А на руки тоже доспехи: на запястья и на предплечья. Они крепились так же, как и на ногах, и застегнуть пряжки одной рукой было не так уж и просто, но Зан научилась справляться: всего то и нужно — придержать стальные листы подбородком. Вначале Али-Хазир присылал ей рабов помогать с доспехами перед выходом на арену, но Зан отсылала их назад. Девочка, пять лет проучившаяся в школе для рабынь, не выносила чужих прикосновений. И никогда ни к кому не прикасалась сама. Только когда била. Впрочем, она и драться предпочитала с оружием в руках. Али-Хазир научил ее рукопашному бою, и много раз видел, как она на тренировке или на арене, по какой-то причине оставшись без оружия, легко использовала это умение, оказываясь ничуть не менее опасной. Она вообще могла драться как угодно и чем угодно: запустить противнику песком в глаза, завладеть его же собственным оружием, просто ударить ногой или рукой с разворота. Она была способна на очень неожиданные вещи. И очень часто ее противники оказывались не готовы к ее безумному напору и бешеной скорости. А второй шанс они получали редко.
И еще она не умела сдаваться. Конечно, в самом начале на тренировочных боях с наставниками, она много раз оказывалась побежденной. Но на арене... Она словно не догадывалась, что можно остановиться, обессилев от боли и ран, или просто испугаться и попросить пощады, понадеявшись на милость зрителей. Она не умела, а Али-Хазир не пытался ее научить. Ведь именно такой она особенно нравилась публике: не останавливающейся, не знающей страха и, казалось, неуязвимой!
Боярин Родослав шагнул в ложу, позволив рабу-прислужнику закрывать за собой дверь.
— И тебе привет, адмирал Тайко-Сид!
Мужчины обнялись, хлопнув друг дружку по плечам. И в этот момент стало понятно, что Тайко-Сид, который даже среди своих моряков выделялся и огромным ростом и могучим телосложением, ни на эцб* [*Эцб — мера длины, равная ширине пальца, то есть примерно 1,8 см.] не выше своего гостя. Родослав был уже в плечах и по сравнению с пиратом казался чуть ли не хрупким, но сам Тайко-Сид, который успел почувствовать на себе крепость его объятий, знал, что это отнюдь не так.
Они обнялись, как и полагалось давнишним знакомым. Старым приятелям? Друзьям? Кто знает, кем считали друг друга эти два человека, слишком сильных и могущественных, чтобы разбрасываться своим расположением? Адмирал Тайко-Сид был одним из неофициальных правителей Годрума. Конечно, считалось, что независимым полисом управляет совет из пяти наиболее старых аристократических семей — потомков его основателей. Но на самом деле аристократия, не подкрепленная деньгами, уже давно потеряла свое влияние, и власть в городе перешла к тем, кто смог за нее заплатить — к купцам и владельцам кораблей. К пиратам? К таким, как Тайко-Сид.
Боярин Родослав не был коренным годрумцем. Он появился в городе сравнительно недавно. Никто вообще не знал, откуда он родом. Поговаривали, что откуда-то с севера Вольных Княжеств. Знали, что у него есть собственность в Салеве. Он появился в Годруме внезапно со своей дружиной и со своими деньгами и сразу повел дела умно и умело. Он тоже был купцом, но вот собственных кораблей у него не было. И именно из-за этого Тайко-Сид недооценил его поначалу. Что поделать, если старый адмирал привык именно корабли считать мерилом не только богатства, но и власти? Он отправился в большой поход, как и всегда за последние двадцать лет сам возглавив свою эскадру. А когда вернулся, положение в городе уже переменилось. Боярин Родослав не был уже просто заезжим купцом. Он вкладывал деньги, перекупал доли. Он много чего еще делал, этот северный боярин с непроизносимым именем. Тайко-Сид решил присмотреться к нему. Он должен был выяснить, что собой представляет этот человек! Нет, они не были друзьями. Но полис, кажется, мог вздохнуть с облегчением, потому что и врагами они решили пока не становиться.
