Доля попаданская

Кроме нас никого не было.

Жужжали мухи или неизвестная мне разновидность местных насекомых, дневное светило пекло, как солнце в пустыне, на низкорослых деревьях не шевелился ни один листик.

Высокий худой старик с прозрачными серыми глазами на бледном породистом лице, окинул брезгливым взглядом выставленных на помосте рабов и направился прямиком к хозяину сего супермаркета живого товара.

— Что угодно сиятельному тану? — заюлил и залебезил хозяин. Лысая макушка его покрылась бисеринками пота, тонкая струйка потекла по затылку и скрылась в вороте красной атласной рубахи. Он смешно засуетился, кинув в нашу сторону предостерегающий взгляд и начал тайком вытирать мокрые ладони о широкие штанины. Невооружённым взглядом стало видно, что он нервничает. Сильно и, полагаю, небезосновательно.

Но старик не замечал ни суетливости торговца, ни мёртвой тишины, установившейся в нашем уголке рабского торжища, ни любопытных взоров остальных покупателей и некоторого количества праздно шатающейся публики.

Он цепким пронзительным взглядом рассматривал живой товар, словно просвечивая нас рентгеном.

Идоллийки, тонкие, гибкие, как лианы, непревзойдённые танцовщицы, акробатки и актрисы, предчувствуя скорое расставание, задрожали и сбились в стайку, начав едва слышно всхлипывать и что — то шептать друг другу. Вероятно, прощались.

Сархейки, наоборот, гордо развернули плечи и, подняв увенчанные светлыми коронами из кос головы, нарочито показывали свою стать и гонор. Им было чем хвастаться: лучших мастериц не было в этом мире. У них были золотые руки — что бы ни брались изготовить рабыни из Сархе, в итоге, как по волшебству, появлялись исключительно шедевры. Будь то воздушное кружево из волокон особой морской водоросли или ароматные хлеба, не теряющие свежести и через семерик. Поэтому женщин далёкой холодной страны чаще всего с удовольствием брали в жёны или покупали в свои мастерские богатые ремесленники.

Мирсалийки в большинстве своём были крестьянками и поэтому к переменам в жизни отнеслись почти философски и, скорее, как к смене времён года: на всё воля Великих богов. И всё... Никаких проблем и лишних переживаний. Да и хозяйством, по их мнению, заниматься можно везде. Лишь бы хозяин хороший попался.

Землянок, кроме меня, на торгах не было, а все мои таланты до поры до времени остались при мне. Да и о своих соседках я узнала из разговоров долгими, холодными днями и ночами, пока нас переправляли к хозяину. Страх, витавший в повозке, сплотил наш маленький коллектив, удивительная возможность понимать незнакомую речь облегчала общение, а осознание того, что это чужой и, более того, чуждый мир, заставляло искать общества друг друга.

Где находимся в данный момент, и кто захватил нас в плен, мы не знали, но по поводу нашей дальнейшей судьбы не было даже вариантов. С рабского рынка попасть можно либо к новому хозяину, либо за Грань.

Наш хозяин снова залебезил перед покупателем, вырвав меня из воспоминаний.

— Светлейший тан желает что-то особенное, есть какие — то пожелания, предпочтения? — рассыпался мелким бесом торговец. Первый страх его сошёл на нет, а сам ушлый мужичонка активно ринулся в атаку на потенциального покупателя.

Но леденящий душу взгляд, брошенный стариком, моментально остудил его пыл.

— Я сам найду то, что мне нужно..., — и снова медленно прошёлся перед нами, окидывая каждую пронзительным взглядом и время от времени прикладывая глазам нечто, внешне напоминающее монокль.

Я закрыла глаза, устало привалившись к стене.

По простоте своей душевной, я даже попыталась объяснить нашему хозяину, тану Джерр Консорою, что для того, чтобы нас раскупили, девушкам нужно придать товарный вид, но пройдоха — торговец решил, что товар и так раскупят, как горячие пирожки.

