Падающий

Хм, эти двое опять здесь. Живут, наверное, неподалёку. Помахал им, да так и остался с поднятой рукой: сбежали!.. Психи...

... Всю ночь одно и то же: человек в темнице стоит у прутьев решётки и вдруг начинает их трясти, а потом в изнеможении, не отрываясь от прутьев, съезжает, садится на землю, и вся поза выражает отчаяние. Снова стоит, снова начинает трясти... Эх, бедняга... Лучше б сидел как обычно, обняв колени. Спокойней бы жил.

2.

Разбудили меня самым диким образом: даже не позвонили — загрохотали в дверь. Я машинально потянулся к часам. Да что ж это такое! До звонка пять часов!

Встал, зевая. Подошёл к двери, твёрдо уверенный, что ошиблись дверью...

— Полицию вызову, если не прекратите стучать!

Дверь взорвалась!

Её выбило так мощно, что она ударила меня по плечу краем. Хорошо хоть, с петель не слетела. Я чуть не упал, но схватился придержать её, хотя плечо взвыло от боли. Сначала переступил порог один, затем второй. У обоих лица закрыты платками, а может, какой-то тканью. В бандитов, что ли, захотели поиграть? Они шли на меня как-то так, что я сразу понял: нет, эти точно не ошиблись. Они точно пришли по мою душу.

Изумлённый, я только и смог сказать:

— Э-э, вы не подождёте, пока я оденусь?

А когда они схватили меня и заломили руки — больно же! — за спину, я добавил:

— Я, вообще-то, могу и так пойти, если надо. Зачем же руки...

Меня стукнули под дых и буркнули:

— Молчи! Где меч?

— А-а... Больно... Что?! Какой меч?! Ребята, вы в детстве не наигрались, что ли?!

Один держал меня за руки, второй — обыскивал квартиру. Потом первый не выдержал, стал помогать второму, связав меня и посадив в кресло. Беспорядок страшный устроили. Сначала я оторопел, потом успокоился: придёт Каролина — приберёт. Это ещё не страшно. И стал смотреть, что они найдут у меня. Много чего нашли. Я всё пытался запомнить, куда что они бросали, чтобы потом подобрать. Меча не нашли. Матрац-то приподняли, но хорошенько перерыть бельё не сообразили. Подняли кипу вместе с оружием. Я даже улыбнулся от гордости — здорово спрятал! Самое надёжное место. Улыбки они не заметили.

Обозлились!! Причём как! Таких злых глаз в жизни не видел! Раскрыли окно, подвели меня к нему. Один злым же голосом спрашивает:

— Ну, не вспомнил, куда меч девал?

— А чего вспоминать, если у меня никогда...

Развязали руки. Один держал за плечи, второй подхватил за ноги... Ничего такого я не ожидал — даже не сопротивлялся!

Они выкинули меня в окно! В одной пижаме, даже не дали одеться и обуться!

А стена отвесная... Здесь же серпантинных дорог нет... Двадцать этажей — и начинается Нижний уровень, до которого, возможно, мне и не долететь в целости и сохранности... Но снова охватило странное чувство.

Я падал. На этот раз не кувырком. Раскинув руки, я представлял, что лечу — и снова с дождём! И плевать на падение — это полёт!.. Мне казалось, я не умру, а влечу во что-то новое, даже не в новую жизнь, а во что-то совершенно невероятное, где я буду кем-то другим. Хоть и этот, который падал, тоже ничего.

Чёрная ночь. Редкие огоньки в окнах. Странно думать, что люди в доме даже не видят, как кто-то летит мимо их окон.

Я не боялся упасть. Падение с такой высоты — не оставляет надежды даже не боль. Мгновенная смерть. И — как следствие, я наслаждался полётом, представляя, что у меня выросли крылья и я сегодня впервые решился их опробовать.

А потом подступило к горлу что-то. Жаль, что тот тип так и остался сидеть у своей решётки, не вышел из своей таинственной темницы. Я вспоминал, как он тряс прутья клетки, и думал, что я-то вырвался... Пусть не по своей воле, но всё же... Я освободился...

