Третье правило возврата

— Четырнадцать. Ты забыл про меня и того пожилого мага, что случайно попался Ангелу в феврале, — и пусть только попробует возразить. Первые полгода, проведенные в тюрьме, я следила за новостями из внешнего мира. И Ангел четко соблюдал периоды своей активности: одна жертва — один месяц перерыва. Вот только я с крючка сорвалась, и он обеспечил мне замену. А уже после перевода в лечебницу я, конечно, от внешнего мира оказалась отрезана. Здесь не поощряется получение информации. Считается, что слишком эмоциональная может вывести перегоревших магов из равновесия и пошатнуть и без того неустойчивую психику. Нет, о последних шести жертвах я не знала. Но Грион с блеском восполнил этот пробел.

— Ты так спокойно на все реагируешь...

— Доктор Кин не рекомендует волноваться.

— ...что у меня возникают сомнения в том, что ты на самом деле так безумна, какой хочешь казаться.

— Ты волнуешь меня, Грион, — тем не менее, спокойно отвечаю начинающему загонять меня в ловушку мужу. — А когда я волнуюсь, то обычно начинаю пользоваться даром. Доктор Кин этого очень не любит, поверь мне, — в подтверждение своих слов я даже кладу локоть на стол, демонстрируя начавшую деформироваться от выделяющихся из тела силовых волн кисть. Одна из разновидностей психокинеза — я могу концентрировать негативную энергию и направлять ее из своего тела в виде направленных пучков. Теперь могу. Я больше не генератор света...

— Знала бы ты, как сама меня волнуешь, — хрипло отзывается муж, хотя в его руке возникает энергия противоположной направленности. А уж щиты Грион способен создавать виртуозно. — Давай проверим, у кого волнения больше, Ви?

Мне кажется, или противостояние начинает его заводить? Чистой воды провокация, к тому же, плохо замаскированная. Я поджимаю губы, ожидая, когда запал Гри пропадет и мы продолжим разговор в более спокойном русле. Но образующийся в руке мужа щит даже не думает исчезать. У тебя нет шансов, милый — я сломаю его, как скорлупку от яйца. Ты сильный маг. Только не знаешь, кем на самом деле является твоя жена.

— Разнесем лечебницу в щепки, — флегматично замечаю я, начиная сворачивать свой клубок материи.

— Жалко других больных? — почему-то улыбается Грион. — Тебе все еще не чуждо сострадание.

Я пожимаю плечами:

— Просто ты уйдешь, а меня снова напичкают успокоительными. Не хотелось бы чувствовать себя проснувшейся в луже собственных нечистот, знаешь ли.

Гри морщится — так ему и надо. Пусть знает, что здесь не курорт. Решил поймать меня на слабо — я не стану подставлять щеку для удара.

— Ну а как насчет проверки местного масштаба? — он срывается с места, подходя почти вплотную и опускаясь на колени передо мной. Почти так же, как тогда, когда просил руки. Глупое воспоминание...

— О чем ты? — дежурно интересуюсь я, когда сила практически полностью впитывается в тело.

— Ты покажешь мне, на что теперь способна, — с готовностью объясняет Грион, — а я попробую выставить против этого щит.

Какой же ты дурачок, милый. Не работали никогда твои щиты. Никогда ты не мог от меня закрыться. Потому что, однажды подарив душу, ты навсегда оставил для меня дорогу к ней. Спорим? Рука с остатками энергии разрушения послушна приказам разума: она медленно опускается, соскальзывая со стола, и движется по направлению к щеке Гриона. Все это время я смотрю в его глаза, готовая ощутить малейшие изменения эмоционального фона. Меня прежде всего интересует страх — это главный признак того, что магу напротив станет известна степень моей готовности в нанесении ему вреда. Но Грион не шевелится, застыв подобно каменной статуе, и продолжает открыто смотреть на меня в ответ. Даже ради приличия не пытается сотворить щит — он передо мной сейчас, как открытая книга. И, кажется, получает мазохистское удовольствие от того, что я могу с ним сделать. Могу, но не стану. Рука замирает в сантиметре от кожи, и небольшое промедление позволяет силе полностью вернуться обратно в мое тело. Я научилась безупречному контролю. Я не просто так изображаю здесь тихого психа. И теперь моя рука не принесет Гриону абсолютно никакого вреда. Я еле заметно улыбаюсь, когда движение кисти возобновляется, а ладонь опускается на щеку бывшего мужа.