В итоге, измученные дальней дорогой и неудобствами пути, уставшие, грязные и нечёсаные, мы по приезду были сразу же выставлены на всеобщее обозрение. И, как результат, купили только двух сархеек и то заплатили совсем не ту цену, на которую рассчитывал торговец.

...Если не прислушиваться к словам и не открывать глаза, то гул голосов, шарканье ног, выкрики зазывал напоминают воскресную ярмарку в нашем пригороде, куда съезжаются фермеры, дачники и крестьяне из ближайших деревень, чтобы продать плоды своего нелёгкого труда. И можно легко притвориться, будто ты дома. Где — то рядом бредут сердитые на весь белый свет муж с сыном и тащат тяжеленные сумки с овощами для закаток, а я иду и высматриваю, чего бы прикупить ещё. Пахнет пылью, зноем, дынями и спелыми яблоками. Конец лета. Благодать!

Рывок за руку был неожиданным и оттого особо неприятным.

— Мариусса... (сколько ни учила, произносить моё имя хоть как — то правильно ни у кого не получилось, поэтому Маруся плавно превратилась в Мариуссу, а Марья, хуже того, стала Муарри). — Муарри, демона тебе за пазуху, что с тобой? К тебе обращается благородный тан, а ты молчишь..., — работорговец шипел разъярённой гадюкой.

Открыла глаза и натолкнулась на изучающий взгляд старика. Он, казалось, внимательно препарировал меня, разбирал мои внутренности на составляющие, брезгливо морщась, взвешивал их на видимых одному ему весах, не обращая внимания на окружающих. А я не могла отвести от него глаз, чувствуя, будто внутри черепа шевелятся ледяные пальцы старого тана. Всего лишь на мгновенье глаза его резко расширились от удивления, чтобы через миг вновь смотреть на мир с равнодушием и презреньем.

— Слушаю вас, — фраза, отработанная до автоматизма на работе, вырвалась сама собой.

— Я тебе сейчас послушаю! Я тебе сейчас как послушаю плёткой поперёк спины! Ишь, чего удумала! Муарри! Быстро подойди к благородному тану! Тебя ж, курлужкина дочь, и так никто и ни за что не купит! Стара уже...

И что ему мои сорок лет так не нравятся? Если меня поставить к тёплой стенке, дать недельку отдохнуть и не трепать нервы хотя бы дня три, то я ещё очень даже ничего. Фигура на месте, ноги в порядке, грудь имеется. Волосы — рыжая грива без единой седой волосинки. И их не портит даже пыль и лохматость после многих дней длинного пути.

Не зря муж ревновал меня, по поводу и без оного к каждому телеграфному столбу. Но в своей ревности он никак не мог понять, что я жила только для него и наших детей.

И вообще, что этот старик ко мне привязался? Кого он ищет? И для каких целей?

Но благородный дан даже не соизволил рассмотреть меня поближе.

— Эта, — и словно камень привязали мне на шею.

Хозяин, кланяясь, вытолкал меня за ограждение, схватив на лету мешочек с монетами. Но, как истинный торгаш, не мог не плюнуть мне в спину напоследок.

— Может, помоложе и поинтересней кого подберёте, господин хороший? — обратился он к старику. Тот гадюкой зашипел в ответ, и торговец моментально исчез, словно провалился сквозь землю.

— За мной, — покупатель не стал тратить время на расшаркивания, а я едва успела помахать на прощанье своим подругам по несчастью. — Поторопись... У нас очень мало времени...

И пошёл, не глядя на меня, торопливо передвигаясь посреди улицы, распугивая резкими непонятными словами редких прохожих. Я вприпрыжку скакала следом, вполголоса благодаря всех богов и своё благоразумие за то, что давно пришла к выводу, что обувь на плоской подошве или невысоком широком каблуке, а ещё лучше на устойчивой танкетке, в повседневной жизни и при плохой погоде предпочтительней. Как бы я мучилась сейчас на шпильках и с остатками некогда полного пакета продуктов, можно было даже не представлять.

