Изо всего довода можно понять, что эти нерешительности пали на воздействия подъёма духа противника. И так, спустя несколько минут, стрельбе затихает, из некоторых товарищей начали курить. Вообще ребята в лице боевой дружины мало лишали страху. В разгаре такого течения тов. Матвеев запряг лошадь, стоявшую внутри пороховой ямы, и забрав с собой пулемёт, который имел на это право (как член штаба), и направился к северному району. В минуту исчезновения тов. Матвеева уже темнело, и темнело на душе каждого товарища, тем более, когда увидев уход Матвеева, который не дал никаких распоряжений. [52]

После этого многие товарищи подходили с вопросом, что отступаем, что ли. Мне одно приходилось сказать: "Пока неизвестно". Говорить было более нечего. В данном выполнении необходимо было видеть Лихвинцева, но последнего не могли найти, и с такой неясностью коротали три часа. Дождавшись тёмной ночи, мы разоставили секреты. Спустя некоторое время, около полуночи, противник пустил ракеты Юго-восточнее и Северо-западн. районах Ижевска. Вполне можно было понять, знав наступление противника, делать нечего, кроме того, как усилить предосторожности, после чего я направился к месту распоряжения нашего секрета, где пост был очень важный, пришлось исполнять лично мне. Спустя несколько времени, пришлось рассмотреть ближущие тени с тихим шопотом и разговором и зорько прислушиваясь, узнав своих товарищей, требовал пароль, но последние не отвечали ни слова, то тогда вышедший из них тов. Махвелов ,бывш. член Трибунала, который отозвался. Последнему пришлось узнать, как члена боевой дружины, после чего принял как за своих во главе которых был член Штаба Бабушкин, который информировал о необходимости отступления, после этого снял секреты. Направились во внутрь пороховой ямы, где, обменившись мнениями, решили покинуть всю оценку нашей защиты, и в последней нашей беседе выявилась глубокая обида, сознания то, в пороховом погребе остаётся в целости все военные припасы, где хранилось около двух миллионов патронов, 12 ящиков бомб, 15 ящк. бигфордова шнура и многие другие материалы.

При полном решении всей нашей дружины было решено отступить. В этих минутах были совершены попытки каким-либо путями изломать двери порохового погреба, но так как инструмента не оказалось, были вынуждены оставить. Но здесь были другие мысли с моей стороны — я совершенно не намерен был оставить пороховой погреб, учитывая то, так или иначе мы отступили, что данным припасом вооружится противник.

Следовательно, при отступлении со стратегических соображений мы должны были взорвать, но присутствуя здесь тов. Бабушкин как член штаба был против того. После этого вышли из ямы, пробрались в карлутку, где вышли невредимы у цепи неприятеля. Таким образом в Ижевске было оставлено фронтовикам 11 пулемётов, а также масса винтовок, патроны и обмундирование, в общем и целом полное боевое снаряжение.

Здесь можно определить, на чём держался фронт учредиловцев. Достигнув Ярушенских лугов, было ровно 12 часов. Спустя некоторое время наша дружина достигла деревни Ярушки. Входя в деревню, крестьянство данной деревни встретили нас с хорошими дубинами, но последние, разглядев, что люди вооружены, подчинились нашему присутствию. Разгадав намерение деревни Ярушки, мы спешно затребовали подводу и направились до деревни Хавьяловой. Прибыв туда, распустили лошадей. Мы сейчас же направились на линию Гольянской железной пороги, откуда тов. Бабурин начал звонить по телефону на ст. Гольяны для вызова паровоза. Но получилось наоборот, тов.Бабушкин, не ознакомившись с аппаратом, ошибочно позвонил в Ижевск, и в действительности наше требование исполнилось в течении трёх часов. Проделав всё это тов. Бабушкин нашу дружину совершенно не информировал, таким образом, дружина питала надежду, что вот-вот прибудет паравоз из Гольян и уедем.

