Вернёмся к событиям. Зинаида Николаевна тоже решила ехать в Терем. В Запорожье у неё всё работает как часы, заместители толковые и исполнительные, детей она уже рожать не может, скучно. Нет, не так, не скучно, а неуёмная энергия не давала покоя. Она вникала во все дела мужа, Николая Ковалёва. К примеру, дронов выпускали на подземном филиале Запорожского Автомобильного завода. Мать Корибута разговаривала со строителями, операторами, выясняла трудности, прямо дома, мужу отдавала пожелания: что и как переделать, усовершенствовать. Такой же самый подход к работе у неё был и в других местах. Лезть самому в каждую дырку — не идеальный способ руководить. Но Зинаида Николаевна справлялась, поэтому сын терпел. В Терем он попробовал её не пустить, но... Разве можно остановить ураган? Испытать в реальных условиях каких-то новых роботов Николая, проверить стандартное навесное оборудование, отработать меры, на случай, если в Запорожье попадёт бомба — примерно такие доводы "сыпала" на голову сыну энергичная руководительница. Обычный человек сдался бы из-за напора. Корибут сдался по другим причинам. Обычной, в человеческом понимании, любви к матери он не испытывал, то есть её жалел умом, а не душой. Была и другая причина: политическая целесообразность. Тем более что есть Центр Гаряева... Корибут согласился. А мама разошлась: она не просила, она приказывала. Не глупо-спесиво, а конструктивно и конкретно. Указывала: что ей нужно выделить из того, что не в её власти. А то, чем она распоряжалась сама, она уже отправила в Терем своей властью. Мать — это стихия, горная река. Лучше не сопротивляться течению. Корибут удовлетворил её требования по списку.

— А детей на кого оставляешь?

— На Таньку, она уже большая, забыл? Кстати, дед с бабкой тоже едут.

— На... Зачем?!

— Бабка, говорит, что по специальности. А дед — за компанию с бабкой.

— Дурдом...

...........

— Ба, ты уже старая! Ноги плохие. Зачем? Тебе 84 лета! Что ты там напомогаешь?

— Саня, я 32 года работала на "Запорожстали". С радиацией дело не имела, но ожоги, отравления, переломы, раздавления, прочие травмы — мой профиль. Я столько крови видела, что твои вояки в Турции не видели. А самое главное: я присмотрю за Зиной. Других детей у меня нет. Буду рядом. Удержать, конечно, её ни от каких авантюр не удастся, но...

...........

— Дедушка, а ты зачем едешь? Кто Шарика покормит?

— Соседи. У бабушки — ноги. Я — с ней. А ещё, минёром, могу, учили.

— Дед, нету там мин. Там — завалы.

— Всё равно. Лида и Зина едут. Я не могу остаться.

— Дурдом...

.........

— Саня, я тоже поеду в Терем.

— А тебе зачем, Ковалёв?!?

— С Зиной.

— Не ожидал.

— Время идёт, люди меняются, Сань.

— А ты не подходишь. Ты ещё можешь детей делать.

— Во-первых, если ты не забыл, у тебя есть сестра и три брата от меня. Во-вторых, ты мне вторую жену брать не даёшь. Так что...

— Мда... Носи там свинцовые трусы. А жену, наверно, разрешу вторую. Только... Её мать будет одобрять.

— Садист!

— А как ты хотел? Раз ты туда рвёшься, назначаю тебя нашим военпредом. Будешь согласовывать, фильтровать, взаимодействовать.

...........

Из всех этих "энтузиастов" Корибут понимал и одобрял только тестя и мать. Остальные были балластом. Не то, что они не помогут. Но там людей и без них достаточно.

== Прибытие государя.

