, побежал от танка. Бегу, ну а он понимаете, ему не интересно, они знали, что высаживается, ему не интересно было, я или может быть не хватало понимаете угла среза, чтобы меня расстрелять, ему видимо, танкистам хотелось, очень хотелось меня раздавить и вот на счастье, сейчас даже перекрещусь, дай бой пехотинцу, который вырыл маленький окопчик и я прыгнул в этот окопчик и скочурился, как только мог. Танк подошел, вот так вот развернулся так и так и пошел дальше, я вытащил гранату противотанковую и кинул ему вслед, взрыв. Здесь я вас могу огорчить — после боя я нашел свою гранату, а случайным выстрелом этот танк был подбит, я так растерялся, что забыл запал поставить и бросил эту гранату, а это была не граната, это была чурка. Ну там, ой, Димыч, танк подбил! И когда я принес, я говорю, вот видите ребята, запал то у меня здесь в специальном карманчике были, конечно, какое то вот, именно может быть случай такой, что я вот остался жив. Вот эпизоды были. Эпизоды были, очень много были...

— вопрос

— Да, кортик. И когда пошла уже здесь, надо сказать, что не надо говорить, что немцы — это овечье какое то стадо, нет, если бы это было овечье стадо, они бы не гнали нас до Волги, до Сталинграда. Крепкие, сильные, мы там и языка брали, могу даже рассказать случай, как я чуть не попал вместо языка. Ну не знаю, случай это или нет. Во всяко случае, было так, что пошла, когда в рукопашную, здесь уже пошел, здесь уде пригодились навыки майора Орлова и вот это вот знание рукопашного боку, боя и пистолет выхватываешь и все. И короче говоря, вот этим кортиком немец должен был и эссесовцы, это эссесовский кортик должен был меня заколоть, я все-таки как-то вывернулся и из пистолета его хлопнул, кортик забрал и с эти кортиком прошел всю войну, этот кортик мои друзья привезли моей маме. Здесь очень хорошая, понимаете вот написано ... это честь и кровь, это понимаете, хорошо он входит, прекрасно, мне он нравился.

