Р.А.Ц.

Здесь, глубоко под одним из самых защищенных мест в государстве, гнездилась Тайна. Две из трех ключевых технологий, делающих Империю — Империей. На огромном центральном экране некая сложная схема, раскрашенная в разные цвета. Сбоку колонки служебной информации, дополнительные ориентиры, метки синхронизации, словом, вся та внутренняя кухня большого и сложного Дела, что видится со стороны совершеннейшей белибердой. Многие, наверное, видели кадры орбитальной стыковки — ну как, очень понятно? Видно 'папу' и 'маму', а все прочее символьное хозяйство на картинке проплывает мимо сознания. Вот так было и здесь, с той лишь разницей, что стыковка происходит между аппаратами массой в тонны, а местная установка... Впрочем, об этом позже.

Офицер вошел и поздоровался с еще двумя соратниками, уже находившимися в зале, уверенно занял свое рабочее место и спустя несколько минут включился в деятельность товарищей. Они как раз заканчивали прогонять обязательные тесты и собирались начать вывод на режим. Все вместе и занялись эти непростым делом.

Спустя час и двадцать минут установка была практически готова. Все блоки были проверены, прогреты, синхронизированы и выверены. Оставалось лишь разблокировать старт и инициировать процесс. Операторы приступили к вводу массивов переменных кодов. Система начала пожирать транслируемые ей в огромных количествах потоки данных. Наконец, машинный разум удовлетворился цифрами и подал сигнал готовности к работе.

В это самое время в воздушное пространство Селигерского УР вошел самолет. Особый самолет. Огромный, восьмимоторный гигант передвигался тяжело и неспешно. Его вели от самого взлета, и сейчас он выполнял финальные эволюции, ложась на боевой курс. И так-то необычного и запоминающегося вида, этот самолет выглядел поистине впечатляюще из-за огромной сложной антенны на спине. Свыше пятисот тонн титана и легких сплавов непонятно как держались в небе, не иначе как прямым соизволением Отца. Сверхтяжелый транспортник 'Борей', сердцем которому служил компактный атомный реактор, мог неделями не касаться земли. Он возил негабаритные грузы, служил летающим космодромом, полками таскал людей и технику через континенты. Некоторые экземпляры могли обеспечивать связь в региональном масштабе, равно как и подавлять ее, всю и напрочь, в варианте 'Мамонт' — нести сотни крылатых ракет, и делать еще множество иных дел.

Про самолет с бортовым номером 021 каждый в УРе знал, что именно он несет тот генератор и антенну, что сейчас отправят их выполнять волю Императора в неведомое далеко.

— Готовность номер один! — четко пронеслось по динамикам всего комплекса циркулярное сообщение. Каждый человек непроизвольно подобрался на своем боевом посту, ожидая скорой встряски Перехода.

На 'Борее-021' зажглись огни. По обоим бортам пробежали цепочки белых вспышек, стянувшись к хвосту, затем медленно налилась свечением наспинная антенна, отбирая все больше мощности от реактора. Заплясали, затанцевали по ней извивы разрядов, окутывая весь самолет призрачным маревом, капли его словно нехотя, отрывались и вереницей тающих облачков тянулись вслед пролетающему гиганту, вскоре истаивая в небесной сини. Мгновенными просверками лазерных трасс выстрелила полусфера в брюхе самолета, привязываясь к точным опорным маякам УРа, и, наконец, вспыхнул сигнальный прожектор, оповещая о начале Перехода.

Операторы в зале, хоть и находились глубоко под землей, дружно пригнули головы.

— Переход!