— Ты слишком красивый, чтобы причинять тебе вред ради научного интереса, — откровенно признаюсь я, ощущая, как покалывает кожу от соприкосновения с недельной небритостью Гриона.

— Ви... — только и может ответить мне он, на длящееся вечность мгновение прикрывая глаза. Я знаю, что он сейчас испытывает. Примерно то же, что и я. Черт возьми, я целый год не дотрагивалась до мужа...

— Почему ты стал отращивать бороду, Грион? — задаю я первый пришедший в голову вопрос, потому что муж открывает глаза с расширившимися зрачками, и я буду не я, если в это самое мгновение он не размышляет над тем, сколько горизонтальных и вертикальных поверхностей присутствует в этой комнате.

— Потому что некому дотрагиваться до меня так, как это делаешь ты, — тихо шепчет муж, перехватывая мою ладонь и прикладывая ее к своим губам. От неожиданного поцелуя меня пробирает дрожь — от кончиков пальцев до корней волос. И во взгляде Гриона я вижу плохо скрываемое торжество.

— Я так и знал, Ви, — бережно отпуская мою руку и поднимаясь на ноги, говорит он со скользящими в голосе нотками довольства.

Черт. Кажется, я все-таки попала...но, конечно, не сдамся ни за что.

Я не отвечаю на выпад Гриона. Он тоже допустил ошибку, обнажив свои эмоции. Неужели хранил все это время верность? Не верится, честно говоря. Впрочем, какая может быть верность бывшей жене. Я смотрю на мужа и жду, когда же он перейдет к сути разговора. Красивый человеческий сосуд — вот кем для меня является Гри теперь. А чувство прекрасного никому не чуждо. Зачем же портить произведение искусства? Пусть оседает в чьей-нибудь коллекции.

— После того, как Аврелий закончил с похоронами, он занялся делом Ангела вплотную, — поняв, что от меня уже не дождаться реакции, сухо продолжает Грион. — Надо ли повторять, каким образом он вышел на тебя?

— Таким же, как и на всех остальных, — я пожимаю плечами: что удивительного в общеизвестных фактах?

— Надо ли объяснять, что именно его в тебе заинтересовало? — склоняет голову Грион, вернувшись на место у противоположной стены и теперь используя ее в качестве опоры. Из глаз, почему-то, пропадает огонек: он словно подводит меня к финальной черте, зайдя за которую, рискуешь уже не вернуться обратно.

— Знакомое имя? — предполагаю я, хотя прекрасно знаю, в чем заключается ответ на вопрос.

— Попробуй еще раз, — великодушно разрешает Грион, но я не играю в угадайку. Просьба остается без ответа, и Грион, странно-спокойно реагируя на мое молчание, озвучивает то, что я и так знала. — Тот факт, что ты осталась в живых.

Такое ощущение, что сейчас ведется аудиопротокол. Но тогда вряд ли муж позволил бы себе демонстрацию нежностей. Это я являюсь пациенткой лечебницы для душевнобольных. Это мне простительно такое поведение.

— Да, это и правда удивительно, — не могу не согласиться я. Честно говоря, разговор начинает утомлять. А Грион не торопится перейти к основному блюду.

— А также тот факт, что в свое время ты вылечила Гарда от тяжелого заболевания.

— Грион, ты снова меня волнуешь, — устало выдыхаю я, намекая, что пора бы закончить с любезностями. Я работала целителем десять лет, через мои руки прошли тысячи пациентов. Я на глаз могла определить наличие заболевания и степень поражения организма... Аврелий просто был одним из многих. — Переходи к сути. Мне пора принимать лекарства. И завтракать. И на прогулку.

И вообще выметайся отсюда, уже про себя добавляю я. Так не раскалывают преступников. Твои замашки из органов правопорядка тут не пройдут.