Лев Яковлевич Рохлин не мог остаться в стороне. Это был его народ, он чувствовал свою ответственность за эту катастрофу. Эх, что там: "ответственность", вину он за собой чувствовал! Выделывался перед Корибутом, невольно соревновался. Хотелось быть равным, а то, и обогнать. Ему досталась бОльшая страна, а Корибут со своим "огрызком" СССР, с кучей проблем в лице бандэровцев, прибалтов, чеченов, прочих кавказцев. А он "закрутил гайки", всех "построил", воюет с половиной планеты и имеет всего больше и лучше. И ещё ему, генералу Рохлину, помощь навязывает? Да, боязно было: интриган он, этот Корибут. Не гнушается грязными приёмами пользоваться. А теперь оставалось только корить себя за глупое высокомерие. Было бы больше "Топоров" — не было бы разрушенного Терема. Рохлин прибыл в Терем из чувства вины. Частично. Но голову он не потерял. Думал и о пиаре. Его просветили на этот счёт. Корибут как-то сказал так: "Держать народ в повиновении удобнее добрым словом и пистолетом, а не только одним пистолетом". Это он переделал чужой афоризм. Применительно к военной диктатуре, это означало: нужно уделять внимание пиару, своему образу в глазах народа. Тогда диктатура будет крепче, сопротивление действиям власти будет меньше. Меньше придётся вешать, больше — награждать. Как-то так. Эту мысль Рохлин принял, понял, использовал. Сейчас он прилетел с несколькими министрами, несколькими журналистами, двумя кинооператорами. В полёте ему внезапно подумалось: как здорово, что систему управления самолёта, "тушки", заменили недавно на новую, светлорусскую, из ламповых электронных компонентов, устойчивую к радиации. Тут, при подлёте, её нет, но случись большая война — радиация будет везде. А летать будет нужно.

В аэропорту его ждали неожиданности. Во-первых, его борт поставили в очередь, пришлось пару кругов "нарезать", пока дали разрешение на посадку. Во-вторых, ближайшее, на что был похож аэропорт Терема: стоянка такси Курского вокзала Москвы. До улья пчёл, всё же, аэропорт не дотягивал. Самолёты заходили на посадку один за другим, через 7-10 минут. Один заходил, другой тут же взлетал. Сновали заправщики и буксировщики. Автобус зарулил прямо на поле, из него "высыпались" люди, их сноровисто подгоняли к трапу российские солдатики в бушлатах, один поддержал под руку какую-то старушку, которая оступилась. Трудно сказать: были ли они лишние, ускоряли ли реально процесс, но они там были. На входе в аэропорт Рохлин встретил совместный пост. Дежурство несли российские таможенники и светлорусский лейтенант. Его Рохлин безошибочно определил по восьмиконечному коловрату на шапке. Рохлину все козырнули. Он попросил провести его к начальнику аэропорта. Российский капитан показывал дорогу. Начальник аэропорта, невысокий толстячок, что-то кричал по селектору, диспетчера сидели в наушниках и разговаривали, на табло горело столько лампочек, обозначающих самолёты, что в глазах рябило. Как они во всём этом разбираются?

— Что у вас происходит? Откуда столько самолётов?

— Господин Диктатор, ради бога, не мешайте. Это всё Русь. Можете меня потом расстрелять, но сейчас не мешайте. А то самолёт упадёт. У нас тут по-олный пипец.

И продолжил требовать у кого-то привезти бензин в долг. Это было неслыханно! Такого просто не могло быть!

— Капитан, вы можете мне объяснить: что тут происходит? — спросил Диктатор у таможенника.

— Это Светлая Русь. Они говорят, что всё согласовано с вами. И наши военные так говорят. Они присылают грузы, забирают людей.

— А, ну да, что-то такое у меня Корибут запрашивал. Воздушные коридоры, "добро" на координацию. Вроде, по-запарке, делал пару звонков. Думал: пришлют пару-тройку самолётов... А тут...

Рохлин решил походить, посмотреть, что привозят с Руси. Его все узнавали, военные обеих стран отдавали честь, гражданские расступались, иногда провожали любопытным взглядом. Чаще всего бежали по своим делам. Билялетдинов, министр МЧС, тоже ничего не понимал. Его "армия" должна была поставить автономные генераторы, лекарства, дополнительную строительную технику, от которой, впрочем, при разборе завалов было мало толка. А светлорусы развернулись во всю ивановскую. Диктатор наблюдал, как с Ан-70 завершали выгружать фанеру в пачках. На редкость быстро. Подъемник "надевал" вилкой палету и клал её в грузовик, у которого был открыт длинный откидной борт. Затем возвращался за следующей пачкой. Наконец пачки закончились. Какой-то человек в гражданской одежде, начал командовать в пустоту: "Выгрузка закончена, давай три автобуса беженцев на третий терминал. Нет, больше нельзя. У меня грузовой Ан-70, больше трамбовать нежелательно. Принял, жду. Отбой." Лев Яковлевич не мог сообразить: с кем это переговаривается этот бригадир. Как бы в ответ на его недоумение, человек повернул голову и посмотрел на Рохлина. Из уха шла прозрачно-белая трубочка гарнитуры рации.

— Это вы тут всем командуете?