Свечение на антенне 'Борея' словно бы стянулось в точку где-то в глубине конструкции, а затем мгновенно расширилось во все стороны, словно бы выпрыгивая из главного экрана прямо сюда, в зал. По телу каждого прокатилась волна странных, необычных ощущений. Это было... неописуемо. Как 'зубные боли во всем теле', как красно-синий запах фиалок, как водопады ледяной свежести, как туманная зыбь в лучах двух далеких солнц... Нет, никто не мог внятно описать то, что он чувствовал. В конце концов, человек не может толком описать даже оргазм, не говоря уже о воздействии явлений фундаментальной физики. В итоге, все приняли выражение маленького, экспрессивного, как итальянец, начальника БЧ-6 Иванцова: 'Это дыхание чуждых пространств! Это маленькая смерть!' Но всем нравилось. Люди стремились прочувствовать Переход снова и снова.

Моргнули обзорные изображения на экранах, прошел миг замешательства, и в центральном зале боевого управления вновь закипела работа. Лишь исчез с радаров 'Борей', словно его и не было никогда, лишь сила тяжести чуть слабее тянула к земле, да камеры периметра показывали совсем, совсем иную картинку, чем секундой ранее. Селигерский УР в полном составе, со всей вверенной техникой и имуществом очутился в Неведомом. Огромный круг укрепленного района словно ножом обрезало по периметру, а далее начинались иные земли, над которыми ярко светило чужое солнце.

Работы было немерено, и вся, как всегда, авральная. Замеры всего и вся, тестирование, перерасчеты, проверки и перепроверки. Да мало ли ее у военного человека? Но все началось со спокойного голоса командира РАЦ.

— Осмотреться в отсеках!

Минутное молчание, потом разноголосая дробь докладов. Суммирующий рапорт командира РАЦ полковника Горченко начальнику Селигерского УР генералу Горчакову, находящемуся здесь же, в ЦБУ:

— Господин генерал-лейтенант, Переход произведен успешно, комплекс функционирует исправно, неполадки и аварии отсутствуют!

Генерал Горчаков, сухой морщинистый старик с безупречной выправкой военного аристократа в -дцатом поколении, улыбнулся одними глазами, принимая рапорт молодого агрессивного полковника.

— Вольно, Иван Терентьевич.

Это тоже была традиция. ЦБУ, наряду со столовой, госпиталем и полем боя, считался местом без условностей. Здесь не отдавали честь, не тянулись в струнку при виде начальства, а продолжали заниматься своим делом — за исключением единственного официального рапорта непосредственно по Переходу. Своим обращением по имени-отчеству старший начальник возвращал экипаж к обычной деловой атмосфере.

Горчаков вскрыл опечатанный пакет и извлек несколько тяжелых листов. Боевые приказы, отдаваемые заранее, доводились по-старинке, простым текстом, чтобы их можно было прочесть — и выполнить, — в любых условиях. Специальный материал, из которого изготавливались листы, не горел, не рвался, был химически инертен и невероятно прочен. Если повреждался боевой приказ, с большой долей вероятности тот, кто должен был его выполнять, был уже мертв.

— Внимание, говорит Горчаков. Господа, поздравляю с благополучным прибытием!

Люди во всем УРе облегченно вздохнули. Они добрались. И никто не обрушился на них сразу по Переходу, не нанес ракетно-ядерный — и такое бывало, — они не растворились в пустоте небытия, не провалились в центр планеты и не очутились в межзвездном вакууме. Хорошо! За каждый Переход личный состав получал специальные нашивки, которыми гордились перед другими войсками, даже десантом, за пять нашивок награждали 'Лазоревым мечом' — основной солдатской медалью, а десять нашивок означали 'Крест и Пламя'. Пятая колонна левозащитников сколько угодно могла изощряться над 'голубыми прутиками' и 'жареным хреном', сколько угодно — анонимно в Сети, что равнозначно трусливому вяканью шавок из-за угла. В реале любой солдат без разговоров заряжал в репу, а после долго пинал шакала ботинками на толстой подошве.

— Слушайте сюда, ребята.

Голос старого генерала разносился тактической сетью по всему укрепрайону.