Путь наш лежал почти через весь городок и длился минут пятнадцать. Ни рассмотреть достопримечательности, ни заметить местные красоты времени просто не было — суровый дан не прекращал своего бега до самой границы города.

А там со мной случился первый шок.

Воздушное суда, больше всего напоминающие маленький волшебный дирижабль, с разноцветными балонеттами и лодками светлого дерева, оказались припаркованы на городской стене. Их там было много: разноцветных, компактных и восхитительно красивых. Они слегка покачивались, словно огромные разноцветные воздушные шары, цепи и канаты тихонько поскрипывали, вымпелы бодро распускали свои крылья на тёплом ветру.

Остановившись у ярко — зелёного с золотым геометрическим узором воздушного кораблика, несколькими резкими движениями старик притянул его к площадке на стене, колоколом призвал то ли охранника, то ли служителя, передал ему несколько монет и опять бросил несколько непонятных слов на странном гортанном наречии. Тот склонился и ответил так же. Опять какие — то тайны?

— Вперёд! — и меня толкнули в открытую дверь лодки дирижабля.

А я всего лишь на минутку отвлеклась на то, чтобы рассмотреть вид, открывающийся со стены. Он завораживал: широкая долина в цветных лоскутках возделанных полей, небольшие светлые, совершенно прозрачные рощицы и широкая лента реки почти у самого горизонта. Судя по температуре воздуха, позднее лето или ранняя осень. А может, поздняя весна. Кто его знает?

От внутреннего убранства я ожидала большего: два мягких кресла, обтянутых белым мехом, с небольшим столиком перед ними, сравнительно небольшое лобовое стекло, как у простого автомобиля, но дающее довольно приличный обзор, кресло пилота и прозрачный пульт управления размером с мой кухонный столик. Оглядевшись, заметила небольшой багажный отсек за креслами.

— Вы не могли бы...? — я не успела довести свою мысль о знакомстве до конца.

— Молчи и слушай, Муарья... Времени на пустые разговоры у тебя не будет...

Да что за тайны, в конце концов?

Воздушный корабль плавно качнуло, и мы отправились в путь.

— Ещё раз: слушай и запоминай. Я — дан Каннгерат Огорро. Лорд цендераль — хранитель государственной печати империи Ильянта. Моему старшему сыну нужна сиделка, служанка, домохозяйка и повариха в одном лице. Молчаливая, терпеливая, сострадательная и желательно не очень молодая. Поэтому я здесь. Ты подходишь по всем параметрам.

— А почему именно я...? — не смогла сдержать своего любопытства, но была остановлена злым голосом, способным заморозить воду в течение секунды.

— Молчи, женщина! Илай Картальес Огорро получил множественные ранения в бою с оролонами и частично потерял зрение. Ледяная лихорадка развилась позже на фоне ослабленного организма. И хотя медики обещают полное выздоровление, для него долгая болезнь смерти подобна. Блестящий офицер, самый молодой компандарус в истории армии Ильянты и просто красавец мужчина, за считанные дни превратился в озлобленного инвалида... Этот факт совершенно испортил ему характер. Он не приемлет жалости и не выносит сюсюканья. Разогнал всю прислугу и поссорился с матерью. Запретил нам показываться в поместье и едва выносит меня самого. Исключение сделано только для денщика. Но и тому достаётся регулярно, словно мальчику для битья. Предвосхищая ещё один глупый вопрос — он не имеет ни семьи, ни детей. А я не могу спокойно смотреть, как губит себя мой сын.

— И что от меня требуется...? — едва успела пикнуть, но снова мне не дали договорить до конца.

— Ты разве забыла, Муарья, что я купил тебя на рабском торжище?

Покаянно киваю головой в знак согласия. Как же, забудешь такое. Но сил нет справляться с собой. Очень хочется: есть, спать, горячую ванну и хоть маленькую чашечку кофе. Можно всё то же самое, но в произвольном порядке.