— Да. Так точно, товарищ генерал.

В армии Светлой Руси были отменены стандартные казённые обороты военной речи. Кроме нескольких команд. "Есть", которое "иес", заменено на "да", а во всех случаях можно было отвечать любыми оборотами речи. Но в Российской Федерации этих изменений не вводили.

— Вы кто?

— Помощник консула Светлой Руси, Копылов.

— Бывший военный?

— Так точно, майор ВДВ. Комиссовали по ранению. Турция. Разрешите продолжать?

— Продолжайте.

Как раз к самолёту подъехали три автобуса. Один — прямо к аппарели. Из него стали выгружаться люди. Семьи с детьми, котомками, старики — разные, в общем. Типичный срез жильцов дома.

— Не переживайте, в самолёте будет тепло во время полёта. Берите в углу одеяла, стелите на пол. Не стесняйтесь. Извините, что нет сидений, но лучше лёжа лететь на море, чем тут мёрзнуть.

Один автобус уехал, второй стал выгружать пассажиров. Лица у людей были удручённые, хмурые, у некоторых — пришибленные. Оно и понятно: не каждый день на голову атомная бомба падает. Дом бросить пришлось, везут в неизвестность.

— Копылов, а куда их?

— В Анатолию. На базы отдыха. Там сейчас можно даже купаться.

— Из огня да в полымя. Там же тоже были ядерные бомбардировки?

— Всё почистили. Нету радиации, нормально там. Я рядом воевал, потом реабилитацию на Средиземном проходил. Нормально там, государь.

Рохлину было несколько неуютно от этого обращения, хотя ничего обидного оно не несло. Ему разъяснил Иванов, что это древнее обращение к вождю, означающее "высший представитель ариев". Но Льву Яковлевичу было привычнее российское "товарищ генерал". Или: "господин Диктатор". Впрочем, цепляться к слову он не стал, а решил прояснить непонятный момент, который вытекал из его наблюдений.

— Майор, скажи, а что планирует Корибут? С одной стороны, вы завозите фанеру для утепления. Чтобы люди жили тут. А с другой — вывозите их даже грузовиками. Непонятно.

— Государь, так ведь Терем — мало-мало, не миллионник. Даже если мы по десять тысяч в день будем вывозить. За сколько вывезем? Пока вывезем — замёрзнут. Тут не Средиземка.

— Спасибо, майор. За всё — спасибо.

— У нас говорят: "благодарю", государь. На здоровье!

'Удивительно, в таких тревожных условиях этот офицер сохранил не только самообладание, но и чувство юмора.' Холодный ветер высек слезу из глаза генерала. Он быстрым шагом шёл к своей компании. Глянул на часы и удивился: правда, что за чужой работой можно долго наблюдать. Вроде, на минутку остановился, а минуло полчаса! Встречающий из области отвёл "генеральский десант" в дальний конец стоянки, все сели на иностранные внедорожники, что не очень понравилось Рохлину, на что он, впрочем, роптать не стал, и поехали.

— Господин Диктатор, тут такое дело. Мы скоро к развилке подъедем, там нам нужно будет свернуть. В лётную школу заехать. Защитные костюмы надеть.

— Некогда, так поедем.

— Извините, но нас тогда не пропустят. Там...

— Как это: "не пропустят"? Меня — не пропустят?!

— Так точно. Там совместный со светлорусами пост. На перекрёстке. Всем выдают их защитные костюмы. Удобные, просторные. Оденем, и поедем. Мы на выезде сняли. Так положено. А на въезде — оденем.

Ради эксперимента Рохлин решил проверить границы своей власти. Не то, чтобы он не понимал значения защиты в зоне заражения. Но как вспоминал армейский ОЗК, так кисло во рту становилось. Вскоре, действительно подъехали к посту. Там пританцовывали четыре человека: два рядовых и два офицера.

— Лейтенант, мне нужно проехать в город.

— Тащ генерал, нужно заехать в лётную школу, надеть ЗК.

— Под мою ответственность. Приказываю пропустить.

— Нет. Не положено. Даже вам. Я подчиняюсь не вам, а своему командованию. Извините.

— А если я дуром попру? Будешь стрелять?

— Буду. По колёсам. Во-она, "Уазик" стоит, запорошило уже. Видите? Это пытался проехать в своём старье командир роты химзащиты, ваш майор. Без колёс остался. Попутным автобусом уехал, но в ЗК. Тащ генерал, у меня приказ, что вы, как маленький? Ей-богу. Пощадите! Меня ж Корибут потом без соли съест, когда узнает!

