Драконоборец

Эмилия приходилась ему теткой. Она была младшей сестрой его матери и матерью его кузена Невилла, с которым они выросли бок о бок и с которым были неразлучны с самого рождения, что сделало их ближе, чем родные братья. Земли, принадлежавшие леди Эмилии и ее покойному мужу, располагались по соседству с землями его отца, но, овдовев одновременно с Эмилией (их мужья не вернулись из последнего похода), мать Ричарда пригласила младшую сестру жить вместе с ней. Сам Ричард этого не помнил, потому что в это время он был еще слишком мал. Поэтому на протяжении всей его жизни тетушка Эмилия — леди Эмилия, как её полагалось называть — была такой же неотъемлемой частью его жизни, как родовой замок, домашняя челядь или дружба с Алисон и Невиллом. С одним только отличием — все остальное в своей жизни он любил, а вот тетя Эмилия была единственным темным пятном всей его жизни. Конечно, Ричард понимал, что это мелочи. Кто-то рождается калекой, кто-то тяжело работает от зари до зари, кто-то томится в плену у неверных — что в сравнении со всеми этими несчастьями какая-то тетя Эмилия?! Но рассуждения не помогали. Тетка была, как изжога или как непрекращающаяся икота — сколько самого себя не убеждая, что это мелочь, но поди-ка поживи с подобной мелочью!

Она все время ко всем придиралась, попрекала слуг, пилила Ричарда и собственного сына, осуждала Алисон за то, что та ведет себя "неподобающе" для девочки — словом, она была уверена, что ее священная миссия состоит в том, чтобы указывать всем окружавшим ее людям, как им жить, и исправлять их недостатки. Может быть, их тесная детская дружба с Невиллом и Алисон сложилась, кроме всего прочего, еще и потому, что им необходимо было общими усилиями противодействовать тете Эмилии. На остальных — включая мать самого Ричарда и даже сэра Роджера, вдового отца Алисон — леди Эмилия производила парализующее действие. Кто-то, как мама Ричарда, искренне полагал, что тетушка просто желает всем добра, но большинство людей, включая сэра Роджера, кажется, просто цепенели от ее самоуверенной бесцеремонности и никогда не находили в себе силы ей перечить. Иногда это, конечно, было не так плохо. Например, леди Эмилия сказала, что негоже девочке все время проводить с отцом, и что ей требуется проводить побольше времени в обществе знатных дам, чтобы понять, как ведут себя леди — благодаря этому в детстве Алисон жила с ними почти так же часто, как у себя дома. Сама она, правда, ненавидела гостить в их замке ("ты не обижайся, Ричард, твоя мама очень милая, но этой мерзкой старой выдре я когда-нибудь подсыплю яду!" — заявила Алисон после того, как тетушка сожгла всю ее "неприличную" одежду, оставив ей только платья), но в то же время Ричард полагал, что Алисон, с раннего детства обладавшая таким же несгибаемым характером, как тетушка Эмилия, даже скучала бы без их войны. А уж тем более — без общества своих лучших друзей.

Мать Ричарда с возрастом все больше погружалась в религию. Замуж она вышла поздно, по большой любви, и, сколько Ричард себя помнил, никогда не прекращала тосковать по его погибшему на войне отцу. Так что вполне естественно, что ее интересы постоянно устремлялись от земных забот к делам небесным. Воспитание Ричарда мешало ей отвлечься от обыденных забот, но по мере того, как он становился старше и все меньше нуждался в ее помощи, мать все больше времени уделяла своему молитвеннику, и в конце концов сказала сыну, что желает удалиться в монастырь. Он, мол, уже достаточно взрослый, чтобы управлять делами без ее участия.

"А как же быть с Эмилией?" — едва не спросил Ричард. Но у него не хватило духа требовать, чтобы мама, когда-то пригласившая леди Эмилию жить вместе с ней, теперь потребовала, чтобы та уехала к себе домой.