— Мы в мире Джардия, это наш куст, но другая ветка. Здесь обороняются остатки Третьей мобильной армии Шустова. Да, ребята, остатки. Противник — войска вторжения из неустановленного мира и небольшая часть местного населения. Сейчас Император не видит необходимости в военных действиях, мир блокирован, шустовцам удалось уничтожить порталы противника, никуда они не денутся. Мы находимся в сутках марша от Третьей армии, они с боями отходят в нашем направлении. С юга подходят крупные силы противника, нацеленные на окружение и блокировку. Наша задача — остановить продвижение южной группировки, поддержать наших ребят из Третьей, принять их в УР и стартовать всем отсюда к бениной фене.

Генерал был в своем репертуаре. Он, как никто, умел перевести сухие казенные строчки приказов на обычный человеческий язык. Простые и грубоватые слова находили дорожку в сердце каждого солдата. А боевая задача в его трактовке выглядела привычно и понятно.

— Теперь кое-что о противнике. Судя по всему, это выходцы из какого-то магического мира. Я в двадцать шестом уже сталкивался с этими паршивцами, и не сказать, чтобы мы их просто отшлепали. По заднице мы им надавали, конечно, но имейте в виду, ребята, это тугие парни. Биомагическая цивилизация, сапог им в глотку. Вспоминайте раздел два из устава, и даже не думайте прорваться на шармачка! Будет жарко. У них звери-мутанты, измененная флора, и самое главное — магия! От прямых атак наш УР и ваши мозги защищены, пока работают генераторы, но вторичные воздействия — это сколько угодно. Не расслабляться! Продержимся двое суток, и домой. Я лично собираюсь наконец прошвырнуться к Мамаше Крю.

Сдержанные смешки. Народ понял свою задачу, и собирался исполнить ее со всем тщанием. Ну как же — махре спасти этих гордых тельняшечников из Третьей! Это ж как потом козырять можно!

* Все свое ношу с собой

2.

Горчаков откинулся в кресле. Боевой дух поднят, теперь можно и покумекать. Он взглядом подозвал полковника Горченко. Из-за сходства фамилий их порой называли 'Горькими', а иногда — 'Селигерской двойкой'. Мудрость убеленного генерала удачно оттеняла агрессивную лихость молодого полковника. Казалось, Горченко знал каждый проводок в своем любимом РАЦе. Он поднялся из самых низов, начав путь механиком БЧ-23, затем работал практически во всех службах комплекса и знал его с самой что ни на есть изнанки. На груди его посверкивал знак 'Комендор-снайпер', полученный после того, как на больших учениях в тридцать седьмом он прямым попаданием болванки масс-имитатора на атомы разнес мишень с пятиста километров. Случайность, конечно, но из таких вот случайностей, которые происходили с ним гораздо чаще, чем с другими, и складывалась репутация толкового артиллериста.

Эти двое были сейчас головой всего УР. Смешно — какой-то полковник, и стоит лишь чуть ниже генерал-лейтенанта. Но такова уж была страшная мощь подчиненного ему комплекса. Еще должны были присутствовать начальник ПВО-ПКО и начальник войск полевого заполнения, но они находились на своих КП, будучи постоянно на связи.

Генерал немного знал противника. Тогда, в далеком двадцать шестом, им удалось прихлопнуть два вражеских корпуса в мире Крэннэк, заплатив за это большой кровью. Враг сражался как одержимый, не вступая в переговоры, не отступая, не сдаваясь в плен, с поразительным презрением к смерти. После пятидневного сражения яйцеголовым удалось набрать биологического материала и кое-что выяснить. Орды кошмарных существ, невозможных с точки зрения эволюции, монстры — полуживотные-полурастения, разнообразная мелкая летающая нечисть — все это оказалось лишь 'мясом', расходным материалом в топке войны. 'Мясо' практически не имело собственных мозгов, а часто даже простейших базовых инстинктов. За них думал кто-то другой. Спустя некоторое время, в другой стычке, сложившейся очень удачно для имперских войск, были захвачены несколько странных существ. Огромные многоногие тела, большую часть которых занимала гипертрофированная нервная система. Мозги на ножках. Как выяснилось, эти штуки могли думать, и вполне себе хорошо. По крайней мере, в шахматы они легко обыгрывали суперкомпьютер. Генерал видел одну, в особо охраняемой спецлаборатории. Прикованная к стене тварь смотрела на него восемью серыми глазами, в которых стыло странное выражение. Генерал был уверен, что она все понимает, и издевается над учеными, ставя в тупик их своей реакцией на тесты. А потом все твари разом сдохли.