Руку ожгло сумасшедшей болью. Ударился обо что-то. Потом тупой болью заныл бок. И вдруг меня крутануло в воздухе. Я больше не летел, распластавшись, а падал, чуть ссутулившись и поджав ноги, как-то по-кошачьи, словно не впервые так делал. За мгновения до приземления я понял, что я сейчас встану в ту же позу, что в первое падение, — в стартовую позу бегуна. Нет, скорее — в коленопреклонённую. Впрочем, всё равно. Вместе с пружинистым прыжком на асфальт я понял, что остался жив. И застыл в той же позе ожидания.

Долго оно не продлилось. Я вновь, как вчера, шарахнулся назад от предмета, со свистом упавшего между ладонями, словно приклеенными к дорожному покрытию. По пальцам, правда, всё равно попало — лёгкой, но плотной вещью на двух брезентовых лентах, похожих на липучки на моих ботинках, только очень уж большие. Я снова мягко поднялся, с невольной улыбкой прогнувшись в спине — нравится! Вставая, прихватил предмет. Похоже, в футляре из мягкого пластика прячется нож. Зачем он мне? Покрутив его так и сяк, обнаружил, что обе ленты на концах и впрямь липучие, чтобы соединяться меж собой. Ну, и куда его? Смеха ради приложил к кисти. Идеально. Но ведь не часы. Или я чего-то не понимаю? Ну и пусть будут на руке. Отодвинул край пижамной рубахи, сунул руку в обе ленты — и вдруг машинальным движением, словно тысячи раз делал, залепил липучки, так что футляр оказался между локтем и тыльной стороной кисти. Рука спокойно вдоль тела — никто и не увидит спрятанного предмета.

А что за нож-то?

"Даггер!" — будто шепнули со стороны. Даггер? Согнув руку в локте, ладонью другой легко и незаметно, на всякий случай, вынул нож. Маленький, но оружие серьёзное. Вспомнив про меч, я медленно поднял нож и представил, что на меня вот-вот нападут. Справа, например! Я резко развернулся — даггер лезвием от себя. Позади кто-то глухо вскрикнул. Рука дёрнулась. Но разглядеть ничего не успел. Какие-то тени, слишком быстрые для обычных теней, стремительно убегали от меня по узкой улочке.

Я вложил нож на место, с удовольствием чувствуя себя защищённым в таком месте. Итак, куда это я приземлился? Улочка между двумя домами-кварталами. Это понятно. Задрав кверху голову, я не разглядел неба. А ведь, если распахнуть окно на моём уровне, кусочек синевы можно увидеть. Ничего себе — шлёпнулся. Теперь разворачиваемся. Ага, выход на проезжую часть. Туда-то мне и нужно. Именно там находятся — обычно — лестницы напротив межуровневого метро, по которым я смогу вернуться на свой уровень. Надеюсь, здесь они тоже есть.

Сделав шаг, я растерянно остановился. Э-э... Это, конечно, здорово, что остался жив и ножик полезный получил. Но... Я чуть нагнулся. Ноги босые. Под стопой, уже замерзающей и непривычной к таким путешествиям, колючие камешки и — не дай Бог! — битое стекло. И пижама. Как показаться в метро в таком виде? Нет, проехать на метро нетрудно: я, как обычно, заплатил за проезд до конца месяца, и по отпечатку пальца меня должны довезти до моей остановки. Но престиж моих работодателей... Да и перед людьми неудобно.

Задрав голову, я посмотрел на верхние этажи, скрытые в дождливой дымке. Капля шлёпнулась на нос, и часть её брызнула в ноздрю. Я чихнул. Ладно, уговорили, пойду пешком. Главное — до лестницы добраться. Жаль, никогда не интересовался, сколько этажей от моего донизу.

А потом вдруг на меня нашло. Вместо того чтобы идти прямо к выходу из переулка, ноги неожиданно понесли меня к стене дома-квартала. Несколько шагов, делая каждый из которых я покряхтывал от впивающихся в ноги крошек и камешков, — и я стою, изумлённо глядя, как мои руки деловито копаются в мусорном контейнере.

