Некромант-самоучка 2

Ответом ему было молчаливое хлопанье дверью. Вернее, хлопнули ею в молчании, но как хлопнули... так что даже стекла зазвенели, а побежавший за ним мишка чуть по носу не получил.

— Куль, дай ему остыть, — обратился к мертвяку Эррас.

— Ве-е-е! — не согласился тот, стараясь лапой, надавить на ручку.

— Твое право. Я лишь надеюсь, что ты не забыл, как он в прошлый раз вышел из себя.

Косолапый помнил. В дверь ломиться перестал, опустился на пол и, закрыв голову лапами, вздохнул скорбно и печально.

— Завтрак? — предложил советник и мы с медведем не весело переглянулись, но делать нечего пошли.

После прощаний с домашними мне лично есть не хотелось, зверь был не в духе, а стол ломился от еды. Один лишь грифон чувствовал себя проголодавшимся и, как ни странно, ел, смотрел на нас украдкой и ничего не говорил. Позже все с тем же хитрым видом отпустил медведя к Гарду, а меня провел в зал пятиугольной формы, сплошь завешенный дорогим и старинным оружием, долго что-то рассказывал о клинках и алебардах, мечах и легких арбалетах, а в конце подвел меня к стойке с кастетами и иглами для метания, коротко бросив:

— Выбирай.

— Что именно? Оружие для собственного умерщвления? — последнее не хотела произносить, но вовремя вспомнила, что передо мной древний, интуит и расчетливая ехидина, а значит, все равно поймет. Так что стеснения прочь.

— Для защиты, — улыбнулся грифон, плавным движением сняв со щита связку золоченых игл и протянув их мне.

И пусть в темном костюме, с волосами собранными в хвост и мягким взглядом, он более всего походил на простого смертного, желающего мне помочь, а не на расчетливого грифона, чьей прихотью я была вовлечена в водоворот стремительно развивающихся событий, улыбнулась, но предложенное не взяла.

— Вы меня пригласили только ради этого? Накормить и обеспечить... — и со скепсисом протянула: — защитой?

— Еще показать сад. — Эррас Тиши смотрел на меня как нечто забавное и улыбался, и улыбка эта совсем не вязалась с его довольным видом — 'я вновь выиграл в любимой игре'. Кукловод несчастный!

— И все? — нахмурилась я.

— Не только, — не стал он увиливать, прикрываясь секретностью, и произнес: — Я уверился в вашей сознательности, желании жить и, скажем так, закрыл часть видений оставшихся неясными.

— Вы о Гарде?

— Не только, — вновь откликнулся древний и выбрал для меня кастет из зеленовато-голубого металла, повел на выход из зала и уже у самой двери выхватил из настенных ножен клинок. Неприятный какой-то. Красное лезвие и инкрустация из камней с чернотой, таящейся в прозрачной красноте наводили лишь на ассоциацию с кровью, а потому в руки я его так же не взяла.

— Что-то не так? — ласково полюбопытствовал Тиши, удерживая в руках 'подарки'.

— Все, — не откликнулась я, и прежде чем он начал меня увещевать, отрезала: — Мне не нравится ваша подборка.

— Но вы не отказываетесь?

— Если это действительно защита, — я дождалась его кивка и объявила, — нет.

— Тогда ваш черед, — он махнул в сторону стен и улыбнулся, — не спешите.

Я и выбрала. Легкий трехзарядный арбалет, белый кинжал с серыми каменьями на эфесе и метательные звездочки, а не дротики. Этот набор мне был ближе, роднее что ли, отец и брат пользовались точь-в-точь такими в своих походах. К тому же цвет стали мне всегда нравился именно своей искренней чистотой и холодным блеском.

— Щадящий набор для нежити,— хмыкнул грифон, возвращая на место, как оказалось пропитанные ядом иглы, дробящий кости кастет и кинжал, способный пробить броню каменного бородача. Я посмотрела на его 'подарки' с тоской, но от своего решения не отказалась. И даже не думала, ровно до тех пор, пока Тиши не протянул ехидно: — К тому же неожиданно верный. Даже не смотря на то, что вы пропустили мимо ушей мою лекцию об оружии.