Ожидание происходило на ст. Барашки, где слегка сделали привал. На этом привале лежали все повалку. В этот промежуток заблиндировав три вагона, фронтовики прибыли на ст. Барашки, которые, пользуясь нашим привалом, поимели возможность обойти кругом. Когда было всё это сделано, нас разбудила известная женщина, после чего, подняв панику, дружна выбежала и разсыпалась около линии железной дороги, где приняли частичную перестрелку. В заключении всего, развернувшись попали, как в котёл. Тогда когда совершили перебежку, мы поняли, что мы окружены. Едва успели опомниться как во рже загалдела засада белогвардейцев, которые с гиком бросились в атаку. В нашем расположении, делать было нечего. Наша малочисленность в числе 6-ти чел. не в коем случае не могла устоять против 75 чел., остальные же наши товарищи во главе с Бабушкиным в количестве 15 человек поимели возможность убежать. Таким образом, кошмарная минута белогвардейцев быстро озверела. Подбежавши, бородатые белогвардейцы не щадили ни кого, терзали каждого из нас товарища с дубиной в руках, которых [53] на каждаго коммунара подскочило по несколько человек. Видя всё это, взяв винтовку, несколько шагов двинулся вперед и выстрелил бежавшего на меня одного из фронтовиков, некто Тимофеев, который меня узнал: "А... и ты здесь", — лихорадочно требуя. — "Сдавайся". Такое нежелание пришлось исполнить. В момент разоружения я услыхал первый выстрел, которым был расстрелян тов. Вальтман, который повалился с большим стоном. После этого кучка белогвардейцев подошла ко мне, которая свирепо крикнула: "Раздевайтесь!" Схватили меня три татарина, которые сняли всё верхнее: шинель, сапоги, деньги и проч. Обдираловка происходила в лежачем положении, в этот же момент получил сильные удары прикладами в грудь, после чего поднимают на ноги. Я старался как можно разглядеть своих товарищей: Осинцева, Ермакова, Будакова, которые ожидали всё творящее на глазах. Один из белых, который меня обезоружил, это был рабочий, некто Тимофеев, подбежал ко мне, начал убеждать белогвардейцев: "Стойте, ребята, я этих знаю, это наши рабочие". Но этим сведениям белогвардейцы не удовлетворились, последние настаивали расстреливать и всё.

Видя это, тов. Тимофеев старался нас увести к вагону, стоявшему по линии ж.д., который бы ждали с Гольян. По пути к вагону пришлось подойти к лежавшему нашему тов. Вальтману, в котором были признаки жизни, которого пришлось, доставить в вагон, последний был совершенно без чувств, лежал на полу. В это же время белогвардейцами во ржи продолжалась стрельба в погоню наших товарищей, где фактически убили Фокинцева, Исакова и ещё одного, фамилию которого не помню.

После того как наши товарищи скрылись из вида, стрельба прекратилась, и белогвардейцы грузились в вагон в котором сидели наши товарищи Будаков Павел, Осинцев Иван, Сошников Матвей, Ермаков Иван, а также Вальтман лежал с окровавленной головой.

Собравшись все белогвардейцы, был дан первый свисток, на ряду с этим последние увидели Вальтман, над которым поражались, считая его убитым, как он сюда попал. Последнему мы ответили, везём хоронить, разве человек не может быть достойным похорон, в этот на это посыпалось, дескать: "А... что ещё заговорили, выбросить его сейчас же". Но здесь было ещё не так страшно, нам знакомый ещё тов. Тимофеев тут же возразил в нескольких словах. После этого тов. Вальтман, войдя в память, приподняв окровавленную голову, настойчиво произнёс: "Э... Вы, сопляки-вояки, какой дурак так убьёт, убить, так убить сразу, а то пулю дали, зубы ломали, молокососы". В этот момент на глазах свирепых белогвардейцев скользнула украдчивая совесть, и тов. Вальтман, повернувшись на бок с окровавленной головой, смотрел в упор подлецам.