Хозяин ложи широким жестом указал своему гостю на кресло, приглашая присаживаться. Боярин Родослав расстегнул брошь-фибулу, скреплявшую его плащ у горла, и небрежно бросил его на спинку кресла, потом сел и сам на одно из лучших мест на трибунах годрумского цирка, с которого открывался такой прекрасный вид на происходящее на арене. Впрочем, как раз сейчас так не было ничего интересного. Представление со зверями уже закончилось. Надсмотрщики с длинными шестами и хлыстами загнали назад псов, и теперь рабы разравнивали и вычищали песок, засыпая оставшиеся пятна крови новым белоснежным. Почетные ложи на трибунах понемногу начинали заполняться народом. Все верно, следующее представление должно было быть гораздо более интересным.
Тайко-Сид опустился в свое кресло, а к боярину Родославу подступил его раб, пришедший вместе с ним. Он поставил на небольшой столик перед мужчинами широкую плоскую шкатулку и раскрыл ее. Потом один за другим достал два куска великолепного тонкого шелка: черный и белый, закрепленные на специальных серебряных планочках, чтобы их удобнее было держать. В гладиаторских цирках существовал обычай: если проигравший раб сдался и попросил пощады, зрители могли подарить ему жизнь, а могли приказать его убить — показать белую ткань, или черную. Собираясь на представление, каждый житель Годрума брал с собой два платка, а в последнее время среди самых богатых распространилась новая мода — такие вот специальные наборы: шелковая ткань, натянутая на серебряные рамки, шкатулки, инкрустированные перламутром или дорогими породами дерева. Сам Тайко-Сид, хоть и был известным любителем гладиаторских боев, еще не успел приобрести себе такую и теперь не без любопытства смотрел, как раб боярина раскладывает перед своим господином платки. Он быстро привыкал к местным обычаям, этот северный боярин.
Потом внимание Тайко-Сида невольно привлек и сам раб: молодой парень, высокий стройный и прекрасно сложенный с очень светлыми, почти белыми, коротко остриженными волосами, голубыми глазами и такой же светлой почти не тронутой загаром кожей — настоящий северянин. Тайко-Сид прикинул в уме, сколько боярину пришлось заплатить за такого. Выходило, что много. Если, конечно, он приобретал его здесь. Если же он привез его с собой откуда-то из северных земель, то сам боярин может не знать его реальной стоимости. Попробовать перекупить? Тайко-Сид оценил такую возможность и тут же отказался от нее: незачем. Он не знал, какой боец из этого раба, а покупать себе сопровождающего, а значит, охранника только из-за его бросающейся в глаза внешности, только чтобы выставить напоказ свое богатство — это было не в стиле пиратского адмирала. Было ли это в стиле его гостя? Тайко-Сид задумался: было бы не плохо, если бы у этого человека оказалась такая слабость!
Его собственный раб, появившийся незаметно из-за спин господ, предложил гостю бокал легкого вина и засахаренные фрукты, но тот лишь небрежным жестом отослал его прочь.
Тайко-Сид словно бы невзначай скользнул взглядом по своему гостю. Одежда того была простой. Шелк, из которого была пошита рубашка, стоил, конечно, безумных денег, но в остальном... Словно и не собирался боярин Родослав на главный городской праздник этого лета! Сам Тайко-Сид одевался также: удобно и просто. Его в Годруме знали и так — ему незачем было заявлять о своем богатстве во всеуслышание. Боярин Родослав поступал также? Взгляд адмирала зацепился за плащ, брошенный на спинку кресла, а точнее на брошь-фибулу, предназначенную скреплять его ворот. Серебристый металл, очень простая форма, никаких завитушек и вензелей, огромный темный ослепительно сверкающий камень — черный бриллиант размером с ноготь большого пальца. Причем, с ноготь большого пальца самого Тайко-Сида! Боярину Родославу незачем кричать о своем богатстве? Да уж.
Кстати и на одежду раба тоже стоило посмотреть — сапоги, вместо положенных сандалий, холщовые штаны и шелковая рубашка. Ткань, конечно, попроще, чем у его хозяина, но все же! К тому же рубашка была с длинными рукавами и воротником-стойкой, закрывающим шею. Боярин Родослав не просто одел своего раба как свободного, он еще и позволил ему скрыть ошейник!
— Что тебя так заинтересовало, почтенный Тайко-Сид? — боярин Родослав проследил взгляд адмирала. В его голосе, очень низком и немного хрипловатом, явно звучала улыбка, не добравшаяся, правда, до глаз. — Эта забавная игрушка? — он указал на шкатулку с платками.
— Твой раб, — Тайко-Сид постарался добавить в свой голос той же шутливой беззаботности. Выдавать раба за свободного считалось серьезным оскорблением. С другой стороны, его гостю, знатному боярину из далеких северных земель, позволено многое, хотя бы потому, что он не годрумец. Вот и думай, Тайко-Сид, чего хотел твой гость: намеренно оскорбить тебя? Или он действительно просто не знает местных обычаев? А портить с ним отношения из-за глупости не хотелось бы. — Он скрывает свой ошейник, — совсем шутливым тон не получился.
— Мой кто? — изящная темная бровь приподнялась, изобразив искреннее недоумение. Родослав перевел взгляд с хозяина ложи на парня, что пришел вместе с ним. И тот словно зеркало повторил жест своего хозяина. Потом вздохнул, словно эта сцена повторялась уже не в первый раз, и принялся расстегивать ворот рубахи, раздвинул края шелковой ткани достаточно для того, чтобы Тайко-Сид увидел: ошейника на нем не было.
— Лука — не раб, — пояснил боярин. — Он один из моих людей.
— Тогда почему он тебе прислуживает?
На этот раз вздохнул сам боярин:
— Он не прислуживает. Он служит у меня.
— Не понимаю! — Тайко-Сид даже не пытался скрыть своего недоумения.
— А я не понимаю, почему вы, южане, окружаете себя таким количеством рабов, почему верите в их преданность? — тон боярина ничуть не изменился: все то же легкое любопытство с оттенком дружелюбной улыбки. Но Тайко-Сид не был бы пиратским адмиралом и одним из правителей Годрума, если бы не умел понять, когда его собеседник говорит серьезно.
— Мы считаем, что это унизительно для свободного человека прислуживать другому свободному человеку, — осторожно проговорил он.
— Ты считаешь себя униженным в чем-либо, Лука? — боярин Родослав обратился к своему... слуге?
— Это честь для меня служить вам,.. боярин! — светловолосый парень на долю секунды запнулся перед тем, как произнести "боярин", словно задумался, как обратиться к своему господину. Но даже внимательный Тайко-Сид не заметил этого, потому что Родослав заговорил вновь:
— В моем доме нет ни одного раба! Меня окружают только те, кто хочет быть рядом со мной, кто сам это выбрал! Только им я доверяю.
А Тайко-Сид вдруг вспомнил, какие слухи ходили о его сегодняшнем госте по городу. О странном северном боярине и его не менее странных людях. Кажется, Тайко-Сид начинал узнавать что-то по-настоящему интересное. Беловолосый парень застегнул воротник рубашки. Тайко-Сид машинально следил за этим движением, задумавшись о своем. А парень усмехнулся. На долю секунду между его губ мелькнули два ряда белоснежных длинных и очень острых клыков! Совсем не человеческих... Тайко-Сид вздогнул и попытался присмотреться повнимательнее, но парень уже отступил за спину господ, чтобы не мешать им видеть арену, на которой как раз начиналось новое представление.
