Ракетчики. Глава 8

— Я бы хотел посмотреть, может, я попрошусь в отпуск? Мне дадут запросто. В январе-то!

— Нет смысла. Если ты желаешь сохранить семью, то в любом случае тебе нужно что-то менять.

— У жены есть родственники в Ростове, но это теперь ваша страна.

— Ну почему: "ваша", Юрик? Твоя! Ты отвечал "служу Советскому Союзу", а раньше говорили "служу трудовому народу". А теперь у нас в этом случае говорят так: "Служу русскому народу". Там живут такие же русские люди, как и тут.

На глаза навернулись предательские слёзы. Я, здоровый зрелый мужик, плачу. Сам не знаю, почему.

— Но у меня проблема с женой, она может не захотеть.

— Ерунда, вместе уговорим. Спорим? Вот поехали. Петрович! Остаёшься за старшего!

Светлана Журавлёва бродила по пустой квартире и не находила себе места. Разговор с мужем прошёл как-то не так. 'Да и как "так" он мог пройти? Неуютно, обидно, тоскливо на душе. Пусть бы Юрка кричал, сломал что-нибудь, побил бы меня, или посуду. Хотя нет, это я бью посуду. Он обычно обнимает, утешает, целует. Вот уже и Маша пришла. Звонила Кулакову — там его нет. А больше Юре и пойти не к кому. Про кого другого бы подумала, что бухает где-то, но это не про моего мужа. Маша уже спит давно. Где же он!? Ой! Как громко звенит звонок.'

— Гражданка Журавлёва?

— Да, я.

— Прочитайте и распишитесь вот тут.

— А что случилось? Вы из милиции?

— А откуда же мне быть? Загадка. Или на мне форма пожарника? Вот моё удостоверение, похож?

— Похож.

— Я — ваш участковый. Подписывайте и — я пошёл.

— Но что это?

— Вы в школе учились? Читать умеете? Подписка о невыезде. Ясно?

— Не понимаю...

— Чего тут понимать? Вы являетесь подозреваемой по делу. Если не подпишите, то я вас задержу и доставлю к КПЗ. Оно вам надо?

— Но почему? Какое дело?

— Дело о доведении до самоубийства. Журавлёв Ю.Г. — ваш муж?

— Да, а что с ним?

— Да, нормально всё, накачали успокоительными, спит сейчас. Завтра утром будет как огурчик. А вы завтра на работу не выходите. Я вам повестку занесу, советую сотрудничать со следствием. Может, дадут по минимуму, года два. Вам ребёнка есть на кого оставить? Бабушка, дедушка? Муж-то работает, поди?

— Так Юра, что, на меня заявил? А как он..?

— Топился он, еле откачали. А дело прекратить нету никакой возможности. Этот тип дел возбуждается по факту, а не по заявлению, так что, гражданочка, готовьтесь. Завтра утром зайду, вручу повестку. И не увиливайте.

Всю ночь Света плакала. Себя было жалко, Юру было жалко, и даже Машу было жалко. 'Два года минимум. Наверно, бывает и больше. Всё правильно, она и довела до самоубийства. Нельзя было так сразу вываливать на него. Юра, он такой ранимый! Дрянь, дрянь, сволочь! Какая же я сволочь!

Почему я не спросила милиционера, в какой больнице Юра лежит? С другой стороны, а что мне там делать? Он спит, под присмотром, меня, наверно, видеть не хочет...

Машу можно в Ростов к сестре отправить. Два года — это не очень много, может быть, в тюрьме за хорошее поведение "скостят"? Слышала, так бывает... Не должны дать больше, ведь: первый раз, не специально, мать своей Маши, Юра выжил. Может быть, как-то обойдётся? Ой, мамочки! Что я наделала!?

Звонок в дверь... Семь тридцать. Участковый? Что-то рано.'

— Здравствуйте, вы — Журавлёва Светлана Васильевна?

— Да, я.

— Во-от тут распишитесь, получите, и я побежала.

— Это повестка?

— Какая такая повестка? Передача вам из Ростова от Крамской Елизаветы Васильевны.

— Это моя сестра. Младшая.

— Это хорошо, что младшая. Передачу-то получать будете?

— Где вы говорили расписаться?

— Где галочка.

— Но вы же не из почты?