— вопрос

— В реальных, там столько было, когда сейчас говорят, что я столько то взял языков, столько то вывел из этого, я не знаю. Очень много было всех, ведь не разбираешься, в бою не разбираешься. Вот обычно, обычно в этих точках, где вот стоят танки огневые, туда посылали нас брать языков. Ну а как посылать? Ведь если по грамотному, вызывается моряки, слуховщик, который изучает, как проходят к такому то посту, когда смена и прочее, прочее. А здесь получилось таким порядком, довольно-таки интересным, позволю себе немножко рассказать, что вызывают нас и говорят, что срочно нужен язык. Язык, значит, наступление, язык — это человек, это офицер, желательно офицер, не с передовой желательно, чтобы за передовой, вот, туда подальше, но здесь вот выхода не было. Петя, я и Жора, надо сказать, что Жора у меня вот есть фотография, это донской казак сто сорок килограмм, я всегда боялся, что он если оглушит немца, так вы меня простите, мне нужен живой, а не мертвый. Мертвый фриц, тоже хороший фриц, но нам обычно надо было брать живых. Вот. И вот мы поползли, группа захвата есть и группа прикрытия. В группе захвата — три, четыре человека, в группе прикрытия около отделения не меньше. И вот подлезли, посмотрели, стоит танк, стоит, эта самая земляночка, вышел этот самый немец по малой нужде. Ну обычно как делаешь? Берешь хороший камушек, вот так вот, кинул в темноте, он гроу-у-у-у, уже как говорится, отвлекается небольшое внимание, ну и здесь его берешь, а если смотришь, что недостаточно нужный язык, то ждешь выходит другой. Не все же сидят и ждут, ну алле там, Хайнц, хау, авойс ... я немножко так это порубил немецкий язык их виль рау, ну он начинает там, ну второго, ну и выбираешь какого надо. И вот мы выбрали хорошего, хорошего немца — крепкий такой, здоровый, тащили его рыжие волосы и уже когда под обрыв мы решили его, как говорится, спускать — он вырвался и убежал, надо сказать, что когда немцы видят, что алярм, тревога, берут языка, то они стараются из всех огневых сил уничтожить не только нас, но и немца, пускаются ракеты, светло как это, и вот вы знаете бежит немец, а я за ним, он бежит — я за ним, я кинулся к нему, хватаю, прием, начинаю душить, а он меня вот так вот поднял и чешет, я думаю — ни черта себе, матроса привели, это вы знаете, я испугался и главное в эти моменты, причем прошла вся жизнь, как на киноленте и казалось, что, а дело в том, что нам было особое задание взять или возьмете или ревтрибунал, как всегда, тогда был командир бригады полковник Мурашев, вот. Ну и получилась простая вещь, что он бежит и я слышу Хы, хы, хы, хы такое знаете тяжесть, это Жора, мой Жора, который выручил меня — дал ему подножку и короче говоря, мы приволокли этого немца. А почему мы пошли без всякой подготовки? Потому что тоже пошли за немцем, ну и знаете это как говорится, не байки, а просто вот тюремные, тьфу тюремные, фронтовые понимаете такие. Сидим, ну не взяли языка не всегда так бывает, особенно без подготовки, причем надо брать тыловых немцев, нам эти с передовой они большого, как говорится, навара не дают, ну и мы сидим, слышим, вдруг идет, вдруг идут немцы, гыр, гыр, гыр, гыр, гыр, гыр, гыр, мы сидим, посмотрели, а это пленных ведут. Человек пять или шесть немцев. Ну и мы подозвали, ребят вы как, а он как сейчас помню мне говорит, а это, говорит, пленные, они, говорит, у нас уже, говорит, недели полторы, они, говорит, нам термосы носят, боеприпасы, мы их вместо ишаков, говорит, это, а сейчас говорит в штаб волокем. Куда ведете? На ту сторону чушков в штаб. Ну я и возьми, а вы нам вон того вон с шевронами не дадите? Да бери, но придешь к нам мы тебе и спиртику нальем мы разведчики. Ну я говорю, Жора обработай, Жора его обработал, как надо, порвал там, ну и привели. И давай рассказывать в штабе, как мы взяли языка, это конечно, ну и комбриг сразу, так Жора он любил выпить, говорит прозябли, сан рота придут разведчики дайте им спирта, ну мы значит воспользовались случаем получили спирт, сели, в это время бегут из штаба и говорят. Разведчиков всех в штаб. А Жорка и говорит, вот черт возьми, сейчас парни по ордену дадут. Я почувствовал что то такое не тем. Ну, оказывается наши не разобрались то, что мы там им подбрехали и на ту сторону переправили этого самого немца с шевронами, а тот и говорит я уже сдался у вас уже вон сколько. Ну и короче говоря, настолько комбриг рассвирепел, что сказал или ревтрибунал или сегодня идите брать, вот поэтому мне не смотря ни на что пришлось бежать за этим рыжим фрицем, который был значительно сильнее меня и который меня тащил. И вот мы привалили, и короче говоря, таким образом, вот брали.

— рабочие переговоры

— И вот, мы были конечно все в шоке, потому что нам предстояло прыгать на парашюте, а наш товарищ разбился так, что у него ноги, можно сказать, вошли, вот прилетел побледневший Орлов на виллисе, подошел, посмотрел, велел расстегнуть парашют, поскольку он был такой грузный, он, значит, примерил на себе, ему затянули и он сел на самолет и взлетел в воздух. Вы знаете, когда он на У-2 летел и оттуда вот он спрыгнул, сам командир, и парашют раскрылся, мне казалось, лучше бы я бы там был, ну он приземлился, подошел и сказал, ребята, виноват сам курсант, парашюты нормальные, не надо теряться. То есть своим примером, это редкий командир, своим примером он показал, именно своим примером, не на кого не свалил, не просматривали, а сам пошел на такой огромный риск. Надо сказать, что в войну, это могут подтвердить все фронтовики, абсолютно все фронтовики, командиров мы своих любили, то есть любили тех, которые заслуживали нашу любовь и мы их не называли комбриг, полковник, капитан первого ранга, мы их называли просто и ясно батя. Батя приказал, батя велел и вот таким образом, батя, если приказывал брать языка, мы полностью брали. Хочется еще рассказать об удали моряков. В Вуковаре, мы пересекли, значит, дорогу, которая шла на Будапешт и по которой должны были двигаться отступающие немецкие части. И вот среди наших была группа, которая пошла впереди, был рукопашный бой и потом, когда мы бросились туда на помощь своим, я, конечно, опешил. Сколько было ненависти к немцам, а сам он месхитинец, мы были у него в гостях, у его родных, они меня нашли через севастопольский, была рукопашная схватка и видимо такая, что у нашего морского пехотинца, сам он месхитинец, не было оружия и мы увидели, что рядом с ним лежал немец с перегрызенным горлом и весь рот и этот самый, то есть он даже без оружия старался загрызть немца. Вот как была, собственно говоря, любовь и отвага морских пехотинцев.