— Я не медик и ни чем не смогу помочь вашему сыну, благородный дан..., — понимаю, что в конкретном случае, доказывать свои несуществующие привилегии не имеет смысла.

— Там и без тебя хватает шарлатанов... Твоё дело будет следить за тем, чтобы мой сын ни в чём не нуждался, был ухожен, накормлен и не нервничал по пустякам. Вот только смущает меня один момент: цвет волос у тебя странный. Как бы чего не вышло.

А по не пустякам, значит, нервничать его сыну можно? И чем ему не нравятся мои волосы? Ни грамма краски! Натуральный рыжий — мечта любой женщины.

— Есть что — то ещё, о чём я должна знать?

— Всё остальное на месте. Спи!

— Мне бы поесть..., — решила наглеть до конца.

— Всё будет дома! Спать! — старик произнёс несколько резких слов на незнакомом языке, и я провалилась в сон, больше похожий на беспамятство.

Проснулась я от мужских криков и, судя по ощущениям, находилась уже явно не в летательном аппарате. Приоткрыв глаза, решила пока не торопиться заявлять о себе, а присмотреться к обстановке. Но видно было мало: большой стол тёмного дерева с тяжёлыми ножками в виде звериных лап, два кресла, развёрнутые ко мне спинками, засохшее деревце в керамическом горшке и огромное окно в пол стены с мерцающими, словно атлас, прозрачными гардинами цвета молодой листвы.

— Ты обещал, отец, что оставишь меня в покое! На кой ты притащил сюда очередную дурищу? Для моих личных нужд Сандор привозит шлюх из города, а больше мне тут ни кто не нужен! — густой бархатный голос заставлял поневоле вслушиваться в слова. Никак сынок? И так громко возмущается?

— Остынь, Илай! В этот раз я привёз тебе сиделку...

— Вот пусть и сидит возле тебя! Я не нуждаюсь в твоих соглядатаях.

— Ма-а-алчать! — тан Огорро стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули статуэтки. Даже из моего угла был виден их полёт. — Мне безразлично, чем ты тут занимаешься, но я не позволю своему сыну по пустякам гробить жизнь и здоровье. Для этого я и привёз тебе рабыню. Она будет заботиться о том, чтобы твоя жизнь стала более комфортной.

— Рабыню? — громкий шёпот взамен криков показал всю степень потрясения мужчины.— И ты сам летал за ней в Астарабану? И купил её у контрабандистов? Не может быть? Это же опасно! И она стоит бешеных денег! Ты совсем из ума выжил?

— Молчи, сын. Я сделал это для тебя. Мне совсем не нравится твой образ жизни, и я постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы ты как можно скорее встал в строй.

Горький сухой смех был ему ответом.

— Да ты мечтатель, отец...

Но старик остался непоколебим.

— Муарри, подойди ко мне! Я знаю, что ты уже проснулась! И, ради высших сил, не тащи за собой свою котомку! — голос старого тана вмиг утратил последние нотки доброжелательности.

Но он не знал, что спросонья я частенько бываю зла и весьма многоречива.

— Я устала, благородный тан, голодна, хочу душ и чашку кофе. Простите мне мою несдержанность, — по мгновенно наступившей гробовой тишине я поняла, что всё — таки перегнула палку и поэтому сразу же постаралась сгладить промах.

— Рабыня, да ты, никак забыла своё место? — рык сыночка заставил непроизвольно вздрогнуть.

— Я пока ещё не ваша рабыня..., — Господи, ну что ж я не могу никак остановиться? Будет мне сейчас и обед, и ванна, и чашечка кофе. Всё в одном флаконе.

— Муаррри! — а вот и старший тан Оррой взревел раненым бизоном.

Скромной девочкой — ромашечкой направилась к хозяину и даже склонила голову, хоть и мучило любопытство, но, боюсь, что такими темпами я вернусь на рабский рынок быстрее, чем успею выпить вожделенный кофе.

Но скромничала я зря. Так и не успев подойти к старику, оказалась поймана за руку своим будущим хозяином.