— А вы что скажете, старлей? Тоже будете по мне, по своему командиру, стрелять? — обратился Рохлин к россиянину.

— Никак нет, не буду, тащ генерал-полковник. Даже разоружу русича, если прикажете. Только зря вы так. ЗК хорошие. Зачем вам пыль глотать, облучаться? Мы вас уважаем, после вашего прихода к власти зарплаты поднялись, мы с Варей, женой, ещё одного ребёнка завели. Побереглись бы вы, тащ генерал, а?

— Как вы допустили обстрел нашей техники, нашего военнослужащего посторонними?! Кто позволил?! Кто отдал такой приказ?! Я вас спрашиваю?!

— Так, ить... Неожиданно всё вышло. Ежели б я за оружие ухватился, то очередь могла бы выше пойти, в человека попасть. А приказ был. Как не быть? Всё согласовано. Командующий округом вроде согласовал с Русью порядок перемещения в зоне. Мне наш комбат зачитал. Устно, правда. Прикажете отменить применение силы?

— Не, ну ты видел? В собственной стране...

Охранник Паша пожал плечами, мол: "А я — чё? Я — ничё". Добило Рохлина это "как маленький". Из уст 24-летнего лейтёхи. И то, что рядом стоял дублирующий патруль из его, российских войск, и стоял молча. Судя по настроению, в душе одобряя действия светлорусов.

— Нет, не нужно. Всё остаётся в силе. Спасибо, э-э, благодарю за службу, сынок. Так держать! А вам, лейтенант, кто приказ отдал?

— Корибут. Зинаида Николаевна Ковалёва-Корибут. Она тут всем заправляет.

Рохлин и сопровождающие проехали 200 метров по второстепенному ответвлению, и попали в импровизированную раздевалку. Тут уже было на стоянке пять рейсовых автобусов. С неубранными номерами маршрутов. В один из них заходили люди в обычной одежде. Понятно — эти едут в аэропорт. Поодаль раздевались последние пара человек в ЗК. Вокруг них ходили "гардеробщики". С пылесосами, дозиметрами. Что-то записали в журнал. Дали отмашку водителю, чтоб выезжал. Только генерал собрался зайти в лётную школу, как оттуда вывалила толпа "цыплят". Эти ЗК были ярко-жёлтого цвета, потому вызвали такую ассоциацию. Рохлин спокойно переждал поток, и повёл своё войско вовнутрь. Их всех одели, записали данные дозиметров в журнал, напротив данных владельца. Затем пожилой прапорщик провёл краткий инструктаж.

— На рукаве под защитной крышкой у вас находится пульт. Вот этой вертушкой вы можете выставить усиление речи. Самое большее — в три раза. Это, всё-таки, не милицейский мегафон. Государь, не отвлекайтесь. Всем говорю один раз. Этот усилитель нужен редко, только чтоб сказать что-то человеку без костюма. Когда эта вертушка "выкл" — усилитель не работает. Да. Теперь. Эта кнопка с комариком. Это включение ультразвукового канала связи. Вы ничего не слышите, а собаки на стену лезут. Шучу. Вы будете слышать всех в таких же костюмах на расстоянии до 20 метров. Идёт двойная перекодировка в обычный диапазон частот. Понятно? Ага, идём дальше. Вторая крутилка, с башней "Останкино", это включение радиоканала. Полный дуплекс, но полватта мощности. Как телефон, но до полкилометра в застройке, чаще — меньше. Все слышат всех. Есть выбор групп. Тут десять позиций — десять групп. Сейчас и тут работать не будет. Сплошные помехи. Может, через пару недель. Фильтр у вас на груди. Хватает на сутки. Теоретически. Если не дышать одной пылью, то на дольше. Экономить не советую, дефицита фильтров нет. Эта крутилка — подогрев. Греет только спину. Аккумулятор не тот, что на остальное, расходовать можно, связь не "вырубится". Но хватает на максимуме только на три часа. Ещё две крутилочки. Это управление активными наушниками. Из маленькой точки к большой стрелка идёт — это тихие звуки мы будем слышать лучше. От большой к маленькой — уменьшаем громкость сильных звуков. Чтоб хорошо работало, нужно без шапки быть, чтоб к ушам прилегало. Без этого громкие не будут ослабляться нормально. Через костюм пройдут. А тихие можно услышать и через шапку, эту трубочку с пимпочкой заправить в ухо. Вопросы?