Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
…Но уже прямо на «рабочем месте», а не в гостиничных номерах!
То есть из зала уже не выпускаем — ни еды, ни питья, ни возможности сходить в туалет. Уверен: более чем трое суток они не продержатся и, не в пример проще будет отмыть помещение от их дерьма — чем ликвидировать последствия их дел.
А если и продержатся, не беда.
Тем временем, я провожу через Верховный Совет кое-какие реформы — после которых мне на решения Съезда будет насрать.
Учитывая все процедуры, десять дней и это уже будет совершенно другая страна!
За которую будут сражаться — не только потому, что это Родина — но и…
…Потому что!
* * *
Сделав на прощанье Съезду «ручкой»:
— До завтра в это же время, товарищи!
Выхожу из-за трибунки и направляю стопы на выход. Сейчас я выйду, подожду соратничков и предложу им пройти в свой кабинет.
За дверьми зала заседаний явно нервничающий Власик.
Я с ходу, чуть ли не за грудки его хватая:
— Где Берия?
Тот с явно бледнеющим лицом:
— Не могу знать, товарищ Сталин! Дома его тоже «потеряли»: выехал по звонку и пропал… И в Наркомате ничего не знают.
Мда… Видно что-то случилось…
— Тогда вот что, Николай Сидорович. Промедление смерти подобно! Найди Косынкина и, от моего имени дав приказ Коменданту Кремля — действуйте.
Власик развернулся и чуть ли не припрыжку побежал. Тут выходят мои соратнички и сразу подозрительно кучкуются.
Рисунок 28. Сенатский корпус Кремля.
Глядя в спину удаляющегося Начальника моей охраны, Молотов:
— Коба! Нам надо срочно с тобой поговорить. Давай пройдём в твой кабинет.
Оба-на!
«Получается, не я «забил стрелку», а мне!».
Что-то явно пошло не так…
Стараясь принять вид как можно более невозмутимый, делаю приглашающий жест рукой:
— Ну, что ж… Раз срочно — то давайте пройдёмте, товарищи.
* * *
В моём «послезнании» информации — почти нуль, но Поскребышев и особенно Власик меня очень хорошо — с рисованием рисунков и черчением схем, заочно ознакомили с расположением важнейших объектов Кремля, поэтому я уверенно шёл впереди.
Кремлёвский кабинет Сталина находился на втором этаже Сенатского корпуса, прямо над его кремлёвской же квартирой.
Через секретариат (вотчину Покрёбышева) прошли в комнату охраны — где остались мои «прикреплённые», затем собственно в сам кабинет.
Рисунок 29. Кадр из к/ф «Битва за Москву», на мой взгляд очень точно передающий саму обстановку того «сходнячка».
Обстановка помещения полностью соответствовала моим представлениям: приглушающая шаги красная дорожка, обшитые дубовыми панелями стены, стол на котором ничего не было лишним — два телефона (прямой и с «вертушкой»), настольная лампа, чернильница с ручкой и графин с водой…
Ну и длинный «наркомовский» стол со стульями — для посетителей и совещаний, разумеется. Выпив подряд два стакана воды, ибо во рту было сухо как в кратере действующего вулкана, я на правах хозяина уселся во главу последнего, и:
— Ну… Давайте говорите, что там такого «срочного» стряслось: Черчилль решил вступить в компартию, Рузвельт — вернуть Аляску или Папа Римский — разрешить пидарасам жениться…
Однако, шутка юмора не зашла — никто даже не улыбнулся: все сидели как на похоронах.
Чуя что приближается северный полярный лис, я ударив по столу кулаком, гаркнул:
— НУ!? Всё равно ж узнаю — признавайтесь, что натворили?
Наконец, с трудом сглотнув — как будто жевал целый рулон стекловаты, рот открыл Ворошилов:
— Коба… Твой Василий поднял вооружённый мятеж…
Если сказать, что я изумился — это значит не сказать ничего:
«Ипать… Да это уже не альтернативная история — это параллельная Вселенная какая-то».
Стоя не только больше «влезает» — стоя лучше думается. Поэтому я встав, взял со стола Реципиента трубку и вертя её в руках, не спеша сделал пару кругов и остановился напротив Молотова:
— Я так понял что мятеж провалился? Успешный мятеж — называется как-то иначе.
Тот затряс головой:
— Известно лишь, что Василий с группой командиров и генералов учащихся в «Академии Генерального штаба имени Ворошилова», арестовал Берию.
Так как фамилия была произнесена без приставки «товарищ», я понял что дела ОЧЕНЬ(!!!) плохи…
Стараясь держать себя в руках:
— Какое отношение имеет мой Васька к «Академии Генерального штаба»? Где их пути с Лаврентием Палычем успели пересечься и, почему я как рогатый муж — узнаю об этом последним?