В такой обстановке доехали до Ижевска, где нас встретили как государственных преступников, [убийц], воров и проч., сгруппировавши вокруг нас караул. Точно также продолжались упрёки до самого конца, пока не довели до штаба Народной армии, где сидел Пан Солдатов, под башней Ижзаводов. Привели нас лично к Солдатову, где ярко вырисовывалась злорадная (улыбка) ужимка в особенности у генерала Солдатова, который, подошедши ко мне, произнёс: "Что, голубчики, вчера ты меня взял, а сегодня я тебя, вот так и должно быть". "Так что уж будь так по Вашему".

"А... по Вашему, хорошо", — подозвав несколько вооружённых, которым даёт наказ, посадить нас к преступникам, где фактически нас комендант принял под росписку. Последний произвёл регистрацию преступников, закончив таковую, через корридор направили нас к арестованным (бывш. Окруж. школу под башней). Это обширное помещение с большими окнами было переполнено арестованными и пленными, среди которых царила злоба и досада.

Шагнув несколько шагов по этому лазу, я увидел ряд товарищей: Лихвинцева, Посаженникову, Ульянова, Гишлера, Самблера и проч. Тов. Лихвинцев горячо начал расспрашивать, в первую очередь, куда мы отошли от порохового погреба, и зачем мы оставили в целости таковое. Выслушал всё от Лихвинцева, последнему пояснил всё происшедшее с нами и ряд других товарищей. После всего, прослушав весь истинный быт, тов. Лихвинцев под глубоким впечатлением взаимных мнений досчитывался ошибки наших товарищей, как нерешительно проявляли свои действия, тогда, когда ядро учредилки катилось по плотине и проч. Подошедший к нам Ульянов, который быстро поняв наш разговор, последний отчаянно возражал в нерешительности самих нас, а главное во главе штаба, и в действительности здесь в [54] лице трёх было подсчитано важнейшие невыполнения задачи: Первое — это было взорвать пороховую, второе — закрыть заводские ворота без свистка, а третье как само по себе на очереди.

Следовательно быть говорить за то, что правосознание наших товарищей не имело достаточной спайкости, а главное при решении важнейших вопросов, где следовало учесть, что положение такое. Идя по улице, это было лично со мной, белогвардейцы говорили в глаза свою антипатию: "Ну что отправили на фронт, ну и что же отправили, ну теперь Вас немного, бояться нечего".

Исходя из этого, можно судить, что на голове каждого коммунара чесали кол, на чём тов. Лихвинцев меня перервал, который пояснил своё заключение, в котором выяснилось, что обо всём было информировано тов. Жечеву и Фокину, но что они предприняли, об этом я не знаю.

На лице тов. Лихвинцева скользила обида, который старался невольно заговорить о чём-либо другом. Таким образом обменивались мнениями, стоя у верстака, все остальные окружающие шумели точно рой. Арестованных насчитывалось до 350 человек, спустя несколько минут подошла тов. Посаженникова, которая через какого-то посредника узнала, что завтра будет разбор дела всех коммунистов Следственной комиссией учредиловцев. Стоявший с нами тов. Ульянов передавал в нашей беседе, что 8 августа на митинге у заводского свистка слышались предложения коммунистов без исключения расстрелять и второе предложение, создать следственную комиссию, которое большинством и прошло.

В продолжение этого тов. Ульянов и Посаженникова предлагает последний раз спеть похоронную в честь павших товарищей в Ижевске в день восстания 7-го августа. Прошло несколько минут, как арестованные товарищи сгруппировались в тесный кружек, после чего слышно было похоронную многих голосов наших коммунаров, которыя учитывали, что завтрашний день унесёт много из нас товарищей. В это время врываются к арестованным несколько господ "золотопогонников", во главе которых был некто Шабалин, обыватель гор. Ижевска. Последние совершали попытку укротить пение похоронной, обещая массу при этом угроз, но последние своего добиться не могли. Похоронная звучала надлежащим голосом. Золотопогонники, видя настроение арестованных, постарались выйти.

После похоронной все товарищи разошлись по углам обширнаго помещения, среди которых были слышны рассказы подробностей вооставшихся (учредиловцев) руководителей союза фронтовиков. В промежутке двух часов можно было заметить, что арестованных требовали всё больше и больше. О движении внутри Ижевска было известно всё подробно, а главное об отзывчивости гр-н гор. Ижевска, которые выявляли на заводском митинге 8-го августа допущения полной реакции с большевиками, это можно счесть кличку меньшевиков "война до победы", здесь учредиловцы и попы потирали ручки. Спустя это время, уже стемнело, в дверях нашего помещения было заметно сгрудивших белогвардейцев, которые жадно наблюдали за движением арестованных.

Арестованные товарищи старались установить разгадку, что белогвардейцы имеют такую цель, здесь вскоре вошёл комендант Шабалин, который предлагает выйти тов. Лихвинцеву, Посаженниковой и прочим. На это требование один из коммунаров, некто т.Ульянов ответил просто: "Ночью из арестованных ни один не выйдет". После слов Ульянова со всех углов посыпались возражения, мотивируя тем, что если ночью, то значит Шабалину понадобился кусок красного мяса. Последний вынужден был выйти, заслушав решительные возражения заключённых товарищей. В такой плоскости догорал вечер кровожадных визитёров.

Таким образом, судороги первых дней совершенно не давали покоя каждому из нас сидящему. На следующий день утром 9 августа, в действительности была созвана чрезвычайная комиссия учредиловцев (в исполнение заводского митинга), которая в 10 часов утра приступила к работе разбора арестованных. По характеру опроса чрезвычайной комиссии, работа таковой выявилась по разбивке на категории заключённых коммунаров (большевиков). В состав комиссии входили: Ивановский, Наумов Михаил — студент и один счетовод из Молотовой мастерской, который в момент опроса комиссией коммунистов отбирал видных наших товарищей в угол, как то Лихвинцева, Посаженникову и прочих. Остальные после допросов направлялись в своё прежнее помещение. [55]

После окончания допросов среди арестованных не досчитывалось Лихвинцева, Посаженниковой, Самблера, Ульянова, Дишлера и проч., которых фактически окружил усиленный караул и через главные ворота вывели на плотину Ижевского завода. Последние направились в Военный отдел, здесь все арестованные наблюдали в окна шествующих наших коммунаров на расправу учредиловцев.

По последним официальным сведениям в Военном отделе в каменном погребе, в присутствии Сорочинского, Калашникова, Шабалина и проч. тов.Лихвинцев и Посаженников[а] были истерзаны фронтовиками, как фронтовики, таковых исполняющий орган "учредиловцев".

После этих жертв бесчисленная кошмарная работа озверелых фронтовиков. Можно описать следующий факт: тогда, когда был задержан Пастухов Иван, последний подвергался жестоким пыткам. Со слов одного из присутствовавших белогвардейцев Калашникова пришлось узнать об участи Пастухова Ивана, которого в полужизненном состоянии изрубили на несколько частей, так как от Пастухова во время пытки ничего добиться не могли, и последний вывезен на свалку. Вот какие сведения были охвачены от Калашникова (которого не мешает иметь на учёте, спросить Сошникова, где он находится). По истечении 24-х часов тов.Димлер и Самблер были представлены обратно под башню в помещение арестованных, которые ещё перекоротали с нами три дня, а в последний вечер их увели, точно также последние были расстреляны фронтовиками. За эти три дня у фронтовиков была уже организована контр-разведка, которая действовала налево и направо, а главное на указке жён обывателей, так что участь сочувствующего Совласти была на лихах жён обывателей. Таким образом, арестованные доживали первую неделю. Белогвардейская контр-разведка, расширив свою работу, и одновременно открывала новые арестные помещения, которые пополнялись с каждой минутой арестованными. Среди арестованных также замечалось много молодежи до 15-ти лет и женщин в полной беременности. Положение арестованных слишком тяжёлое, я постараюсь написать всё происшедшее у нас под башней в главных воротах: заключённых 350 человек, среди которых пришлось пробыть до последнего момента.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