Ричард надеялся, что тетушка Эмилия сама поймет, что ей не стоит жить под одним кровом с выросшим племянником — который, откровенно говоря, никогда ей не нравился, поскольку вовсе не был таким тихим и послушным мальчиком, как Невилл, и, по убеждению Эмилии, всю жизнь дурно влиял на ее сына.

Но, судя по поведению леди Эмилии, она считала само собой разумеющимся, что будет и дальше оставаться в замке и указывать всем остальным — включая нового хозяина этих земель — как жить. Тетушка вела себя точно так же, как и при своей сестре, и, несмотря на постоянные конфликты с Ричардом, явно не собиралась ничего менять. А Ричард чувствовал, что ему не хватает духа указать властолюбивой тетушке на дверь.

— Ты же не на улицу ее гонишь! — возмущалась Алисон. — У нее есть своя земля и дом. Она спокойно может вернуться в свой замок.

Но в реальности все было не так просто. Замок тетушки, построенный пару веков назад, был маленьким и неудобным, обветшавшим и от времени, и от того, что в нем давным-давно никто не жил. Переезжая, тетушка перевезла с собой всю мебель и забрала немногочисленную личную прислугу. Новый переезд потребовал бы от нее существенных расходов, а заодно разрушил бы жизни многих не имеющих прямого отношения к семейным делам Ричарда людей. К примеру, Мэри, горничная тетушки, давно была замужем за его конюшим, да и между другими слугами за долгих двадцать лет сложились родственные связи. Ричард видел дядин замок и прекрасно понимал, что сделать его таким же удобным и приятным местом, как их дом, будет очень непросто — и к тому же очень дорого. Подобных денег у тетушки не было. А каково пришлось бы Невиллу? Он с самого рождения жил вместе с Ричардом, считал их замок своим домом — и вдруг любимый брат, товарищ детских игр, говорит ему : "Ступай отсюда вон"?!

У Алисон, конечно, и на это тоже был ответ : "Пусть Невилл остается и живет с тобой, как раньше. А Эмилия под боком нужна вам, как репей в чулке!".

"Думаешь, Невилл согласится бросить мать одну?.." — спросил на это Ричард.

Алисон примолкла. Они оба знали, что кузен был добрым, мягким парнем. А леди Эмилия, конечно, никогда бы не простила сыну, если бы он ее "бросил". Так что Невилл, безусловно, поехал бы вместе с ней, даже если жить с матушкой под одним кровом ему хотелось ничуть не больше, чем самому Ричарду.

В конце концов Ричард решил, что, находясь под одним кровом с тетушкой, он никогда ничего не придумает, и что ему нужно проветрить голову и посмотреть на ситуацию со стороны. Ничего лучше для такого дела, чем на время присоединиться к братству странствующих рыцарей, сделать было нельзя. Расстаться с Алисон, которая из подруги детства превратилась в даму его сердца, было так же тяжело, как вырвать зуб, но, с другой стороны, сэр Роджер в свое время совершил немало подвигов, и куда благосклоннее отнесся бы к его желанию жениться на своей дочери, если бы Ричард доказал, что он не просто молодой бездельник, а достойный рыцарь.

"Чушь! — заявила Алисон на это рассуждение. — Папа и так охотно согласиться на наш брак. К тому же, он отлично знает, что ни за кого, кроме тебя, ему меня не выдать. Он постоянно вспоминает, что я еще в пять лет ему сказала, что выйду за тебя замуж..."

"Так он потому это и повторяет, что считает это просто милой детской шуткой, — возразил на это Ричард. — Он уверен, что мы с Невиллом тебе как братья. Готов спорить, если бы он увидал, что мы с тобой целуемся, он даже со своей больной спиной свернул мне шею!"

"Лучше бы он свернул шею тете Милли... — сказала на это Алисон. — Имей в виду — пока ты не надумаешь, как тебе от нее избавиться, я за тебя не выйду. А если и выйду, то не стану слушать ни тебя, ни Нелли, и пинками выставлю ее за дверь. Еще недоставало, чтобы она всю оставшуюся жизнь учила меня жить!"