Калинин, тряся козлиной бородкой проблеял на последний вопрос… Мне показалось что с изрядной ехидцей:
— Опасаясь за твоё здоровье после «микроинсульта», Коба, мы решили, что так будет лучше.
Что называется — «моим же салом и мне же по мусалам».
— Хорошо… Тогда почему никто из Политбюро не поехал лично выяснить что происходит?
Молотов глянув на шикарнейшие наручные часы, явно не от отечественного производителя:
— Поехал товарищ Хрущёв. Скоро — с минуты на минуту, он вернётся и всё нам подробно расскажет.
И тут я понял, что дело обстоит ещё хуже, чем я даже опасался:
Ибо, где Кукурузник — там беда!
Ну, что оставалось делать?
— Харошо…, — сказал я, продолжая не спеша нарезать круги по кабинету, — давайте подождём товарища Хрущёва.
В принципе, ещё рано впадать в отчаяние. Мнится мне, что вместо Хруща Кукурузного — в кабинет «с минуты на минуту» заявится Власик с Корзинкиным, да бойцами полка кремлёвской охраны.
И тогда всё будет «тип-топ», пусть и без товарища Берии…
* * *
Так что же всё же случилось?
Видимо встревоженный слухами про арест отца Василий, сперва попытавшись дозвониться (а телефон на Ближней даче я лично отключил), поехал на Ближнюю дачу и увидел там подтверждение ходящих в народе слухов — блок-пост НКВД, не пустивший его к нему. Наговорив сперва сгоряча грубостей, Василий возвращается в Москву и обращается за помощью…
К кому…?
Остановившись, я недолго постоял пристально рассматривая лица членов Политбюро, затем двинулся дальше.
…Конечно же он знал всех соратников отца лично и мог обратиться хотя бы к Ворошилову.
Но он обратился к другу семьи!
Кто это?
Правильно — Никита Сергеевич Хрущёв, который в начале 30-х годов учился в московской Промышленной академии, где познакомился с Надеждой Аллилуевой — женой Сталина и матерью Василия, через которую и сделал столь стремительный взлёт во власть.
Друг матери (я в хорошем смысле этого слова), это обычно и друг её детей — друг семьи, короче.
Но что произошло дальше?
Чтоб ответить на этот вопрос, надо более внимательно приглядеться к этой исторической личности…
* * *
В голове у меня, калейдоскопом пронеслись отрывки «послезнания» про Никиту Сергеевича Хрущёва — про эту воистину — трагикомичную личность и, к его появлению — «картина маслом» была готова.
Обычно официальные историки, а вслед за ними российские обыватели из «хавающего пиала», представляют Никиту Сергеевича этаким придурковатым «волюнтаристом» и дурачком во вы… вши…
Да, как же её?
Во вывшиванке!
Но это не соответствует действительности от слова «вообще». В действительности, Хрущёв был матёрым «аппаратным бойцом», очень умным от природы человеком и прекрасным руководителем…
Иначе как бы он стал во главе СССР после смерти Сталина?
Чудес в политике не бывает, деточки!
Кроме того, Хрущёв был лично храбр не только как «подковёрный бульдог» — но и как человек. Например, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Петров — рассказывал такой случай, свидетелем которого являлся:
«…Никита Хрущев, должен я вам сказать, был человеком не робкого десятка. В первый и последний раз я видел Никиту Сергеевича на Курской дуге, в 43-м. Вокруг рвались снаряды, а Хрущев как ни в чем не бывало бравой походкой шагал по передовой. За ним с портфелем в руке тащился его адъютант. Хрущев подходил к бойцу, благодарил за службу и вручал ему орден. Причем, чтобы сделать это, Никита Сергеевич был вынужден нагибаться, поскольку не каждому награждаемому приходило на ум выпрыгнуть из окопа и принять награду как подобает…».
«Простота» же Хрущёва — она сродни той, что хуже воровства.
Имидж простоватого, но старательного сельского паренька — служил ему отмычкой во власть. Никому и в голову не могло прийти, что «Микитка» мутит что-то своё — поэтому ему доверяли, его опекали, с ним делились сокровенными тайнами. Над ним подшучивали, на него смотрели свысока, к нему относились со снисхождением — как к умственно отсталому…
Наконец, Хрущёва ценили как отличного исполнителя.
Но никогда не относились всерьёз как к политику!
Но его лучшие качества проявлялись только тогда, когда он исполнял чьи-нибудь замыслы — в данном случае сталинские. Когда он брался воплощать в жизни что-то своё — происходила национальная катастрофа. Это — аксиома, как в математике про две непересекающиеся параллельные прямые, которую и доказывать нет необходимости — всё и так ясно.
Единственно, что ему не хватало, чтоб стать выдающимся государственным деятелем — так это воображения, что это разом переводило его в разряд тупых скотов.
Ведь чем отличается «Homo sapiens» от его четырёхрукого родственника по отряду приматов?
Прежде чем совершить какое-нибудь действие — человек, в уме воображает его последствия: то есть обладает абстрактным мышлением. У животных же эта особенность отсутствует напрочь.