— вопрос

— Немцы бросали в решающий момент. Вот, когда надо было защитить батарею, вот когда я взял это, вот тогда бросали туда эссесовцев, вот. Но это были эссесовцы настоящие, нормальные, которых отбирали, под конец войны их было конечно все меньше и меньше, вот. Но, по жестокости, они смелые были, я ничего не могу сказать, я не могу ущемлять, если бы они были трусы, еще раз повторяю, они бы и нас не гнали. Это были смелые, крепкие ребята, вышколенные. Ну, как, будем говорить открыто, как наши, предположим, спецвойска и с ними было довольно-таки трудно бороться. Даже было так, особенно в Румынии, деремся, первую линию прорываем, немцы, румыны, потом румыны — это вообще, это не вояки, румыны, итальянцы — это, румыны "штирмы нежти нужти", это уже пустяки в беретах ходили. Одного видит моряка, сразу руки в гору, вот. А сзади значит стояли немцы, румыны сбиваем, немцы сбиваем, и как вы думаете, кого мы не можем сбить? Власовцы, вот русаки, когда то мама участница гражданской войны мне всегда говорила, Димочка страшное дело, когда русский дерется с русским, это я испытал на фронте. Власовцы хорошо дрались, вот. Ну, что еще можно сказать? Немцы тоже были разные, немцы были и которые бились до последнего, а были которые бьет, держит нас и когда обходишь к нему, берешь его — уже кричит Гитлер капут, руки поднимает, ну конечно он уже принимает смерть от меня. Ну это редкие были случаи, но были такте случаи.

— вопрос

— А на мысе Херсонес так, уже там же был еще аэродром. То есть мыс Херсонес — это тот мыс куда немцы загнали наших в сорок втором году, мы находили эти бляхи, мы находили ремни, куски тельняшки, где находили свою смерть очень многие моряки. Ну вот пишут в газетах, в частности и командующий приморской армией и члены военного совета и тот же адмирал Азаров, которые уходили, а очень много, все-таки остались, старались прорываться партизаны и были эти самые, аэродром там был, в частности герой Советского Союза Остряков, командир там, летчик был отменный надо сказать. И что еще хочется сказать, часть я видел, машина немецкая, поддатые немцы, лозунги немецкие, едут они, как говорится, ну мы их старались, как говорится, пресекать и тоже выбрасывали, держались они крепко, ну они рассчитывали, что подойдут корабли, корабли ихние не подходили, чтобы эвакуировать в Румынию. А после...

— вопрос

— Эссесовцы держались, они прекрасно понимали, много было добровольцев татар, которые воевали на стороне немцев. После победы полной, война кончилась, опять-таки не девятого мая, а двенадцатого мая под Севастополем, вот там есть музей и в Ленинграда, в Севастополе там так же есть фотографии моих друзей, меня, моих разведчиков, вот. Мы отошли на красу Базар, сейчас это город Белогорск, ну и после этого переформирования эшелоны и нас бросили за Одессу, уже форсировать Днестровский лиман. Ну собственно говоря...

