| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Служим трудовому народу!
Люди дисциплинированные и про Власика ничего спрашивать не стали. Не стали говорить ничего и мы: в своё время сами узнают…
Зачем раньше времени настроение портить людям?
Кстати…
Когда подъехали к даче, я:
— Петр Евдокимович! Только ничего не говори моей сегодня про сегодняшнее… Задолбает ведь до утра вопросами да своими бабьими «ахами» да «охами», а я сегодня выспаться хочу. С утра «обрадую» и сбегу на работу.
Улыбается краешками губ:
— Хорошо, Иосиф Виссарионович.
Валентина Васильевна встретила нас уперев в бока руки и с подозрением принюхиваясь:
— Что так поздно?
— Дел сегодня было много — едва разгрёб.
«Сама попробуй целый партсъезд за день закопать и Мавзолей с Лениным вдобавок!».
Недоверчиво оглядывает с ног до головы:
— А чё опять напялил какое-то старьё?
Поглядывая на вытертые чуть ли не насквозь рукава старенькой сталинской шинели:
— Это рабочая форма одежды: по запарке забыл переодеться.
Иронично хмыкает:
— Хм… Ты бы ещё в строительной каске домой припёрся.
«Мда… Каска и шахтёрский фонарик во лбу, пожалуй, сегодня были бы не лишними».
Затем, настроение у моей изменилось и она чисто по-женски жалеючи:
— Не замёрз хоть? Опять поди «гавкать» всю ночь будешь и неделю носом шмыгать…
Удивительно, но за весь день, не помню чтоб чувствовал холод. Стресс должно быть и выделяющийся в избытке адреналин.
Пожав плечами:
— Сегодня на работе было жарковато: пахал как сам Стаханов в забое — только успевали оттаскивать и, замерзать было некогда.
Из малой столовой раздавались молодые голоса и звонкий девичий смех.
На мой немой вопрос, моя супружница озабоченно отвечает:
— Светка сержанта твоего охмуряет.
Ерофеева однозначно, больше среди стажёров никаких сержантов не заметил.
Интересуюсь:
— Ну и как успехи?
Вздыхает:
— Замуж пора выдавать девку, пока не испортилась…
Клюя носом:
— Раз «пора» — значит выдадим. Ты бы это, мать… Накрыла бы нам с Петром Евдокимовичем на кухне.
Спохватывается:
— Ах ведь и правду: чего это я стою — с вами лясы точу?! Мужиков же кормить надо…
И уже на бегу:
— …Водку то пить будете?
— Водку? Водку пить будем.
Косынкин, непреклонно-категорически:
— Я не буду, товарищ Сталин: исполняю обязанности.
Бурчу по-стариковски:
— Ну и на хер мне всё это «диктаторское всесилие», если уж и выпить не с кем? Не… Всё-таки надо было валить на пенсию, чтоб спиваться не в одиночку — аки бирюк какой, а в дружной компании…
Но настаивать не стал.
Не успели мы с Начальником охраны опустошить по тарелке борща, а я вдобавок закинуть за воротник пару стопок «Особой московской», как на кухню слетает перевозбуждённая Светка и «шепчет» на полдома:
— Папка, можно тебя на минутку?
— Меня не только «можно» — но и нужно. Но сперва поздоровайся с Петром Евдокимовичем.
Та, даже нечто вроде «книксена» сделала…:
— Здравствуйте, Петр Евдокимович!
До чего воспитанный ребёнок, ё!
…После чего бесцеремонно вытащила меня за рукав в прихожую:
— Помнишь, что ты говорил по мужчину-охотника? «Чем больше за какой-нибудь «птичкой» по лесу бегаешь, чем больше при этом мозолей на ногах натрёшь и больше шишек на лбу набьёшь — тем «вкуснее» она потом тебе кажется»…
— Эээ… Ну, говорил. Я вообще в последнее время очень много чего говорю…
— А это правило и девушек тоже касается?
— Эээ… Дай соберусь с мыслями…
По ходу, она на этого сержанта Ерофеева «запала».
Ну, а что?
Парень молодой, видный: «вышел ростом и лицом, спасибо матери с отцом». Я б лучше в него «попал», чем в этого… Ээээ… Старпеда рябого.
Так что же ответить?
— С одной стороны всё верно: ведь в СССР с 1917-го года существует равенство полов и женщина также вольна «охотиться» за мужчиной — как и тот за ней… А с другой стороны, мы — мужчины, существа противоречивые! «Охотник» перестанет видеть в ней «дичь» — а точно такого же «охотника» как он сам и, мало того — соперника… Если конечно, речь не идёт об приверженце так называемой «однополой любви»… Ты понимаешь, о чём я?
Та, закусив губу:
— Понимаю…
Бурчу:
— Все вы всё «понимаете», а потом выскакиваете замуж за всяких педрил… Ты, плачешь?!
Обливаясь слезами, Светка больно ударила меня в грудь кулачком:
— Он никогда не будет на меня «охотиться»… Потому что я — твоя дочь, я — Сталина…
И завывая смертельно раненной волчицей, убежала к себе наверх.