Ричард и сам прекрасно понимал, что до тех пор, пока он не избавится от тетушки Эмилии, о свадьбе нечего и думать. Алисон, несмотря на свой бурный темперамент, была доброй девушкой, и, что бы она там ни говорила, никого бы никуда не выгнала... но вот во что бы превратилась их общая жизнь под одной крышей — и подумать страшно!

Временами Ричард спрашивал себя, был ли он первым странствующим рыцарем, который отправился в путь не для того, чтобы поискать трудных испытаний, а, наоборот, затем, чтобы на время отложить то испытание, которое казалось ему непосильным — решение наболевшего вопроса с тетушкой Эмилией? Или для других рыцарей это тоже было обычным делом?

К чести для Эмилии, нужно признать, что она вовсе не желала ему зла. Если бы Ричард свернул себе шею во время своих рыцарских подвигов, и замок, и земля достались бы его родне — то есть самой тете Эмилии и ее сыну. Но, даже если в душе леди Эмилия была вовсе не против, чтобы ее сын получил все его владения, она, однако, не позволила этому недостойному порыву возобладать над собой, и всячески старалась удержать племянника от этого "нелепого" поступка. Правда, делала она это в своей обычной манере, так что от ее увещеваний никуда не ездить и не делать глупостей Ричард не то что не изменил своих планов, а, наоборот, почувствовал необоримое желание сбежать, в чем был, не собирая сумки и не подковав коня.

Интересно, что сказала бы тетя Эмилия, если бы знала, как он поступил с детенышем дракона. Вероятно, она заявила бы, что ничего другого от ее племянничка и ждать было нельзя, что он пошел характером не в мать — святую женщину — а в сумасбродного отца, что она всегда твердила сестре, что ее сынок плохо кончит... И так далее, и все тому подобное. Начав такую речь, Эмилия вполне способна была продолжать ее до бесконечности — пока все ее слушатели не капитулировали и не разбегались в ужасе, оставляя поле боя за зловредной дамой. С возрастом манеры тетки становились все несноснее — если в те времена, когда они были детьми, теткины речи были, на худой конец, разнообразны, то со временем она усвоила привычку повторять одно и то же много раз, с упорством дятла, долбящего дерево.

Дракончик, которого Ричард спас, рос быстро — впрочем, он и съедал столько, что хватило бы накормить существо в три раза больше него самого. Ричард шутливо попрекал его такой прожорливостью, но охотно носил ему мясо — он даже сам не понял, когда успел привязаться к этому странному существу. Наверное, дело было в совместных ночлегах, а также и в том, что при ближайшем рассмотрении дракончик оказался похож на всех тех существ, с которыми Ричард привык возиться дома — щенками на псарне, маленькими жеребятами, смешным теленком, который тоже потерял мать и которого они с Алисон в детстве выкармливали молоком из фляжки с завязанным тряпкой горлышком. Было ли это свойством всех драконов вообще, или же дело было в том, что драконий детеныш оказался под присмотром человека, но в его повадках было больше не от дикого, а от домашнего животного.

Спал он теперь гораздо меньше, а когда не спал, ходил за Ричардом хвостом. Передвигался он теперь гораздо более уверенно, чем неделю назад. Время от времени дракончик делал вид, что нападает на его сапог, кусая вареную кожу голенища, но Ричард прекрасно понимал, что это не всерьез. Кроличьи и даже оленьи кости его подопечный перекусывал так же легко, как сам он ломал высохшие ветки, так что, пожелай дракончик в самом деле его укусить, сапог бы его ни за что не защитил. Но Ричард уже перестал бояться, что дракон его укусит. Он возился с ним так же спокойно, как с охотничьими псами, а дракончик точно так же, как те псы, покусывал его запястья или пальцы — и, хотя те и другие запросто могли бы нанести ему серьезное увечье, от этих "укусов" оставались лишь едва заметные следы, сходившие через пару минут.