— Чего? — я недоуменно посмотрела на грифона.

— Это наследство Герберта Дао-дво.

— А... — захотелось немедля все вернуть на место, но мне не позволили.

— Время, — сообщил советник и за локоток повел в сад.

Вот тут уж я старалась не упустить ни единого его слова, но, к сожалению, последующая информация была менее полезной. Ибо далее шла история сада и дома, а так же восхваление всего рода многоликого. А едва мне захотелось есть, так древний с загадочным видом довел меня до кареты и пожелал хорошего пути до тренировочного полигона смертников.

— Спасибо, — коротко бросила я, кивнула Гарду вышедшему из тени деревьев, улыбнулась сопровождающему его Кулю и была такова. Вернее, загрузилась в карету с четверкой птицеподобных коней, закрепила на стене сумку с оружием, пристегнула себя к сидению и двумя руками вцепилась в него. По опыту сегодняшнего утра, я уже не пыталась насладиться поездкой лежа, стараясь поспать еще хоть часок. Хватило трех синяков, сбитой коленки и ударенного локтя, чтобы вновь вспомнить, что не все животные этого мира меня любят.

Когда крылатые скакуны стартовали, меня опять чуть не расплющило, но я уже не кричала на ничего не понимающего возницу. Четверку прошлых гадов он, как и обещался, поменял, а вот кони своего отношения ко мне — нет. Правда, когда я попросила остановиться на полпути в небольшом городке, они повиновались. Удивительное рядом. При рыжем Дао-дво и Тагаше Уо они себе такого не позволяли, а вот со мной — пожалуйста. Выскользнув из кареты, я по дуге обогнула плотоядно скалящихся скакунов и вошла в таверну.

Приземистое строение, сложенное из отполированных деревянных брусьев грело взгляд приятным желтым цветом, пол из почти черного камня, стулья с полосатыми подушками на сиденьях, массивные столы и белые скатерти на них создавали уют, прямо говорящий, что в этом царстве отрадного гостеприимства властвуют и мужчина и женщина. Первое подтверждается добротностью обстановки, второе ее текстильным убранством и запахами доносящимися с кухни.

Возле меня остановился на удивление толстенький и в то же время прыткий мальчишка лет двенадцати. Оборотень-волк, полукровка догадалась я по отдающим желтизной глазам и полному отсутствию звериных клыков в улыбке. Хоть этих я различала в неисчислимом видовом разнообразии многоликих и двуликих. В ведической школе я некоторое время тесно общалась с таким же представителем недооборотней, ровно до тех пор, пока Ошу Шулевичу в шутку не приспичило укусить меня за руку в счет нечаянно отдавленного хвоста. Еще неделю после этого меня преследовало легкое заикание, а его кошмары о смертьнесущей, что покусилась на шкуру несчастного. Правда, был в этом и плюс, я стала чаще смотреть под ноги, а он задумываться о своих поступках.

— Чего изволите? — вывел меня из воспоминаний молодой подавальщик.

— Поесть, — улыбнулась и присела на первый попавшийся стул. — Плотно, сытно и по возможности с десертом в конце.

— Есть тушенная зайчатина и жаренный фазан, рыба в винном соусе вот-вот будет готова. Из гарниров могу предложить...

— Тш! — оборвала я поток его слов, ощущая, что мой живот сейчас начнет петь оду хозяйке таверны за одни лишь запахи. — Быстро то, что готово, не требует подогрева или остужения, хоть похлебку или салат и...

— Вина?

— Воды, — попросила я. Заказ прилетел ко мне менее чем через минуту. Быть может, потому что помимо меня посетителей здесь не было, или потому что мой голодный вид разжалобил оборотня и женщину, выглянувшую из кухни.

— Приятного аппетита.

— Благодарю.

Еще через несколько минут ко мне подошел возница:

— Простите, госпожа, я знать не знаю, от чего они так взбеленились. Овес что ли, со спорыньей или в колодец упала шапочка дурман травы. Странно это. И, ей Богу, раньше такого...