Если бы у Хрущёва была бы хоть капелька воображения, он бы не разоблачал «культ личности» — а объявил бы себя учеником и верным продолжателем дела Сталина. Но так как он её не имел — то был попросту скотиной, хотя и незаурядно-доминантной в стаде таких же самцов как и он.
Зачем он это сделал?
Рационально это объяснить невозможно, а вот на уровне животных инстинктов — запросто. Безусловно, это была месть Сталину — за те годы, когда он был вынужден прикидываться дурачком. Ибо при отсутствии воображения, Никита Сергеевич был по-мещански мелочным, страшно злопамятным и мстительным…
Даже к мёртвым!
И Сталин, кстати, тело которого этот некрофил выкинул из Мавзолея — здесь не единственный пример. Ещё во время войны затаив злобу на начальника тыла Красной армии генерала Хрулева, он долго не давал разрешения его хоронить после смерти… Несколько дней покойный лежал в Доме Советской армии, пока эта мразь не дала команду его кремировать и похоронить в кремлёвской стене.
И случилось то, что случилось: после разоблачения «Культа личности» Сталина — посыпалась вся созданная им с таким трудом и с такими жертвами система… А новой — на замену ей, так и не было создано.
* * *
Так, так, так…
Прибегает, значит, «мой» Васька-балбес к «другу семьи» и, что?
При чём здесь командиры — учащиеся в Академии Генерального штаба РККА?
И вот здесь мы подходим к ещё одной очень интересной и малоизученной теме:
«Никита Хрущёв и советский генералитет».
До войны наш антигерой возглавлял компартию Украины, на территории которой располагалось три военных округа: Киевский «особый», Одесский и Харьковский. Первый из этого списка «особым» был не только по названию — но и по своей мощи и, главное — по влиянию в РККА. Это была «кузница кадров», в которой имели честь служить многие выдающиеся (и не очень) военноначальники — такие как генералы Антонов, Ватутин, Казаков…
И несть им числа!
…Небезызвестный Власов и «герой» Крыма генерал Козлов.
И конечно же, практически вся нынешняя верхушка РККА: Начальник автобронетанкового управления (АБТУ) — генерал-лейтенант Федоренко, Нарком обороны СССР — маршал Тимошенко и, генерал армии Жуков — метящий на должность Начальника Штаба РККА.
Спроста ли это?
Нет, такие назначения спроста не происходят!
Партийная организация имеет очень огромное влияние на воинские части и соединения, расположенные на подконтрольной территории и, главным образом — на их командный состав.
Мог ли такой умный человек как Хрущёв — пройти мимо такой возможности?
Я считаю, что нет!
Думаю, «наводить мосты» Никита стал во время «массовых репрессий»: ведь он входил в состав лиц наделённых возможностью решать — кому умирать у расстрельной стенки, а кому не только жить — но и делать головокружительную карьеру в РККА. Ну а затем «выживший» приглашался в гости, на охоту (возможно на «мальчишник» в баньку) или просто «на беседу», где ему как бы между делом объясняли — кому он обязан жизнью и карьерой.
Естественно, при таком «кастинге» Первого секретаря КПУ(б) — меньше всего интересовали профессиональные качества… Главное — способность помнить «добро».
Как это делалось, через кого?
Думаю, к Ворошилову у Хрущёва имелись какие-то подходы. Ну а потом, когда ему удалось каким-то образом «подсидеть» этого долгожителя на должности Наркома обороны и посадить в его кресло своего человека (маршала Тимашенко), всё вообще оказалось «на мази».
Ведь откуда на высших «стратегических высотах» взялся Жуков — обыкновенный командир кавалерийского корпуса?
Ведь точно таких же как он, в Красной Армии — десятки, если не сотни.
Впрочем, спросим у него самого:
« — На Халхин-Гол я поехал так, — мне уже потом рассказали, как это все получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае — июне, Сталин, обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко, тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: "Кто там, на Халхин-Голе, командует войсками?" — "Комбриг Фекленко". — "Ну а кто этот Фекленко? Что он из себя представляет?" — спросил Сталин. Ворошилов сказал, что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко. Сталин недовольно сказал: "Что же это такое? Люди воюют, а ты не представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен действовать инициативно. Чтобы не только мог исправить положение, но и при случае надавать японцам". Тимошенко сказал: "У меня есть одна кандидатура, командир кавалерийского корпуса Жуков". — "Жуков... Жуков... — сказал Сталин. — Что-то я помню эту фамилию". Тогда Ворошилов напомнил ему: "Это тот самый Жуков, который в тридцать седьмом году прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности". — "Ну и чем дело кончилось?" — спросил Сталин. Ворошилов сказал, что выяснилось — для привлечения к партийной ответственности оснований не было... Тимошенко сказал, что я человек решительный, справлюсь».
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |