— Карательная экспедиция против морлоков, организованная элоями?! — Дроздовский на какое-то время забывает о своей трубке. — Но ведь у Уэллса в "Машине Времени" элои действительно — ничтожества с практически нулевыми способностями к какой-либо социальной организации. А тут у них , похоже, регулярная армия, кажется, даже с артиллерией. Откуда все это: алебарды, артиллерия? Они ведь и огня не знали, когда у них обьявился Путешественник во Времени.

— Так то у Уэллса. Я ж говорил тебе, Фил — зачем нам классики, мы сами классики. Опять же — у Уэллса неспроста там, — Логвинов мотает головой, — наличествует Фарфоровый Дворец , вот Дети Уины и ходят туда — за всяческими алебардами, умными книжками и прочими излишествами, не нужными простому элойскому человеку — пастбищному то-есть элою( нашими пастбищными братьями означенных людишек принято именовать). А что огня не знали — на то прометеи всяческие фунциклируют, культурные герои — ежели по простому. Опять же времени им на это историей (то бишь этой харьковской программой TOYNBEE) отпущено было достаточное количество. Сейчас у них , дай Бог памяти, судьбоносный две тысячи восемьдесят пятый, от явления Странника, год. Это официально. По правде — много раньше Странник у них обьявился. Ежели от рождества Христова, то это будет восемьсот тысячный, не помню какой, год. Наша цивилизация так долго не протянула: то ли экология, то ли вообще — от большого ума. ( Они нас перволюдьми кличут и живут на руинах, оставшихся от этих самых перволюдей). Прогрессивное человечество разделилось на две расы.

— Положим, элои и морлоки это даже не расы, это два разных биологических вида. — замечает Дроздовский.

— Ну пусть на два биологических вида. — легко соглашается Логвинов. — И между этими братскими видами идет неуклонно возрастающее мирное сосуществование, такой себе симбиоз...

— Странник — это уэллсовский Путешественник во Времени? — перебил Дроздовский. Логвинов молча кивает. Дроздовский, сунув трубку в боковой карман кителя и повернувшись к Логвинову всем корпусом, с нажимом говорит:

— И ты полагаешь, Андрюша, этот компьютерный кукольный театр настолько важным для Эксперимента, что испрашиваешь на него дополнительное финансирование у Бюро?

— Важным для Эксперимента... — Андрей Кириллович чешет в затылке. — Я, знаешь, об Эксперименте стараюсь особо не рассуждать — нездоровое это занятие. Просто, на манер Божественной Уины Купальщицы, подумалось как-то: "религию нову што ли изобрести"... А религия, высшая религия, Фил, она, как говорит Тойнби, наш Арнольд, может стать куколкой, из которой является на свет Божий новое универсальное государство новой цивилизации, на манер Византии, или Империи у этих... — Логвинов кивает на дисплей, — элоев, Детей Уины. Само собой — только ежели религия всамделе высшая — прямая линия для связи с высшим началом. Всякое иное это у нас будет религия низшая — обожествленный коллективный опыт. Чего глядишь — это не я, это он — гений человечества Тойнби, так излагает, я только беру на вооружение. Низших религий нам не надо, мы себе религию повыше соорудим.

* * *

Часть I

ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

В путь героев провожал,

Наводил о прошлом справки

И поручиком в отставке сам себя воображал.

Булат Окуджава

— Как хорошо наш народ гармонирует с природой!

Реплика из фильма "Тот самый Мюнхаузен"

* * *

На дисплее — поросшая вереском серопесчаная пустошь. По ней там и сям разбросаны замшелые каменные блоки, металлические конструкции, прикрытые брезентом ящики. Вересковая пустошь круто обрывается к мертво лежащей до линии горизонта бурой, с ржавыми разводами трясине. Где-то далеко за линией горизонта из этой бескрайней топи вздымается ввысь, пронзая низкое хмурое небо, конус изумрудно-зеленого света. По направлению к нему от ближнего берега прочерчена линия строящейся дамбы. Эта кажущаяся черной на буром фоне линия завершается пунктиром вереницы понтонов. Низкое небо сеет мелкий дождик. На дальнем понтоне, нахохлившись под клеенчатым плащом, мокнет часовой. В свете серенького утра жидко блестит жало его алебарды. Маленькие липкие волны лениво лижут понтон. Но вот одна из них превращается в длинный язык, затем — в извивающееся щупальце. Щупальце тянется к часовому. Тот отступает, делает выпад алебардой. Натолкнувшись на стальное жало щупальце отдергивается, но десятки других тянутся из топи к человеку на понтоне. Хлопок выстрела. Бронзовый стволик, привинченный к алебарде, выплевывает в топь сгусток белого огня. Басовито гудит металл понтонов под сапогами спешащего на выручку товарищу гренадерского караула. Сталь — против бурой слизи. В толчее сталкиваются со звоном острия алебард, взлетают полы плащей, извиваются растоптанные сапогами липкие сгустки. Крупным планом — лицо гренадера, двумя руками отдирающего от горла намертво присосавшееся щупальце. В топь летят чугунные шары с тлеющими запалами. Приглушенные тяжкие удары слышны в недрах трясины, гигантские волдыри лопаются на ее шкуре. Зов трубы с берега — сигнал к отходу. Снова сапоги по гулкому металлу — теперь назад , на твердую землю. Над песчаным обрывом шагах в трехстах от дамбы вспухают клубы дыма, подсвеченные изнутри багровым. С грозным гулом из дымной пелены вырывается рой огненных шершней. Вот они впились в шкуру Аваллонской Топи. Трясина изрыгает прорезанные струями огня фонтаны грязно-бурой пены. Грохот разрывов и глухим эхом — стон трясины. На ее поверхности расплывается темное пятно. Топь затрясло конвульсивной дрожью. Оплетающие понтон щупальца извиваются судорожно, затем бессильно поникают, растекаясь по ребристому настилу подобно медузе, вытащенной из воды.

