Стихи

Не кайся, не клянись, не богохульствуй.

Не перебьёт сиянье фимиама

Жасмин под лунным светом и лаванда,

Алхимия щекочущего ада —

Звенящий аромат твоей любви.

Зачем зовёшь, срывая ожерелье,

Разбрасывая по полу шелка?

Жемчужными слезами с перестуком

В моей крови течёт твоя строка —

Ей нет конца, как нет конца страданьям.

Ей нет конца, как нет конца греху.

Хотела ты прощенья? Воздаянья?

Зачем зовёшь? Верь в правду наверху,

Когда её не обретаешь ниже.

Пустые короли твоих интрижек,

Мне дела нет, доколе я могу

Любить в тебе любого человека.

Прощаю. Искупления не жду.

И, проклятая гибельным бессмертьем,

По вековому замкнутому кругу

Под серым небом, я к тебе иду.

Молиться о прощенье бесполезно,

Когда не чувствуешь раскаянья. Молиться

Мне бесполезно, раввуни, давно.

Как сладкое багровое вино,

В закате над рекой твои упрёки,

Горят, бегут бессмысленные строки

Над древним городом, овеянным войной.

"Зачем зовёшь?" Над алыми волнами

Я чую неба спрятанную дрожь —

То гнев ли, равнодушие, презренье?

Я нервами кромсаю откровенье,

И в лабиринт зеркального забвенья

Опять сочится скорбное "...зовёшь".

Зачем зовёшь? Ведь город твой в руинах,

И лживы декорации его.

Зачем?

Измучившись безмолвным вопрошаньем,

В кощунство очерниленных желаний

Ты заманила брата моего.

Мир вывихнут, но дальше ты калечишь,

В дурманящем щекочущем дыму

Благоухание олив и фимиама

Пытаясь разглядеть — как части речи,

В безумии зеркальном губы, плечи,

Разве я сторож брату моему?

Зачем зовёшь, переступив черту?

Опять, и снова, с древнего борделя

До питерского тесного отеля

Одно и то же. Что я говорю,

Ты делать никогда уже не станешь.

Все люди таковы — но ты решаешь

Задачу, неподвластную уму.

И в золотом сиянии проспектов,

И в духоте ночной — темно в том гроте, —

Я вижу, Мариам, твою игру.

Века идут, она не изменилась.

Не пала ты — паденье завершилось

Ещё тогда. Зачем зовёшь?..

Иду,

Сбив ноги в кровь, до самого рассвета

Иду; двор, поворот, карета

Грохочет в сумерках,

И золотые листья

Несутся в черноте воды под мостик,

Не глядя в воду, молча я иду.

Зачем зовёшь? — звенит над проводами.

Зачем зовёшь? — укорами во снах.

Змеёй за ядовитыми цветами

Порой мне сердце сковывает страх —

Всё чаще осенью.

Звонят на колокольне,

Я просыпаюсь в сумрачном бреду.

Величие холодного молчанья

Висит на шее, будто серебро

С лесными чарами сосны и малахита.

Зову, грозой молчания прибита

К кресту — а может, к белому листу.

Зову — в смятении чернильной ночи

Бунтующая глупость перед небом.

Зову, смеясь и стоя на краю.

Зачем зову?

О раввуни, сквозь каменные плиты

Небесным пульсом слышу казнь мою.

Просеяны страданья через сито,

Бессмертие покуда не допито.

Я перестану звать, когда допью.

Октябрь 2022

ТАК НАДО

Небесные реки, утекшие ветреным днем.

Порочное солнце в ветвях Гефсиманского сада.

Идущие мимо, не знавшие толком о нём.

Колодки и камни — наверно, так надо, так надо.

Небесные розы, дрожащие их лепестки.

Как капли росы, дробящийся свет на порезах,

На глянцево-красном; обманчиво-тонки черты,

А розовый запах обманчиво душен и резок,

Он бархатным облаком льётся на камни в пруду,

Снисходит кошмарами вновь к твоему изголовью,

Я к этому гробу уже не приду, не приду

Во имя того, что чернь называет любовью.