— Нет, я сотрудница "Русско-российского общества дружбы". Иногда и почтальоном приходится работать.

— А как это?

— Есть такая услуга, звонит ваша сестра к нам и просит: "Поздравьте мою Светочку". Мы и поздравляем. Вы, вот, её — не поздравили.

— С чем?

— Уже неделю как у них отмечали пятилетие семейной жизни с её мужем.

— Ой, чёрт! Правда, совсем закрутилась. Не помню. — "Странно, вроде бы сестра летом свадьбу играла", отстранённо подумала Света.

— Вот и она так подумала, вот и решила таким оригинальным способом вам напомнить о своём существовании. Решила, что раз про неё забыли, значит, трудная полоса в жизни. Для облегчения этой самой жизни получите ваш продуктовый набор.

— Зачем же так, у нас есть еда?..

— Точно? А ну, покажите холодильник.

Незнакомка поставила два огромных кулька в коридоре на пол, Свете пришлось сделать шаг назад, разулась, и нагло прошла на кухню.

— Дааа, это называется: у вас есть еда? Полторта, пирожное и пачка масла. Афигеть. Чем вы ребёнка кормите?

— Она в школе ест, там столовая дешёвая. Ааа!

— Ну-ну, милочка, что ж вы плачете? Садитесь. Что случилось?

После долгой беседы с женщиной стало легче. Звали её Ирина Викторовна, не такая уж она и наглая. Ей где-то за сорок, но выглядит несколько моложе, хорошо выглядит. Попили чая с пирожными. 'Ещё с работы притащу. Если что — Фёдоров покроет. Тьфу! Как я могла? Не голодаем ведь! И войны нет! Чёрт! Чёрт! Скоро участковый придёт, потом суд. Бедный Юра. Что я натворила?'

— Ну, я побежала, у меня много дел. Советую вам съездить в гости к сестре. Больше не плачьте, всё наладится, поверьте.

'Что может наладиться? Юру жалко... Вроде уже смирилась с разводом. А тут... А теперь так больно! Ни Фёдорова не хочется, ни достатка. Дура, я, дура! Сижу, жду милиционера, листаю фотографии. Почти забылась. Вначале было много счастья. Как-то потом заели будни, а ещё позже пошли проблемы. У него на работе, у меня, да и вообще, в стране. В кондитерском цехе с деньгами было лучше, но... Фёдоров — начальник, и он был очень настойчив. А Юре денег четвёртый месяц не дают. Гадство! Как-то так я и потеряла свою семью. (Цзинь!) Вот и милиция. За мной. Ужас!'

— Юра... Ты... Ты — дурак! Дурак! Как ты мог!? Машу отвези к сестре в Ростов. Ты не справишься. А ребёнок только во втором классе. Я скоро выйду, года через два, тогда опять заберём.

— Светик, ты о чём?

— Юра, за мной скоро придут из милиции. Это из-за тебя. Доведение до самоубийства.

— Светик, успокойся, я же жив! Что за бред, какая милиция?

— Ты топился?

— Ну... Пытался, только я такой у тебя неудачник, что и это не вышло.

— Мне два года минимум дадут.

— А можно и мне слово молвить?

— Вы кто?

— Света, это Иван Мартынович, хороший человек, он хочет нам помочь, предлагает работу.

— Проходите в дом, я чай поставлю, не в коридоре же разговаривать. Юра, а ты на работу сегодня не идёшь?

— Так, у меня же выходной после вчерашнего дежурства.

— Да, точно, вылетело из головы.

— Светлана, я должен перед вами извиниться.

— Вы? За что?

— Это был розыгрыш. Вас не будут судить. У милиции к вам нет претензий.

— Как это?

— Тот милиционер, что к вам вчера приходил, это наш сотрудник, из русско-российского общества дружбы. Это именно он, между прочим, спас вашего мужа.

— А ко мне сегодня утром приходила женщина, Ирина Викторовна, тоже от вас...

— Да, так и есть. Вы сестре звонили?

— Нет, не успела. Это тоже был розыгрыш?

— Не совсем. Продукты настоящие? И сестру вашу, Лизу, пришлось в пять утра поднять, разговаривать. Так что тут — без розыгрыша. А Петровича я к вам послал, на всякий случай. Если муж пошёл топиться, то мало ли? Может и вы бы что-нибудь придумали.