Глядя ей вслед, процитировал одного из классиков великой русской литературы:
— «Что за комиссия Создатель…».
И все мои проблемы, самому же — враз показались такими мелочными, что хоть плачь:
«Мне выпить не с кем, за ней — никто не «охотится»… Повзрослев, Светлане придётся брать инициативу в свои руки и, оттого будут все её личные семейные трагедии. Бедный ребёнок…».
Закончив на оптимистической нотке:
— …А впрочем, жизнь продолжается.
* * *
На следующий день, прибыв с утра в свой кабинет, первым делом ознакомился с только что вышедшим номером «Правды», из-за траурной каймы и списка погибших — бывшим, как бы не втрое более толстый, чем обычный.
Собственно то, он и состоял из художественно-документального описания самой катастрофы и длинного списка-перечня её жертв.
Из первой части, простой советский человек мог узнать, что перед тем как стать жертвами, депутаты Съезда — под руководством Политбюро ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина, длительное время затыкали образовавшийся пролом в стене бункера своими — депутатскими телами…
И причём добровольно и с песТнями — распевая «Интернационал», то бишь!
Когда же депутатские тела наконец кончились, товарищи из Политбюро ЦК ВКП(б) поручили товарищам Берии и Власику — любой ценой найти выход и спасти «Вождя и Учителя». А сами навалившись на стальную дверь бункера, изо всех сил удерживали грунтовые воды — пока те были в поиске…
Товарищи Берия и Власик сумели найти аварийный выход из бункера и вывести товарища Сталина из подземелья наружу — на радость всему советскому народу, всем трудящимся всего мира и, просто — всему прогрессивному человечеству. А сами вернулись — чтоб вывести и его соратников…
Но тут новый удар стихии и все до одного умерли.
Я ржаль и плакаль, плакаль и снова ржаль… А редактору «Правды» мысленно пообещал:
«Весёлый ты парень, товарищ Поспелов! Тебя я убью последним».
Бегло прочитав список жертв и наскоро его проанализировав, я понял что перед тем нас навсегда покинуть — мои соратнички решили меня слегка «обуть», забыв пригласить на Съезд некоторых членов Центрального комитета ВКП(б), могущих оказать мне поддержку.
Сперва теряюсь в догадках:
«Неужели они не понимали, что Сталин заметит это?».
Потом вдруг осенило:
«Ах, да! Мнимый мини-инсульт… Виноградов предупредил их, что после него товарищ Сталин ведёт себя странно, может не узнавать кого-то. А потом при первой же встрече на Ближней даче, они сами убедились — что со зрительной памятью у него что-то не так… Например, я не смог узнал Андреева и это видимо было замечено».
Ну, что ж…
В любом случае, всё что не делается — делается к лучшему!
Осталось только процитировать Булгакова, несколько переиначив:
— «Никогда не читайте советских газет перед обедом… Читайте с утра — для поднятия настроения».
* * *
Затем у меня была встреча с тем капитаном-танкистом (ныне капитаном-госбезопасности и без пяти минут кавалером ордена «Красной Звезды»), с коим имел удовольствие законно репрессировать Хрущёва. О том, что он же убил Берию, я старался не вспоминать — помня о возрасте Реципиента, его не шибко богатырском здоровье и сердечно-сосудистых проблемах.
Сидя за письменным столом в своём кремлёвском кабинете, делаю приглашающий жест:
— Присаживайтесь, капитан. Разговор у нас с Вами будет долгим и, надеюсь — конструктивным, а в ногах правды нет.
Когда тот расположился на кресле напротив, некоторое время за ним молча наблюдал… Сразу бросилось в глаза, как тот с жадностью разглядывает книги в книжном шкафу.
Любит читать, стало быть — одно «очко» в своё копилку уже заработал.
— Представьтесь, пожалуйста: фамилия, имя, отчество и семейное положение. Происхождение меня не интересует: ибо среди представителей разных классов — хватает как порядочных людей, так и откровенных мразей… То же самое с партийностью и национальностью, добавлю.
Тот соскочив:
— Славин Пётр Алексеевич, холост, беспартийный…
Я слегка вздрогнул: «Славин» — фамилия советского диктатора из одной довольно примитивной (хотя и увлекательной для меня) компьютерной стратегии, из игрового мира «нулевых» годов. Правда, тот — просто «Славин», а этот вдобавок — «Пётр Алексеевич», как один из первых в мире космонавтов… Хм, гкхм: «что-то с памятью моей стало»…
Как первый российский император.
Невольно уставившись во все глаза на потолок:
«Это — совпадение, или какой-то знак «свыше»?».
Подумав, я решил «забить»: если «им» что-то от меня надо — пусть вышлют методичку.
— …Про происхождение и национальность точно сказать не могу, так как сколько себя помню — детдомовец.
«Выживший, значит… Детдомовцем, может стать только самостоятельно выживший на улице ребёнок. Ещё одно «очко» стало быть».
— Ваше жизненное кредо, товарищ Славин?