— Хорошо, — кивает собеседник, враз становясь сухим исполнителем чужой воли. Такой Грион для меня привычнее: руки не чешутся навредить, поскольку все-таки в наличии общее прошлое, но и лишних вопросов больше не возникает, поскольку теперь я совершенно точно имею дело с представителем закона. — Аврелий ознакомился с деталями твоего дела лично. Он видел причину, по которой ты оказалась в тюрьме, а затем... — Гри медлит, словно вспоминает некоторые детали нынешнего существования, которыми я совсем недавно имела удовольствие с ним поделиться, — здесь. И вынес решение о пересмотре дела.

— На каком основании? — кажется, я понимаю, к чему муж так долго клонит. И мне совсем-совсем не нравятся выводы, которые можно сделать, судя по изначальной информации.

— Твое безупречное поведение до нападения Ангела. Показания свидетелей. Соседей. Коллег по работе. Мои, — добавляет Грион, глядя в упор.

Рассчитывает, что я проникнусь значимостью момента? Гри, ты такой наивный.

— Я убила человека.

— Фактически Фредерик жив. Кома объясняется отсутствием мыслительной деятельности.

— Вы держите в стазисе растение, — возражаю я. — Мозг давно погиб.

— Мы не теряем надежды, — качает головой Грион.

— Это ваше право.

— Аврелий тоже им воспользовался, — возвращается к теме разговора муж.

— Каким образом?

— Он считает, что улик по делу недостаточно. И требует твоего полного освидетельствования.

— О чем ты? — и вот тут я уже не скрываю непонимания.

— Я приехал, чтобы предупредить: вскоре состоится твоя встреча с Исповедником.

Плохо...очень плохо. Я действительно влипла.

— Жаль мальчика, — не обращая внимания на слишком часто возникающие сегодня пасмурные мысли, отвечаю я в обычной флегматичной манере, чем явно веселю Гриона. Он бросает в мою сторону совсем озорной взгляд и мечтательно поднимает глаза к небу:

— Твое проснувшееся на первой же встрече сочувствие заставляет думать о том, что все еще можно вернуть состояние, в котором тебя видеть привычнее.

— Прости, что не оправдываю ожиданий, — безэмоционально отзываюсь я, хотя, пожалуй, меня очень тянет подойти и стереть с его лица эту наглую ухмылку. Впервые за то время, что вижу у себя посетителей.

— Что ты, Ви, напротив, — кажется, он всерьез уверился в том, что загнал меня в ловушку, — оправдываешь в полной мере. Особенно сквозящий в твоих словах сарказм, которого не было отродясь, вселяет надежду на лучшее — даже добавляет огонька. А что касается мальчика...как, кстати, ты догадалась о его возрасте? — интересуется он, хотя прекрасно понимает, что я предположила наугад, просто руководствуясь собственными мыслями. — Могу тебя успокоить: один из его родителей — воплощенный элементаль воздуха. Маг такой силы тебя устроит или опять начнешь говорить о том, что и он рискует сойти с ума? — и пытливый взгляд мужа наталкивает меня на мысль, что он решил заняться ребусом на тему того, откуда во мне после перерождения взялась столь разрушительная энергия. Но это всего лишь догадки. Их я не рассматриваю. Хотя Грион, если упрется, своего добивается всегда. Так было, когда он вдруг решил, что нам стоит пожениться. Хотя, надо признаться, я ни разу за пять лет совместной жизни об этом решении не пожалела...

— Кто второй родитель? — выныривая из потока воспоминаний, возвращаюсь я к почти деловому тону. Но остаточная хрипотца в голосе не ускользает от мужа: мне даже кажется, что, помимо дернувшейся головы, он реагирует на нее расширенным зрачком. Как и всегда. Хотя, впрочем, отсюда плохо видно. Мне может это и показаться.

— Неизвестно, — хмурится Грион. Наверное, хотел поразить приготовленным специально для поликинетика Исповедником.

— Жаль мальчика, — снова выдыхаю я.

— Ты настолько сильна, Ви? — уже не скрывая настороженности за ненатуральной веселостью, спрашивает муж.