— Нет, мне было стыдно, но до такого я бы не додумалась. У меня же дочь. Юра! Дурак! Ну как ты мог!? Скажите, а вы что, добрый волшебник? Цель вашего общества: бескорыстно помогать всем людям? И я всё равно могла бы что-то сделать — у меня была вся ночь.

— Хороший вопрос, Светлана, вижу, на ком тут семья держится. По порядку. Не всем, не совсем бескорыстно. Не могли. Петрович всю ночь внизу в машине вас слушал через прослушку, глупость сделать он бы вам не дал. Моя цель: организовать ваш переезд в СССР. Мы заинтересованы в вашем муже. Он вчера рассказал, как с помощью палочки и девяти дырочек; э-э, нет, вру с помощью деревянного клина и каната, заменил лопнувший кронштейн двигателя, корабль нормально отстрелялся на учениях, на 25 узлах спокойно пришёл в порт. Таких специалистов очень мало. Или вот, ещё случай. Вопреки мнению главного инженера части, наперекор приказу командира — не принял восстановленную турбину, как новую. Ух, и деньжищи кое-кто потерял! Рапорт наверх настрочил, бучу поднял. Дело отстоял, хотя самого же за это и наказали. Света, да таких принципиальных меньше одного процента! И Юрик нам нужен, и, поверьте, вам в СССР будет лучше. И ещё. На Новый Год, два года назад, помните? В Доме Офицеров? Конкурс умных пап был? Ваш Юра тогда первое место взял.

— Я помню. Там были логические головоломки. Это и вся моя уникальность? Ради чего вы вытаскиваете именно меня?

— Ещё сказался ваш разряд по водолазным работам.

— Так это всё вы подстроили?!

— Света, Света. Успокойтесь, откуда столько ненависти, откуда такие нелепые догадки? Что я придумал? Ваш кораблестроительный разорял не я, перебои с комплектующими — тоже не я, зарплату Юре задерживал — тоже не я, изменять, вы меня простите — тоже не я заставлял, и, наконец, топиться Юрку к проруби за руку не тащил. Мы всего лишь следим и помогаем достойным людям. Нашим, русским людям. Кому успеваем. Знали б вы статистику самоубийств по стране... Иногда так душа болит...

— Извините ради бога, Иван Мартынович, это всё нервы. Вот заварка, вот варенье, хлеб.

— Ладно, а вот моё предложение. Этот красочный буклет показывает типовой дом для офицеров. Стандартная девятиэтажка. Это внутри. Семьдесят пять метров квадратных общая. Это стандартная детская площадка, придомовая территория. Скорее всего, Юра служить будет в Севастополе, там квартиру вам и дадут. Вам, как жене, подберут работу. Школы у нас хорошие — Маше будет хорошо. У нас широко развит прокат автомобилей, но если захотите, то получите машину в течение года. Если родите трёх и более детей, вы, Света, скорее всего, будете сидеть с ними дома, вам будут выплачивать пособие, довольно большое.

— Это похоже на сказку. В чём подвох? — Света смотрела на цветные фотографии буклета, как на чудо. Такого просто не могло быть в этой жизни. Слишком разительный контраст с буднями текущей жизни.

— Опять хороший вопрос. Есть такое дело. Не подвох, но всё же. Служба у Юры будет трудная. Это раз. Есть и два. Гражданство придётся принимать по-настоящему, а значит, и подчиняться законам СССР. Будет сначала непривычно. Больше "подвохов" нет.

— Иван Мартынович, а что за прослушка? Это же незаконно?

— Юрик, а если бы ты утопился — было бы лучше? А закон бы при этом молчал. Милиция, по большей части — чиновники. Бумажки правильно оформить, опосля. Когда уже кого убьют или ограбят. А до того — ни-ни. Закон... А зарплату тебе четыре месяца не платят — по какому закону?

— Иван Мартынович, а по телевизору говорят, что у вас в СССР диктатура, людей репрессируют, как при Сталине — это правда?