Мне повезло, что для сна на сегодняшнюю ночь я выбрал пижаму в коричневую полоску через едва видную жёлтую нить. Можно сказать — полосатую. Главное в ней — тёмный цвет. Можно (немного поколебавшись, решил я) сойти за праздного гуляку в свободном костюмчике. Правда, какие гуляки могут быть здесь, на нижнем уровне, я имел весьма туманное представление. А вскоре мои деловитые руки снабдили меня вполне приемлемой обувью. Вы же помните, что я непритязателен? В общем, на ногах сейчас у меня красовались дамские ботинки — прикрытые широкими штанинами, выглядели они как потрёпанные мужские. Даже шнурки есть. Немного, правда, жали на подъёме. Каблуки-то я оторвал. То есть не я, а руки. Практичные оказались, не то что хозяин. Хе-хе... А потом руки надели на меня кусок грубого материала с дырой в середине. Когда я влез в него, выяснилось, что это не просто материал, а очень грязное вязаное пончо. От грязи оно было твёрдым, а мне показалось — грубым. Но если отдать в стирку... Я вздохнул, проехавшись пальцами по другим дырам, явно не запланированным производителем. Руки поправили на мне пончо, и оказалось, что с одной стороны оно длиннее. Тогда руки быстренько скосили вещь на плечо и прикрыли мне левую руку с даггером. И получился обычный короткий плащ. Представив себя со стороны, я признался, что теперь, одетый и обутый, выгляжу более чем презентабельно для прогулок на тёмных улицах, но всё же никак не для поездки в ярко освещённом метро. Придётся всё-таки идти на лестницу.

И пошёл. Освещение здесь, конечно, совсем не для прогулок. Мне не понравилось, что пришлось вглядываться в недалёкую темь и ничего не видеть. Каждый второй фонарь то ли потушен, то ли у него лампочка разбита. Везде копошатся какие-то тени, большие и маленькие. Я просто не успевал определить, которых мне надо бояться. И боялся всех. Некоторые убегали от меня, хотя шёл я не очень громко, да и дождь приглушал шаг. Некоторые пытались приблизиться, но почему-то тоже разбегались. Может, моя новая походка их пугала? А мне она нравилась.

Пройдя несколько десятков шагов, я наконец выбрался из переулка. Оглядевшись, прикинул, в какую сторону идти, чтобы выйти к лестницам метро. Движение, несмотря на жмущие ботинки, мне пришлось по душе. И даже где-то, в дальних уголках души, чувствовался опасливый восторг.

Лестница словно ползла ко мне — далёким тусклым светом, негромким говором, опасностью. Казалось, всё произойдёт очень просто: я подойду, с облегчением взгляну наверх и потопаю по ступеням, утешаясь, что незапланированная прогулка вот-вот закончится.

Но всё произошло несколько иначе. На первых же ступенях лестницы сидели странные подростки, которые сначала почему-то сами взглянули на меня как-то диковато. Я засомневался, стоит ли идти именно к этой лестнице, но теперь вдруг инициативу на себя взяли ноги. Они решительно зашагали вперёд, неся меня, ещё размышляющего на темы выбора. Правда и то, что подростки решили выразить протест против решения моих ног: они начали вставать — интересно так, как в кино, медленно, по одному. И была в этом групповом движении какая-то пугающая красота. Мне так понравилось, что я даже не заметил, как дошёл до ребятишек. Впрочем, как выяснилось, кроме ребятишек, в компании сидели — теперь уже стояли — и парни повзрослее. И смотрели они на меня почему-то тоже резко отрицательно.

Я вздохнул, предполагая, что кто-то из них узнал в позаимствованном пончо свою собственность, и приготовился к тому, что сейчас придётся объяснять ситуацию, в результате которой я остался в пижаме.

Мои руки на это сказали: "Ха! Обойдутся".

Ближе к ступеням правая рука не спеша откинула край пончо с левого плеча и вальяжно устроилась на сгибе левой же руки. В такой наполеоновской позе я и приблизился к компании, коротавшей — странно для детишек! — глубокую бессонную ночь. Один, длинный, сделал ко мне шаг, словно собираясь приветствовать. Я было обрадовался, но даже сквозь ровный шум дождя и в недоброжелательном молчании расслышал щелчок. У бедра он держал складной нож.

— Добрый вечер, — вежливо сказал я, и моя правая рука вынула из ножен даггер.