С готовностью отвечает:
— Что такое «кредо» я точно не знаю… Но дядька Степан — завхоз детдома, что был мне за отца родного, учил пока жив был: «Не пей с кем попало, никогда не бери чужого и не спи со шлюхами и, никого не бойся». Стараюсь следовать этим правилам, товарищ Сталин.
С понимающей усмешкой:
— И потому до сих пор капитан?
Ему на вид где-то под тридцатник: другие уже полковники в его годы, а то и генералы.
Отвечает с юморком:
— Если учитывать, что до лета тридцать девятого года, я был всего бригадиром таксистов в Горьком — откуда меня как старшину запаса забрали для Освободительного похода на Западную Украину и, до сих пор не вернули — я сделал достаточно стремительную карьеру.
Недоверчиво хмыкаю:
— Герой, стало быть? А почему я не вижу орденов и медалей на геройской груди?
Разводит руками и, виновато:
— Так я же не при штабе «геройствовал», товарищ Сталин!
Понимающе улыбнувшись:
— Возможно, это и к лучшему. Да, Вы присаживайтесь, капитан — мы не в штабе, а я не начальник финансовой части.
Когда тот снова расположился в кресле, задаю главный вопрос и внимательно слежу за его лицом и особенно за глазами:
— Как, когда и при каких обстоятельствах, Вы познакомились с моим сыном? В Академии Генерального штаба, где учитесь?
Энергично вертит головой:
— Я не учусь в Академии! А с вашим сыном познакомился случайно.
«Стало быть он не дурак: в Академии Генерального штаба РККА — никого кроме дураков и встретишь, в этом я с Жуковым согласен… За редким исключением, конечно».
Во всех отношениях — замечательный чувачок, этот капитан!
Мне стало шибко интересно:
— Вот, как? «Случайно», говорите? Расскажите, как это было.
— Иду по Москве, в коей проездом из Карелии на Дальний Восток, любуюсь столицей нашей Родины — где ни разу не был… Вдруг — скрип тормозов, рядом останавливается такси, из него выпрыгивает какой-то лейтенант-лётчик: «Я сын Сталина, помогите мне освободить отца, которого арестовали люди Берии». Как я мог ему отказать? А потом мы с ним поехали в Академию…
— На этом достаточно.
Рассказа про убийство Берии, я могу не перенесть и тут же начать неконтролируемо звереть.
Вроде… Уверен, что не врёт.
Ибо, прожив столько лет «там» — я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Да и моя прежняя профессия главы региональной ОПГ — как у «ошибающегося всего раз» сапёра: не распознал человеческую натуру — и вот тебя уже несут в деревянном «макинтоше», а вокруг играет музыка — которую ты не слышишь. А потом над тобой не синее небо — каменный памятник, на котором твоя же фотография и по годовщинам — чётные цветы, на которые не прилетит пчела…
Задаю вопрос, чтоб понять как разбирается в людях он:
— Как Вам показался мой сын?
Подумав, тот тщательно обдумывая каждое слово:
— Горяч, глуп… Но это пройдёт с возрастом. Склонен предаваться излишествам — спиртное, женщины. Но если прямо сейчас загрузить делом и ответственностью — выйдет толк.
В принципе, я согласен с такой оценкой этого юного балбеса — Василия Сталина.
Ну что сказать?
Без всякого сомнения сидящий предо мной человек — природно умён и, судя по карьере — обладает незаурядными качествами лидера…
Мимом таких людей проходить нельзя.
Смотрю ему в глаза и безапелляционно, как о давно уже решённом:
— Товарищ Славин! Дальний Восток отменяется, отныне будете служить при мне… Эээ… Ну, скажем «офицером для особо деликатных поручений». Официально же — в службе охраны Кремля. Подчиняетесь мне и только мне и, больше никому.
Осторожно спрашивает:
— В чём будет заключаться моя служба, товарищ Сталин?
Встав и неторопливо сделав вокруг стола круг, наблюдая за его головой — поворачивающей за мной, подобно корзине подсолнечника — за Солнцем, усаживаюсь на место, и:
— Злодейски убитый хрущёвцами генерал Власик — да будет вечной об нём память, создал спецслужбу для охраны первых лиц в государстве…
Ткнув себя пальцев в грудь:
— …Если быть точнее — лично товарища Сталина.
Помолчав, продолжаю:
— Но Вы как человек военный, должны понимать: лучший вид обороны — это нападение. И недавние события, когда даже НКВД во главе с товарищем Берией — аблажался по полной, тому лишнее доказательство.
Капитан удивлённо приподнял брови, но ничего не сказал, ничего не спросил. За него это сделал я:
— Почему, спросите? Отвечаю: НКВД — слишком неповоротливая структура! Чекисты могут справиться с вызовами — носящими общий и массовый характер, но перед узконаправленными — они спасуют. Да к тому же они вынуждены действовать хоть в каких-то рамках закона. А что делать когда есть «сигналы», например, но нет свидетельских показаний, улик, вещественных доказательств? Ничего нет, кроме вероятной угрозы государству?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