— Светочка, ну что вы, как маленькая! Когда это по телевизору правду показывали? У нас военная диктатура, подчёркиваю: военная. Перед этим, была диктатура пролетариата. Точнее, заводских рабочих. Рабочим платили двести рэ, а инженеру, для сравнения, сто двадцать. Теперь у нас много зарабатывают военные и инженеры. Ваш муж — военный, значит, вам будет хорошо. Я всё сильно упростил, но суть такова. А репрессируют всяких засранцев. Моя воля — поубивал бы, да и, всех делов. Репрессия — это громко сказано. Всяких секретарей райкомов, председателей парткомов перевели с работы языком на работу в село. Теперь они морочат голову огурцам да помидорам.

— Юр, а Юр? Что думаешь? Или вы уже всё обговорили, и ты что-то решил? Ты меня прощаешь?

— Милая моя Светочка, ты прости меня, дурака. Это я виноват во всём. А мне не за что тебя прощать. А с Иваном Мартыновичем мы говорили вчера много, но не об этом. Так что решать будем вместе. Трудной службы я не боюсь.

— Юр, давай рискнем? До распада Союза я жила в Ростове. Тебя назначили в Северодвинск. Как мне надоел этот холод! Помидоров свежих хочу!

— Иван Мартынович, мы согласны. Что нужно делать?

— Вот и молодцы молодята, вот и замечательно! Пиши рапорт командиру на увольнение, документы о смене гражданства вы оформите потом, в СССР. Если будут проблемы с увольнением — сразу звони, вот все телефоны нашего общества. Это вам денег на первое время.

— Не надо, Иван Мартынович, я же в цехе зарабатываю, неудобно.

— Перестань, Света! Я не из своих, это фонды.

— Мартынович, у меня могут быть проблемы с увольнением — командир не отпустит.

— Ладно, будем действовать сразу на упреждение, но рапорт ты напиши. Я пошёл, ну а у вас — выходной. Даю информацию к размышлению. В СССР приветствуется большое количество детей в семье. До свидания.

'Ушёл. Ну, Мартыныч, ну, жук! За руку он меня к проруби, конечно, не тащил. Но что-то тут не так. Уж очень всё у них лихо. Правда, в чём корысть? Брать-то с нас нечего, кроме анализов. Кстати, Мартыныч на что-то намекнул.'

— Юра, нужно готовиться соблюдать законы СССР. А у нас только один ребёнок...

'Да, такого секса у нас давно не было! Ох, Мартыныч, ох, и жучара! Спасибо тебе, даже если ничего не получится.'

'Получится, всё получится. Чай, не первого человека с этой части забираю. На командира десять килограммов компромата накопилось. Но мы не ФСБ, нам разоблачать не к спеху, будем пока Остапом Бендером.'

Следующий день. Кондитерский цех.

— Светлана, зайди ко мне.

Кабинет Фёдорова ничего примечательного не содержал, кроме мягкого диванчика. Хозяин стоял у окна и взирал. То ли, на внутренний дворик и работу грузчиков, то ли, на магазин с другой стороны улицы, то ли, вглубь себя; может быть, искал честь и совесть. Кто знает?

— Ростислав Андреевич, между нами всё кончено. Это была ошибка. Это всё нужно забыть. Вы легко найдёте себе другую.

— Светик, что так официально, рыбка моя, что случилось?

'Мурлычет, как кот вокруг мышки. Только я — не мышка. Свой выбор я сделала. С Фёдоровым было нормально. И в постели. И деньги у него были. Вот только, его предложение переехать не предполагало замужества. Это раз: поматросит и выгонит через пару месяцев. Есть и два. Это Юра. Вчера я поняла, что без меня Юра сломается. Почти материнские чувства, ответственность. Да и всегда я считала Юру своим вторым ребёнком. А деньги... Когда это замуж за лейтенантов выходили по расчёту? Разве что, за генеральских сынков. Зарплата в СССР будет стабильно. Что бы по телеку не врали, а вот ни о безработице, ни о задержках зарплат не сообщали, значит — нет! Да и люблю я Юру.'

— Лапа моя, сладенькая.

'Блин, я ещё здесь, с этим козлом.'

— Ростик, убери руки! Я не хочу!

— Ну, Свет, ну ты чё!

— Чё, чё, через плечо! Я тебе больше не дам! Понял!? Отстань!

— Чё за дела, коза! Я для тебя всё, а ты — так?! Я закрывал глаза на воровство продуктов, а ты решила меня кинуть? Мы так не договаривались.