Так гордого гнева гниёт в сердцевине бутон,

Обманчивым тёмным сияньем пульсирует благость,

Услышав молчанье и скорбный серебряный звон,

Я слышу тоску, неуемную дикую ярость,

Так надо, так надо — кому, чаша, отче, — кому?

Предавший предатель, по кругу идущие строки.

Я к гробу уже не приду, никогда не приду,

Холодное зарево звёзд над тропою далёкой,

Холодная сталь закаляется в жилах моих —

Быть может, и в память о том, как твоя закалялась.

Когда молоток опускался, твой голос затих.

Когда молоток опускался — бессильная зависть

К опилкам креста —

Или складкам истерзанных простынь под крышей чужой?

У каждого грех свой и крест, от небес к преисподней,

Ты думал, что я не пойму, — будто грех неземной

Кусается крепче земных и язвит благородней.

Ты думал, что я не пойму, опуская глаза,

Ты думал меня поберечь — только сталь не поранишь.

И пламя земли задевает твои небеса,

Лазурью ты снова вернёшься — и снова обманешь.

И камень летит в твой висок, как когда-то и в мой,

За шуткой, смирением, болью скрывая уродство

Чужого сценария — солнце над красной тропой.

Как дорого, равви, дается твое благородство.

Я больше не дам прежней воли кощунственным снам

Про кровь, простыню, серебро и чужие чернила.

Ты больше не дашь прежней воли своей Мариам —

Так берег лишается моря в печали отлива.

Останутся ночь, и догадки, и ложь, и слова,

Чужих простыней душный запах под тенью акаций.

Не хочется видеть, и слышать, и знать — но, очнувшись едва,

Я морщусь от боли в виске. Это камень — так надо.

Матфею — завет, Иоанну — любовь, Мариам — омовение ног.

Ты думал тогда, что молчаньем меня уберег,

Но прячется темная чаща под сводами сада.

Звенит над заливом твоя не простившая боль,

Сливается с болью моей — тоже нет, не простившей.

Порочное солнце в агонии пламенных воль,

Под жаждою мести твой Ершалаим закалившей.

Священные войны внутри и снаружи гремят,

Смердит не-священная смерть, и в сиянии сада,

В мучительной памяти нервами рваного дня,

В глухих повтореньях пустого "Так надо, так надо", —

Так надо — кому?.. Заставляет внимать не дыша,

Кровавые язвы сошли со скульптур и полотен,

Зачем же, зачем — содрогаясь в слезах, — чтоб душа,

Чтобы душа возвысилась над плотью.

21.11.2022

СОЛОВЕЙ

В лунном свете дрожат лепестки бархатистых цветов,

Соловей распевает под сводами старого храма,

К новой смерти рассвет оказался ещё не готов,

Но ты должен уйти на заре — я давно это знала.

Над морями из слёз, в иссушающем ветре пустынь,

Над крестом и чернилами, кровью и братским зароком

Золотится сияние звёзд, и манящая синь

Заберёт тебя прочь, в справедливости мутно-жестокой.

Много вёсен назад этот день моё сердце порвал,

И ещё разорвёт, и сейчас, раввуни, разрывает.

Ты заранее знал, ты всегда всё заранее знал,

На рассвете, прощаясь с луной, соловей улетает.

Соловьём устремляется к солнцу больная душа,

Я ловлю возле храма его обгоревшие перья,

Ледяною Невой — темнота, пустота, не дыша, —

Возвышаясь бессильною верой над плотским безверьем.

И разводят мосты под пасхальный безрадостный звон,

На истерзанных мёртвых губах поцелуи Иуды,

В моей чёрной шкатулке хранится его серебро

До сих пор, и над городом мчатся молвы пересуды.

Бьётся пульсом отчаянье клятв в круговерти зеркал,

И осину декабрьский ветер, крича, коронует.

Мне так жаль его, равви, — ты тоже всегда это знал,

И от жалости грешное сердце болит и тоскует.

Соловьиные стоны над словом и ложем чужим,

И вишнёвым вином пахнут губы под пеплом и снегом.