Однажды, досыта наевшись свежей рыбы, выловленной Ричардом, дракончик, хоть и сытый, повел себя так, как будто требовал добавки. Длинный и гибкий хвост, извиваясь, хлестал из стороны в сторону, а сам дракончик припадал к земле, разевал пасть и шипел в притворной ярости, но на нескольких рыб, отложенных рыцарем в сторону себе на ужин, он при этом не обращал ни малейшего внимания, и выглядело это так, как будто он не голоден, а просто хочет поиграть. Чуть-чуть подумав, Ричард подобрал сухую палку, повертел ей перед носом у дракончика, а потом зашвырнул ее подальше, как будто имел дело не с драконом, а с собаками у себя в замке. Он не особенно рассчитывал на результат, но, к его удивлению, дракончик развернулся, и, быстро перебирая лапами, с юркостью ящерицы побежал за палкой, отлетевшей далеко в кусты. А когда он, все так же семеня и припадая животом к песку, принес палку назад и стал навязчиво совать ее ему, делая в то же время вид, что он не хочет ее отдавать, Ричард, не выдержав, расхохотался.

В этот день он дал дракончику имя — Ригель. Коровы и овцы в их домашнем стаде всегда были безымянными, но тому теленку, за которым они когда-то ухаживали в детстве, Алисон сразу же дала имя — Рыжик — заявив при этом, что, если живое существо не только кормишь, но и играешь с ним, то ему нужно имя. Следуя этому завету, Ричард посчитал, что оставлять дракончика без имени будет неправильно.

При этом Ричард ясно понимал, что Ригель — не собака, и что он не должен привязаться к нему так, как если бы он в самом деле был его хозяином. Его задача состояла в том, чтобы дождаться, пока Ригель не способен будет прокормиться сам, а после этого уйти и предоставить юного дракона его собственной судьбе. Поэтому больше Ричард с ним не играл и вообще старался, по возможности, поменьше его трогать, а во время сна не позволял дракончику цепляться за себя и осторожно спихивал его на землю, так, чтобы тот спал хотя бы рядом с ним, а не на нем. Впрочем, дракончик с каждой ночью — или правильнее было бы сказать, с каждым съеденным куском мяса — становился все теплее, так что греть его не было никакой необходимости.

Через пару недель Ригель уже ловил шнырявших в траве кроликов и научился заходить на мелководье и подолгу сидеть неподвижно, пока какая-нибудь неосторожная рыбешка не подплывала слишком близко. Тогда Ригель выхватывал ее из воды — тем же молниеносным, поразительным движением, каким выхватывал у Ричарда из рук кусочки мяса — и мгновенно пожирал. А после этого опять надолго замирал — черный и неподвижный, как блестящий мокрый камень. Ричард понял, что "учить" дракончика охотиться нет никакой необходимости. В ученых книгах говорилось, что драконы — прирожденные убийцы, и Ричард имел возможность убедиться в том, что это верно. Ну, по крайней мере, применительно к охоте и поиску пропитания. В патологическую кровожадность Ригеля Ричард не верил. Этак даже собаку можно называть "безжалостной убийцей" — в ней ведь тоже от рождения сидит инстинкт охотника.

— Пора прощаться, братец, — сказал он дракончику. — Теперь ты без меня не пропадешь, а чересчур ко мне привязываться тебе вредно. Постарайся, когда вырастешь, охотиться в этих местах, и никогда не лезь в долины и не трогай чужой скот — а то как бы мне не пришлось тебя убить. Бывай...

Расставание с Ригелем расстроило его сильнее, чем он ожидал. Проведя всю сознательную жизнь в обществе дорогих ему людей, Ричард был плохо приспособлен к одиночеству, и компания Турна была неспособна заменить дракончика, который нуждался в его защите и опеке и все время порывался с ним взаимодействовать. Впервые со дня своего отъезда Ричард остро ощутил свою оторванность от дома и начал скучать по всем своим домашним — не только по Алисон и Невиллу, но и по остальным — по Мэри с Диком, по старушке Катерине, бывшей его няней, и отцу Ансельму, который когда-то обучал их грамоте, а теперь помогал ему вести дела в поместье. И, конечно же, по поварихе Анне, которая обожала Ричарда и всякий раз приберегала для него и для его друзей самые лучшие кусочки.