* * *

ВЫСОЧАЙШИЙ РЕСКРИПТ

Дано в городе Камелоте, в зимней резиденции

Его Величества

императора

Британии, Арморика и всех элойских стран,

Арагорна VII

ноября, седьмого дня , 2085-го, от явления Странника, года.

Коменданту спецполигона Аваллон-Мост

гвардии маг-полковнику Кролу

лично, строго конфиденциально.

Благородный Кассиус Крол!

Вы, без сомнения, осведомлены о ситуации, сложившейся в Особом районе, под Форностом. Было бы непростительной бестактностью с моей стороны растолковывать офицеру Ваших заслуг и опыта важность защиты прикрываемого Форностом тоннеля под Узким Морем, равно как и бедственные последствия прорыва сил британских морлоков на континент. Разумеется, вверенные Вам сооружения на Аваллонской Топи суть не менее важны для силы и славы Империи. Тем не менее ситуация под Форностом такова, что возникает настоятельная необходимость переброски туда, елико возможно, всех огневых средств, не исключая и задействованых для защиты Аваллонских дамб. Не чувствуя себя вправе отдать на сей счет приказ, обращаюсь к Вам, благородный Кассиус, с товарищеской просьбой касательно изыскания возможности передачи вашей артиллерии в распоряжения коменданта Особого района.

Остаюсь всегда искренне Ваш

Арагорн.

— Не уверен, что поступаю правильно подписывая эту... — император выдержал паузу, — товарищескую просьбу. С выполнением официального приказа старина Крол еще сумел бы как-нибудь потянуть, ссылась на состояние дорог или там...

— Именно поэтому я позволил себе порекомендовать вашему величеству... — почтительно перебил сидящий напротив Генеральный Инквизитор.

— Вы совершенно уверены, что это необходимо, сэр Роберт? — Арагорн VII отложил в сторону подписанный рескрипт, выбрался из-за письменного стола, стал мерить шагами кабинет.

— Вы сами, ваше величество, видели рвы Форноста, запруженные телами морлоков. Как глава Сокровенного Присутствия и Генеральный Инквизитор...

— Именно как Генеральный, как глава Сокровенного Присутствия вы должны были бы понимать, Гендальф, лучше прочих понимать значение Аваллона... Вновь найти дорогу в Верхний Мир, к звездам, дорогу, оставленную нам в наследство перволюдьми. — в голосе императора появились ноты отрешенно-восторженные. — Впрочем, сэр Роберт, и дела земные... Прошу простить мне мой тон, сэр Роберт. Вы, конечно , как всегда, правы. Но все же... — император вернулся за письменный стол, сделал в конце рескрипта приписку:

"Весьма желал бы, благородный Кассиус, быть правильно понятым Вами. Я действительно не приказываю Вам, а как товарищ с товарищем делюсь своими затруднениями. Оставляю последнее решение за Вами с просьбой изложить резоны касательно оного в докладной записке на имя Генерального Инквизитора генерал-командора сэра Роберта Гендальфа."

— Ладно. Быть по сему. Подписанного назад не вернешь. — император проводил взглядом свой рескрипт, исчезающий в чреве инквизиторского портфеля , спросил отрывисто:

— Что с этим делом об истукане, вломившемся в Храм Изобилия?

— Мы вышли на след патриарха морлокствующих. Во время последней облавы чинами фельд-жандармерии захвачены близкие к сему пресловутому патриарху особы,— застегивая портфель, отвечал Генеральный.

— Сэр Хью Мерлин версию о причастности к этому злополучному происшествию морлокствующих считает маловероятной и предостерегает от увлечения облавами, от коих могут пострадать люди, совершенно сторонние. — заметил император, глядя на Генерального испытующе.

-Я питаю надежду, что, со всемилостивейшего разрешения Вашего Величества, — Гендальф выдержал паузу, — я буду иметь случай побеседовать с генералом Мерлином касательно обстоятельств, при коих был похищен истукан, приписанный к департаменту, означенному генералу вверенному. Побеседовать в стенах ведомства, вверенного вашим величеством мне. Весьма надеюсь также в тех же стенах обсудить с генералом Мерлином его, Мерлина, суждения касательно морлокствующих.