Он любил тебя, равви, отчаянно, страшно любил,

Потому и убил — у смертных так часто бывает, —

В Гефсиманском саду, над распятием братских могил,

В серебре стылых звёзд соловей навсегда улетает.

Прихожу я на площадь — те самые камни лежат,

Раскалённые солнцем, лепнина дворца перламутром сияет.

Здесь меня покупали, здесь я покупала, здесь я... —

Но твой шёлковый голос серебряный звон искупает.

Тишиною и светом на город снисходит заря,

Из осиновой рощи тебе позвоню и услышу:

"Пожалей, Мариам, пожалей моего соловья".

Золотые лучи заливают деревья и крыши.

29.01.2023

КОНТРАКТ

КРАСОТА

"...А если это так, то что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?"

(Н. Заболоцкий. Некрасивая девочка)

Сосуд или огонь — неважно; обожгись

Нелепой болью, опаляя пальцы.

Так закалялся лист бумаги в темноте.

Позеленела медь старинного распятья.

Рисуй её, рисуй снегами на стекле —

Дорожками воды, тропой галлюцинаций.

Она, как штрих моста, не вспомнит о тебе

И не заговорит на языке каналов —

Русалочий язык, шуршащий о гранит.

Ты думал, что проник в сосуды её власти,

Что капилляры слов доверились тебе —

Биенье спелых нот, пульсация мотива.

Ты думал, что познал бессмысленность молитв.

Но вновь спасенья нет:

За розой — в лабиринт.

Как в темноте огонь, трепещет имя розы,

Шипы насквозь проткнут кольцо из жадных рук.

Насытиться нельзя;

От высоты к психозу

Плетётся лабиринт из тёрна, из шипов

Чернее темноты за островом бумаги,

Чернее, чем себе признаться ты готов;

Чёрт на изнанке черепа не дремлет,

Подкидывая в пламя новых дров.

Дрова горят — а пламя остаётся.

Она сгорит, сгорит опять в тебе —

А может, нет? А может, обойдётся?..

Но только ветер в стылой темноте

Ответит на твои самообманы.

Убийца роз — не трогай, отойди.

Святыни травм, сочащиеся раны

Пусть будут дальше на её груди.

А ночь темна, как вязь татуировок

И лихорадка в грешной голове.

Сосуд под алым пламенем расколот,

Её шипы не по зубам тебе,

Упрямый чёрт. Шипровым ароматом

Растает в горле безысходность фраз.

Сосуд блудницы. Розе непонятно,

Как эти игры приняты у вас —

Тебя и чёрта. Уходи, глотая

Тот аромат, тот нездоровый жар,

Что терпкими волнами накрывает,

Когда чадит страдания угар.

Страдание скрывает имя розы,

Страдание в насмешке над собой.

Кастеты, пистолеты — несерьёзно,

Смешные маски, деревянный бой

С солдатиками в детской у поэта.

До сумерек и судорог хочу.

До сумерек и судорог, до бреда —

И розе, обречённой палачу,

Осталось в жаркой цельности так мало

Сиять — но под стеклянным колпаком

Благоуханье не приносит света,

Горение сжигает ни о чём,

Не для истории — для тщетности историй.

Оставь сосуд и розу пощади,

Жестокий раб, —

Но шёпот без ответа.

Проклятья в темноте не разобрать.

И не уснуть от стонущего ветра,

Что лепестки роняет на кровать.

14.12.2021

ОДИНОКО

"Ты идеальна -

Хотя что я знаю

Об идеалах?

Замыленным оком

В мутные окна

Глядя на разных,

Я вспоминаю

Тебя, и ужасно

Мне одиноко"

(Аффинаж. Одиноко)

Неидеальна,

Не очень порочна,

В целом их много,

Тебе одиноко.

Со мной одиноко,

И с ней одиноко,

Жизнь скучна и убога,

Сереют сугробы.

Я всё это знаю,

Вокруг всё нормально —

Кровавая норма,

Рассекшая кожу.

И все мы похожи.