— Сядьте, Ульс, — попросила я. — Сделайте себе заказ и прекратите звать меня — госпожа.

— Но как же...

— Наминой, — отрезала и беззаботно отмахнулась: — И забудьте о крылатых, они не обязаны быть в восторге как от меня, так дороги и удил.

Он улыбнулся и рассказал о своих предпочтениях подошедшему подавальщику.

Плотный мужчина с проседью в каштановых волосах он чем-то напоминал мне Тагаша. И не сказать что земляки или братья, но было в них нечто родственное. Наверное, тепло, которое я ощущала как от Ульса, так и от Уо. Все-таки умеют многоликие отбирать служащих, надежных достойных доверия людей. И то ли нюх у них на это, то ли предвиденье. Вновь вспомнила Гарда и его беседу со старшим Тиши, мой выбор оружия и странное молчание грифона, задумалась.

И все-таки чего ради древний меня приглашал? Неужели только, чтобы вручить чужое оружие? Глупость! Пользоваться геровым наследством я не собиралась, голова на моих плечах мне очень даже нравится, и терять ее из-за гневной вспышки рыжего совсем не хочется. Так что отдам 'подарок' владельцу при первой же возможности, а до того приобрету новый набор в ближайшей кузнице.

Вот только желанию моему не удалось осуществиться, в этом городке проживали в основном оборотни, и оружие соответственно ковалось лишь под их руки. И даже дамские модели были в два раза тяжелее усложненных человеческих. Обойдя самые большие кузницы и три лавки, я раздосадованная вышла на улицу и примостилась на скамеечке под тенью раскидистого дерева, в то время как Ульс выбирал подарок для друга. Солнце уже медленно клонилось к закату, уже не такое красное, как в Приграничье, но еще не такое желтое как на территории Треда. Оно было оранжевым, все еще родным, но уже не настолько, чтобы чувствовать себя дома. Отвратительное состояние подвешенности при отсутствии какой-либо опоры, ни там и ни здесь, ни свободна и не на привязи. О таких моментах отец всегда говорит, что стержень нужно искать внутри себя, а не снаружи. И хорошо это тем, что никто не сможет с ног на голову перевернуть твой мир без твоего на то разрешения.

Я кисло улыбнулась, наблюдая за сгущающимися сумерками, и вздохнула. Стержень есть, но сдвинуться ему позволила, видимо я сама. Неприятность со списками игроков, затянувшееся ожидание встречи с рыжим Дао-дво, непонимание помыслов Тиши, и кровожадные птицеподобные кони, все это напрочь отбило мой сон, не помог даже побочный эффект успокоительного. Мне опять до боли в сердце захотелось в надежные объятия отца или хотя бы прижать к груди навеки утерянного Гирби. Но ни первого ни второго здесь нет, есть только тепло июньского вечера, темный горизонт, скамейка, дерево, стрекот кузнечиков, я и маленький ухоженный щенок с блестящим взглядом и явно дорогим ошейником...

— Вот так чудо!

Малыш тряхнул головой, так что ушки хлопнули его по мордашке, а затем переступил крохотными лапками и звонко тявкнул.

— Какой хорошенький! — я подалась вперед, не зная, убежит он от меня или останется. — Иди ко мне, лапочка, не бойся.

Он и не боялся и не спешил, выпятил грудку, вздернул мордочку и едва сделал важный шаг ко мне, как из-под ближайшего куста прямиком к моим ногам выкатился серый мохнатый комок.

— Ой... Котенок, — прошептала я и увидела, действительно котенок. Крошечный совсем, худой и облезлый, с закрытыми глазками и звонким голоском, такой серенький и такой маленький. Но не успела я протянуть к нему руку, как щенок начавший пронзительно тявкать на 'пришельца', зарычал. Вначале тихо, а затем...

— Фу-у! Плохой!

Я едва успела подобрать серенького, когда это откормленное и уже принадлежащее кому-то и явно эгоистичное животное кинулось на котенка.