— Добрый... — Длинный ухмыльнулся.

Моя левая нога сделала плавный, тягучий шаг, так что правая затем поставила меня рядом с Длинным настолько вплотную, что он забеспокоился. Но с беспокойством он опоздал. Левая моя рука притиснула его ладонь с ножом к тому же бедру, а потом ласково обхватила его за кисть и сжала. Правая же метнулась к его горлу и смяла даггером горло в небольшую морщинку. Я ещё недоумевал, что будет делать далее рука, прижавшая его нож к его же ноге так, что он не мог пошевелить рукой, как мой рот решил: не мешало бы добавить настроения. И скривился в улыбке, почувствовав которую, я испугался сам.

Лицо Длинного вытянулось в плаксивой гримасе, но не от моей кривой улыбки. Моя левая ладонь сжала его кисть со стиснутым ножом и дёрнула вверх каким-то странным вывертом. Оружие парня взлетело. Моя левая поймала его и, сжавшись в кулак, коротко врезала по кривящемуся от боли рту. Он чавкнул кровью — подхватить-то его успели... Моя голова чуть наклонилась, глаза прищурились, аккомпанируя кривой ухмылке, и обвели всех странным, необычным для меня взглядом. Под которым все вдруг будто уменьшились ростом.

— Я сказал — добрый вечер...

Левая резко дёрнулась в локте. Детки шарахнулись. Хотя я всего лишь сложил трофейный ножичек.

— Детки... Добрый вечер. Ну-ка... Быстренько сказали дяде то, что он хочет услышать.

Я улыбался — и я ужасался тому, что творю и говорю. И — чёрт бы меня драл! — мне нравилось, что вытворяю тот я, которому так понравился даггер и очень нравился чужой, отобранный у деток нож. Несмотря на то что мне всё же было страшновато. Э-э... Из-за себя самого... Кхм...

— Ну!

Рот ощерился в оскале — я "увидел" себя со стороны (представил то бишь) и похолодел. А если они сейчас... Да пусть они сейчас!..

— Добрый вечер...

— Добрый...

Левая рука обнялась с правой. На глазах неохотно приветствующих меня детишек я вложил даггер в ручные ножны. И левая медленно, со сдержанной страстью опустилась, пряча складной нож. Теперь детки смотрели на меня как кролики на удава. Впрочем, кролики ещё доисторические — то есть достаточно клыкастые, чтобы ещё сто раз подумать, подставлять ли им спину. Поэтому я шагнул к ним с тем же застывшим оскалом. И повёл плечом. Не я — левая рука скомандовала. Они отшатнулись. Что, кролики, как вам встреча с доисторическим тигром? Бивнезубым? Я кошачьи мягко шагнул раз, другой (поставил одну мягкую лапу, другую) — и стремительно выбросил правую руку вперёд. Правая хищно сграбастала за грудки парня, который — новым чутьём я точно угадал это — заправлял всеми в компании.

— А проводи-ка меня, красавчик, немного.

Знаете, когда позже я вспоминал библейское выражение "избиение младенцев", перед глазами всегда возникала одна и та же картина: как бесшумно и быстро вся орава набросилась на меня — и как действовали мои руки. И ноги. А ещё впоследствии я понял одну истину, правда, подсказанную: если даггер мне и принадлежал, я носил его только "из понтов", как позже выразились мои новые знакомцы... В общем, они слишком рано решили, что хозяева улицы — это про них. К сожалению, мне пришлось немного подзадержаться на пути домой, чтобы заняться их воспитанием и убедить юные создания, как они неправы, нападая на одинокого взрослого дядю. Мои убеждения остались на них в виде достаточно изгладимого следа, хотя мне сейчас и не вспомнить, есть ли такое литературное слово "изгладимое". Но ведь всё понятно и без того?

В общем, мне пришлось сдерживать себя изо всех сил, чтобы не перекалечить молодёжь. А потом я вынул из этой устало шевелящейся кучи того же типа — их предводителя, уже не за грудки, а за шкирку и вежливо напомнил, что я выбрал именно его в качестве своего проводника по этим странным местам, где чужаков встречают, мягко говоря, негостеприимно.