Тем не менее, наука с момента первого контакта с тварями значительно шагнула вперед. Медицина и биология, сельское хозяйство и органическая химия — во многих и многих отраслях сделанные при изучении чужаков открытия дали толчок вперед. Появились новые препараты и лекарства, сорта культур и пластмассы, да всего и не счесть. Единственным, что не удалось не то что поставить на службу, но даже толком изучить, была магия. Так решили называть все странные, необъяснимые явления и феномены, изредка демонстрируемые чужаками.

Впрочем, изредка — до поры. Семь лет назад Горчаков участвовал в операции по обороне небольшого континента Тарк, владений Империи в том самом мире Крэннэк, с которого все и началось. Тогда они воевали как положено. РАЦ еще не был закончен, и основная нагрузка легла на ракетчиков и башенные установки со списанных линкоров, в шахматном порядке натыканные по всему укрепрайону. Стреляли не переставая. Ремонтники замаялись менять лейнера и вконец расстрелянные стволы. За неделю войска сожгли годовой боекомплект, практически опустошив склады. Горчаков берег солдат и вместо зачисток просто-напросто сносил крылатыми ракетами и тяжелыми снарядами все возможные укрытия. Потом отстроят.

Так вот, в этой операции частенько сходили с ума 'головы' ракет, сгорали в мерцающих щитах бронебойные снаряды, невесть с чего некоторые солдаты обращали оружие против товарищей. Взлетали на воздух танки, оплавленные огненными вихрями, внезапно появлялись ужасные штаммы, в которых угадывались вчерашние безобидные микробы. Пыльные завесы как-то очень удачно прикрывали отход противника, вчера еще прекрасно проходимая местность быстро заболачивалась, а непрерывные дожди ограничивали огневое воздействие авиации.

Все это... бесило. Магия врага доставляла изрядные неприятности, хотя и не могла дать ему решающего преимущества. Танки уверенно справлялись с грязью, оперенные ломы в конце концов пробивали щиты, а летуны давно уже не слишком обращали внимание на погоду.

Удалось решить и проблему ментального воздействия. В качестве временной меры на шлемах появились металлические сеточки, запитанные слабеньким током через специальный вариатор, буквально на коленке сварганенный техниками из ЗИПов к электронике. Самым сложным оказалось подобрать параметры поля, хитро скачущие по заковыристому алгоритму. Потом собрали большой генератор в недостроенном РАЦе, запитали от срочно разогнанного реактора — и граница сразу отодвинулась на сотню километров. Защиту реактора еще толком не установили, и несколько инженеров сильно облучились, зато вполне заслуженно обрели свои Изумрудные Звезды.

Генерал чувствовал в сражении руку опытного дирижера. Даже нескольких. Так высшие военачальники, не видя друг друга, разделенные сотнями и тысячами километров, могут с уверенностью сказать, что вот этой армией командует Синявин, а здесь похоже на почерк Ангулты, но все же не его. Видимо, сын вырос. Спустя два дня он решился ударить по умозрительно вычисленному центру управления. По скорости реакций на изменения обстановки и прочим факторам, в полной мере внятным ему одному, он определил примерный район дислокации штаба, или что там было у врага. Скрытно подвезли спецбоеприпасы к наиболее близко расположенной к передовой линии башенной установке, и ночью перед контрнаступлением шарахнули шестью ядрен-батонами по квадратам. К обеду следующего дня Горчаков почувствовал, что дирижеров стало на одного меньше.