— Право благородного Меченосца на свободу суждений и высказываний не мной и не вами, сэр Роберт, даровано.— резковато отозвался император.— И не нам его отбирать. Касательно же обстоятельств похищения истукана сэр Хью может дать обьяснения и не злоупотребляя гостеприимством Вашего Превосходительства. Что у нас еще с Вами? На сегодня все? Благодарю за службу и не смею более отрывать ваше превосходительство от трудов на благо Империи.

Генеральный встал, откланялся, император проводил его до дверей кабинета, с рукопожатием отпустил. Выйдя в приемную, Гендальф оглядел вскочивших при его появлении офицеров, покивал всем сухо-благожелательно, направился к своему адьютанту, глянул на него вопросительно.

— Находящийся в отпуске по болезни маг-ротмистр Гаук...— начал адъютант.

— Снова отказывается со мной встретиться. -полуутвердительно сказал Гендальф. — Ссылаясь на нездоровье. Причину эту отговоркой счесть трудно. — мало кто вообще выжил после столь близкого знакомства с начинкой морлочьей парализующей стрелы.

— Точно так, ваше превосходительство. Смею доложить, что наружно Гаук ныне весьма схож с ходячим мертвецом. Но в сем облике, мертвеца ходячего, показания мог бы дать.— адъютант понизил голос. Ежели будет от вашего превосходительства предписание...

Нет. — с улыбкой перебил Гендальф.— Арест мертвеца, пусть даже мертвеца ходячего и говорящего, деяние впечатляющее, но... Пусть означенный мертвец в полной мере воскреснет и потрется среди живых. Как живой среди живых. А пока будем состоять с ним в переписке. Это у вас, я полагаю письмо мне от Гаука?

Адъютант, звякнув шпорами, протянул Гендальфу сложеный треугольником листок желтоватой линованой бумаги, похоже, вырваный из школьной тетради. Гендальф сковырнул ногтем заменявшую печать восковую кляксу, развернул листок, вчитался в небрежно написанные карандашные строки:

Сэр Роберт !

Прошу вас, будьте снисходительны к бедной жертве омертвляющего плоть и одуряющего дух зелья, коим Владыка Тьмы вооружает морлоков. Бедолаг-морлоков, столетия делящих с нами подземку. Чистосердечное мое желание быть полезным Вашему Превосходительству, побуждает меня сделать предложение, каковое я нижайше умоляю не счесть дерзостью. Не пообщаться ли нам, сэр Роберт, через посредство Ящика Призраков. Конечно, болтовню бесплотного призрака к делу не подошьешь. Но ведь и из Ящика можно порой почерпнуть полезные сведения. Особливо в нынешнее время, когда призраки, ранее лишь блуждавшие по Империи, взяли, кажется, моду раскатывать по ней(Империи) на казенных самоходных истуканах.

Числа припомнить не могу, посему послание мое, Вашему Превосходительству будет без даты , так ведь без даты оно, пожалуй, подействительнее будет. Ибо всегда и во всякое время остаюсь Вашего Превосходительства чистосердечным(зачеркнуто), всеподданейшим(зачеркнуто), ну словом — кем надо, тем и остаюсь.

К сему руку приложил

Службы его величества

Гвардии маг-ротмистр,

Каспар Гаук.

* * *

Харьков, конец ноября, поздний вечер. Рано потемневшее небо сыплет на город снежную крупу вперемешку с дождем. Над голыми, черными деревьями старого парка возвышаются конструктивистские башни университетского корпуса. На верхнем этаже одной из башен светится окно — там трудятся разработчики программы TOYNBEE . Порожденная этой программой в чреве компьютера реальность дана в ощущениях Детям Уины, пастбищным элоям и прочим — до морлоков включительно. В загроможденном аппаратурой и стопками книг кабинете-клетушке сидит профессор Толстов: лысоватый, похожий на колхозного бухгалтера. Рядом с профессором его аспирантка Женя Ветчинкевич: миниатюрная, пикантная брюнетка — вся в образе умненькой девочки. Внимание профессора и аспирантки приковано к стоящему перед ними дисплею.

На дисплее разворачивается столь частый в последнне время сюжет конфиденциального совещания императора Британии , Арморика и всех элойских стран Арагорна VII с Робертом Гендальфом, занимающим пост Генерального Инквизитора. Император — представительный, уже седеющий человек с жестким костистым лицом и сдержанно-любезными манерами. (Чуствуется, впрочем, что прозвище Громоподобный элойскими хронистами дано ему не зря). Роберт Гендальф — типичный старый служака: зачесанные набок изрядно поредевшие волосы, слегка провалившийся рот, устало-внимательный взгляд небольших, близко посаженых на узком лице серых глаз.

Речь у императора с инквизитором идет об обеспечении безопасности Гимназии Пламенных Лилий, дислоцированной в Кветлориенском замке, неподалеку от Фарфорового Дворца. Пост патронессы Гимназии, один из важнейших в государстве, занимает любимая кузина государя принцесса Орхидея. В беседе часто упоминается некий Цветник Леопарда.

-Тебе не кажется, Женечка, что этот Цветник Леопарда... — профессор Толстов примолкает на минутку, затрудняясь в формулировке.