— вопрос

— А среди партизан, как я попал. Я вот иногда просто удивляюсь, откуда. У меня есть благодарность Иосифа Броз Тито, который приезжал к нам, передал мне благодарность, потом я получил вот эту вот самую. Получилось так, нас высадили, мы шли с Нового сада и нас высадили на остров, Дунай в то время разлился, по какой причине не знаю, это было в начале декабря сорок четвертого года и со мной же высаживалась рота, третья рота, третья триста пятого батальона, командир герой советской союза Лариков, мой друг хороший, ну и я своих сразу высадили, посмотрели, я подхожу, говорю, Юра, мы на острове, а нам надо перебираться обязательно наверх, это зафиксировано в книге начальника штаба, этого Свердлова, что группа Вонлярского, состоящая из двенадцати, шестнадцати человек переплыла Дунай и мы собственно говоря, вот я со своей группой, где был Петя Морозов, Жора Дорофеев, как говорится не разлучная наша троица, мы переплавились, ну наткнулись на связь, перерезали связь, ну это элементарно, перерезали связь, у немцев прекращается связь, немцы посылают не менее взвода с собаками, это нас же не устраивало. Делается это очень просто, зачищается два конца проволоки и соединяется, потом обратно, потом обратно, то есть имитируем повреждение, а не перерезку и, конечно, на эту удочку часто немцы попадались, уже не шли там взводом несколько человек, а шли один два человека, которых мы брали. Вот я не забуду эту деревню, деревня называлась Лавас, у меня и в боевой характеристике написано и в книгах написано, мы значит, значит, немцев взяли и он нам показал, вот в этой деревне Лавас находится, опять таки батарея немецкая и я на войне усвоил одно правило — высадиться можно, перебить немцев можно, но в основном надо уничтожать артиллерийские части, артиллерию, пушки, минометы, то есть то, что имеет и заградительный огонь и наступательный, поэтому, когда нам он объяснил, что артиллерийская здесь есть точка, мы заняли, увидели окопы, окопы эти, как то странно, окопы эти немцы ночью бросали, а утром рано, ну видимо чувствовали, что все-таки недалеко тыл, а утром шли. Мы значит засели в этих окопах и стали ждать и тут немцы, вы знаете, ну это даже иногда бывает так, что когда в бою, ярость, а здесь идут, пересмеиваются, целая, большая группа, ну мы их как могли встретить, не объятиями, а огнем, перестреляли, захватили оружия и заняли оборону, потому что чувствовали, что немцы будут бить. Немцы нас артиллерией не могли никак брать, не потому что, слишком мы были близко подобрались по огневым расчетам и вот начался бой, ну я почувствовал, что это видимо будет последний бой в моей жизни, потому что, ну сила на них, на нас только наглость и нахальство. Ну держались, и в это время вдруг мне Жора говорит, у него цейсевский бинокль, Димка, смотри, Димыч, цепи идет с левой стороны на нас, я смотрю цепи, беру этот самый бинокль, смотрю и не могу понять, толи немецкие, толи еще. А оказалось, что с левой стороны шла бригада народной армии Югославии, сбор и в военной форме и в партизанской и в гражданской и общими усилиями мы захватили это селение Лавас. Захватили, а поскольку мы уже отбились от своей части, я попросил командира этой бригады, я не помню, ну знаете, это война, чтобы он мне написал записку, что вот такие то, такие то и перечислил значит всех своих товарищей, которые были со мной участвовали в освобождении Лаваса и таким образом они нам предлагали быть у них, некоторое время мы были вместе с ними, причем очень интересно, что у меня, видимо от холода, пошли нарывы и вот мне ихние медсестры всегда говорили, друже снимай штаны, сейчас будем, они брали отсюда кровь и сюда, значит, вставляли, вот. Ну, не знаю как, ну получилось так, что видимо этот список наш попал дальше, дальше, дальше, дальше и совершенно неожиданно я был вызван в посольство и получил, значит, вот эту вот медаль партизан Югославии. То есть они предлагали нам остаться, но я со своей группой не мог остаться, так как могли подумать, ну знаете, как у нас, может дезертир, может еще что-нибудь такое, вот так, в таком смысле.

123

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