Как тебе сказать, Гри...с одной стороны, то, что мальчик умолчал о втором члене своей семьи, говорит только о том, что там тоже не последний в лестнице резервов маг. Так поступают все, кто, по тем или иным причинам, не хочет, чтобы знали об истинной величине их возможностей. Только ведь шанс, что тот, неизвестный, окажется огненным элементалем, совсем небольшой. Тогда — да, Исповедник сможет вытерпеть все, что придется увидеть. В любом другом случае — увы...и на моей совести станет одной смертью больше.

— А ты уверен, что хочешь знать правду? — равнодушно отвечаю я вопросом на вопрос.

— Хочу, — и ведь правду говорит, не врет. Да он вообще никогда мне не врал. Что за чудо-муж был у маленькой Виолы... — И причину, по которой ты чуть не сошла с ума, тоже хочу знать, Ви. И... — он осекается, но я, кажется, знаю, что могло бы последовать за внезапным молчанием. Мне это не нужно. Не теперь. Год назад — да, возможно. Сейчас у меня своя дорога. И на ней никому больше нет места. Даже тебе, Гри.

Муж поджимает губы, отстраняется от стены и снова смотрит на меня взглядом представителя правопорядка.

— Я надеюсь, ты не будешь делать глупостей. Я заеду за тобой завтра, — снова звучит в тишине его голос. Голос, который я когда-то безумно любила срывать на хрип.

— Грион? — нет, это не любопытство, это просто укладывание мозаики в нужном порядке. Его рука застывает над дверной ручкой, когда слышится мой оклик, и он тут же разворачивается всем корпусом ко мне. Словно ждал, что его позовут. И я оправдала ожидания, подарив глупую надежду снова.

— Да, Виола? — на меня смотрят в упор, и с такого расстояния реакция мужа больше не вызывает сомнения: он не только ради новости об Исповеднике пришел...Черт.

— С какой стати страж правопорядка будет докладывать пациенту лечебницы о решениях Верховного Судьи?

Его губы трогает едва заметная улыбка.

— Страж и не будет, — я не задаю того вопроса, который он ожидает, и на этот раз муж, на удивление, не испытывает неловкости. Он дарит мне легкий кивок и прощается:

— До встречи, Виола. Буду рад сопроводить тебя в здание Суда.

Он уходит, оставляя в душе странное и непонятное ощущение предчувствия. Какую цель преследует Грион сейчас? Его многоходовые комбинации я не понимала никогда. Наверное, поэтому ему и удалось добиться в жизни успеха. Я всегда была гораздо проще. Мне просто нравилось помогать людям, вот и все. Зато он с каким-то странным облегчением говорил, что рядом со мной отдыхает — настолько я проста и бесхитростна. И всегда целовал, стоило мне обидеться на завуалированный намек о недалеких умственных способностях. Обычно такие разговоры всегда заканчивались при минимуме одежды, а я приходила в себя, лежа на груди Гриона и довольно мурлыкая. Муж говорил, что я не глупа. И он совсем не это имел в виду. Я — это словно ожившая стихия, в которой он каждый раз купается, словно впервые. И еще я всегда делаю его лучше. Польщенная сравнением жена лишь тихо улыбалась в ответ на признания, в душе тайно соглашаясь с тем, что Грион действительно приручил стихию. Это ведь было вторым именем элементаля...

Почти сразу после ухода Гриона в дверь протискивается любопытное лицо Дайны. Нет, сегодня определенно странный день. Потому что моя обычно строгая сиделка никогда не позволяет себе отличное от серьезного выражение лица в присутствии пациентов. Она говорит, что нестабильный маг способен загореться не хуже любой спички даже от малейшего отличия от стабильно-флегматичного настроения. Я верю, потому что слух о странном Димирэ до сих пор передается из уст в уста в нашей лечебнице. Будто бы один из выгоревших магов, оскорбившись сочувствующей улыбкой санитара, голыми руками задушил беднягу. А пришедшему врачу назидательным тоном сообщил, что он не ребенок, чтобы его жалели. После чего был сопровожден обратно в тюрьму. Где и умер после очередной стычки с заключенным во время одной из прогулок.