На плечи и грудь Зан надела что-то вроде воротника — сложную конструкцию из металлических пластин. Плотные стальные лепестки привычной прохладной тяжестью легли на обнаженную кожу, немного не дойдя до верхнего края кожаного корсета. А на шее была своя защита, не снимавшаяся, даже когда Зан уходила с арены, — рабский ошейник. Уже давно не просто полоска мягкой кожи, не только знак ее принадлежности. Простую кожу заменило светлое золото — полоса высотой в целых три эцба. Год назад она получила из рук старшего надсмотрщика этот особый знак. Тяжелое украшение. Дорогое. Далеко не у каждого свободного нашлось бы столько денег, сколько хозяева цирка потратили на него. Зан не знала, сколько она сама может сейчас стоить, но после этого хотя бы догадывалась.
А новый ошейник очень даже неплохо защищал от возможных ударов в шею. Зан поняла это сразу. Она усмехнулась тогда, представив, как понравятся старшему надсмотрщику глубокие царапины на дорогом украшении — золото все-таки мягкий металл. Она усмехалась и сейчас, снова вспомнив это: действительно не понравились! Особенно с учетом того, что ее противника угораздило попасть прямо по гравировке, изображавшей герб годрумского цирка. А спросить после окончания боя было уже не с кого...
Ошейник, конечно, заново отшлифовали, и герб подправили. Потом делали это еще пару раз. Причем последний — совсем недавно. Так что сегодня ее "украшение" блестело и сияло совсем как новенькое, даже герб. Герб, кстати, представлял собой изображение головы хищной птицы с распахнутым клювом. Вообще птицы были на гербах множества знатных домов Годрума, ведь именно с этими хищниками, внезапно падающими с неба на беззащитную жертву, и ассоциировали себя пираты. Впрочем, птица на цирковом гербе самой Зан больше всего напоминала падальщика. Она не говорила об этом никому, даже Али-Хазиру: конечно, рабыне-гладиатору полагалось думать больше, чем рабыне для утех, но не настолько же?!
А еще новый широкий ошейник закрывал один из шрамов на теле Зан. Собственно их и было-то всего два и оба на шее, с левой стороны: один оказался под ошейником, а второй прямо над ним, как раз на том самом месте, где под нежной кожей билась синеватая жилка. Тонкие, белые, почти не видимые. Их никто и не замечал кроме самой Зан. Их не замечала и она сама, пока жила в Догате, в школе для рабынь. Все изменилось только здесь в Годруме, когда ее кожа после постоянного пребывания на солнце потемнела от загара. Конечно, она по-прежнему оставалась очень светлой, намного светлее, чем у местных жителей, но все-таки загорела достаточно, чтобы на ней проявились тонкие белые ниточки шрамов — единственных шрамов на ее теле.
Зан не пыталась их скрывать. Хозяин оставил на ней глубокие отметины. Куда уж там каким-то шрамам?! Никто не замечает вокруг и не пристает с расспросами — уже достаточно! Недоумение окружающих вызывало другое: почему эти шрамы по-прежнему оставались единственными. Зан видела рабов, проведших по столько же боев, сколько и она. Их кожа была покрыта страшными рубцами: по одному, а то и по несколько новых после каждого выхода на арену. Только на ней все полученные раны заживали, не оставляя никаких следов, да еще и затягивались в несколько раз быстрее! Али-Хазир вначале заинтересовался. Зан сказала, что не знает, почему так. Али-Хазир усомнился. Зан предпочла промолчать. Али-Хазир решил оставить ее в покое: в конце концов, рабыня с красивым молодым телом нравилась публике гораздо больше, чем рабыня с телом изуродованным. А уж то, что ей не приходилось подолгу восстанавливаться после каждой травмы, пропуская бои, было и вовсе замечательно.
Поверх воротника из стальных пластинок Зан прикрепила наспинные ножны, сначала правые, потом левые. Широкие ремни крест-накрест легли через грудь. Зан привычным движение подтянула пряжки, подергала за ремни, проверяя, надежно ли они закреплены, не перекосятся ли в самый неподходящий момент. От этого зависело, насколько легко и быстро она сможет вытащить из них оружие. Что еще нужно для успеха гладиатору?