Тебе одиноко,

Я только одна из —

Знакомая блажь.

И холодом город

Сковал тебя снова —

Таинственный город,

Не твой и не наш.

Не очень порочна

(А может — и очень),

Опоры непрочны,

Внушителен стаж

Больной лихорадки.

Тебе одиноко.

Поставлена точка —

А может, кураж

Волнует напрасно,

И горький, и сладкий,

И горько, и сладко

Колышется боль.

Тебе одиноко.

Я всё это знаю.

И ты не согласен.

Дурит алкоголь

Кровавую норму

Из ранок и ссадин,

Раздавленных песен,

Убитых молитв.

Тебе одиноко,

И город опасен,

И каждое сердце

Отравой горит.

МЫ НИКОГДА НЕ БУДЕМ ВМЕСТЕ

"Мы никогда не будем вместе", —

Прошепчет ветер за окном.

Усталый ветер, мокрый ветер.

Стою, к стеклу прижавшись лбом.

"Мы никогда не будем вместе".

Категорично и смешно.

Десяткам клятв на белом свете

Смешить меня предрешено.

На белом свете — в чёрном свете —

В ночной угрюмой черноте.

Мы никогда не будем вместе;

Раздельно — будем?.. Знают те

Дворцы, сияющие смертью,

Мосты, скользящие к воде —

Рука скользит к бокалу с ядом,

Вихрится беспокойный сон.

Тебе не надо, мне не надо,

Не будем вместе — заживём

Другую жизнь; ты ненавидишь

Мои страдания, ты быть

Больным не хочешь вдохновеньем —

Вот только боль нельзя забыть.

Стираются печаль и радость

(Висок целует револьвер) —

А боль — осталась, боль осталась,

Как тот крошащийся эркер

На старом доме. Прочь столетья —

Мы в вечном городе пустом.

Мы никогда не будем вместе

Стоять в ночи перед окном.

30.01.2022

ЧЁРНЫЕ ЯБЛОКИ

Чёрные яблоки спеют на ветках сада,

Чёрные птицы поют под моим окном,

И покрывается плесенью старый дом.

Дым сигарет, стук в голове, колко горчит вино.

Чёрные яблоки. Невелика награда —

Плодом познанья моим остаётся боль.

Просто блюду? традицию —

Винно-невинно, издавна, горько-сладко.

"Ещё одна дыра, ещё одна заплатка", —

Ты говоришь, соскребая с надрезов соль.

"Я ненавижу тебя, ты чудовище, ты насильник!"

Шум в голове, лезут скользкой змеёй в виски

Чёрные яблоки. Вызов опять не принят.

Чёрные яблоки бешенства и тоски.

"Ты мной питаешься — мразь,

* * *

нушка, сука!

Если напишешь книгу — тебя убью!"

Чёрные яблоки; старая эта мука —

Вдоль, поперёк я знаю её. Люблю

Входить в неё против воли, ласкать, царапать,

Тихо рыча в кровавящей пустоте.

Чёрные яблоки. Чудище может плакать?

Может — но слёзы будто уже не те.

Будто обряд, традиция, ложное перемирие

С пёстрыми небесами, безумными, как глаза

В разноцветных пятнах —

Синий, зелёный, карий.

Чудище может плакать — и мой оскал

Вдруг отразится в твоём. Вечно всё то же "Хватит!",

Вечно всё то же "Больно, ты неправа, постой —

Слишком глубокое погруженье,

Давят на грудь тонны твоих чернил.

К монстру на дне я чувствую отторженье —

Только красивый остров я полюбил,

Остров с цветами, садами, птицами золотыми.

Кто мне сказал, что под ним багровеет ад?

Что ты так смотришь чёрными и пустыми?

Я же в твоём уродстве не виноват!

Я ничего не сделал — всегда поступал по совести,

Я же тебя не мучил — нет, ну скажи? Ведь нет?!"

Чёрные яблоки — главы, рассказы, повести.

Чёрные яблоки — грешный полночный бред.

В свете луны серебрятся черты заветные —

Про?клятое сокровище, драгоценный купаж.