— А ну кыш! Маленькая злобная пакость. Иди отсюда! К хозяину, живо... — он еще потявкал, на котенка, затем фыркнул, уже исключительно глядя на меня, и удалился.

— Никогда больше не буду спорить о клинках с оборотнем! — воскликнул возница, он наконец-то выскользнул из лавки.

— Намина!

— Я здесь.

— Простите. Думал, что уже потерял вас. Простите, Бога ради и... — произнес он, стремительно подходя, и неожиданно остановился. Остолбенел, разинув рот и забыв о нашей условности, ошеломленно произнес: — Госпо...?!

— Ульс, мы же договорились, — напомнила я.

— Да, но... — и он перевел взгляд с котенка, на меня и обратно.

— Мя-я-я, — возмутился серенький комок и зашипел, распахнув светло-зеленые глазищи. Но стоило мне накрыть его второй ладошкой, заурчал.

— Да, простите! — мой сопровождающий изменился в лице, тряхнул головой. — Пойдемте, нам давно пора.

Мы загрузились в карету, где я со всеми удобствами, а главное безопасно расположила котенка — на своей груди, и шарфом перевязала, чтобы не упал во время бешенной поездки. Но зря... Крылатые больше в галоп не срывались. Стартовали мягко и уже через тридцать секунд неслись по небу, плавно лавируя среди таких же карет высокородного многоликого общества.

— А ты везучий, — прошептала я, уложив кроху на сиденье возле себя. Вспомнила, что у меня с собой есть пара бутербродов и предложила из зверьку, на удивление оказавшимся не таким уж и крохой и совсем не сереньким. Может в сумерках показалось? Правда, я и сейчас в сиянии магических светильников не могла бы точно сказать какой он, разве что привереда. От угощения отказался, а вот от моего общества нет. Лез на руки, как не откладывай, а стоило мне перестать его поглаживать, начинал сердито фыркать. Смешной.

* * *

Сны, его сны опять изменились, доводя до отчаяния, иступленной ярости и немоты от необратимости событий. Раньше в них приходили красотки, жаждавшие его внимания. Манящие глаза, нежные губы, полная грудь и аппетитная попка, как пикантный штрих к изящным рукам, длинным ногам и способности изгибаться под метаморфом в самых горячих позах. Чего бы он ни добивался в реальности, к чему бы ни стремился, стоило закрыть глаза, и за все его подвиги расплачивалась какая-нибудь малышка. Позже девушки перестали являться только во снах и стали вполне реальными и земными расхитительницами его порывов, внимания и времени. Затем появилась Амидд, коей удалось завладеть им всецело, пока не случился перелом. Тот самый день самоуправства, вслед за которым в жизнь многоликого вломилась треклятая Сумеречная. И надо отдать ей должное, у девчонки получилось затмить всех его бывших и, как показывает практика, будущих. Сероглазое веснушчатое безобразие с выразительным взглядом и веселым голосом, вопрошающим: 'Ну, как сегодня убивать тебя будем?' являлось ему до сих пор. И не смотря на 'давность' происшествия, оно затмевало даже последнее обрушение надежд метаморфа под весом фразы: 'Хозь-зяин, это ты'.

Удивительно! Ведь, что может быть страшнее ада, который разверзся в его душе, едва затихли настороженные слова куки? Видит Бог, в те тягучие мгновения ужаса Герберт Дао-дво был готов сбежать за грань и податься в слуги Тарраха. Но вот незадача едва он об этом подумал, как рогатый властитель преисподней предстал пред пустым взглядом многоликого и с ехидной ухмылкой заявил: 'У меня к тебе претензий нет. Остаешься среди живых'. И проклятье, даже вид бездушного урода, пожиравшего души подданных своих не был столь страшен как серый взгляд, взирающий на Гера с предвкушением.

Вот и сейчас, прижимаясь к камням на потолке пещеры и выжидая, когда же голодный кравг уйдет, метаморф всего на мгновенье закрыл глаза и провалился в очередной липкий ужас. Сумеречная, их последняя связь через браслет и ее возмущенное: