Искандер против Унылого Мира.

Кстати, интересно, как там Бетхад? Зельевар отлично помнил, что кошачьего демона, по его же кошачье-демонической воле, забросило в этот неуютный мир вместе с ним, то бишь верхом на нем. Прочитанное в стародавние, еще студенческие времена, в Основах Теории Порталов оказалось правдой, и потому при переходе демона, не учтенного в заклинании переноса, отшвырнуло от мага на клят его знает какое расстояние. Бедолаге Хар-у сильно повезет, если злая сила портала не вмурует его в один из пыльно-цементных холмов, украшающих окружающий пейзаж, или не подвесит в километре от поверхности унылой, но очень твердой земли. Бетхад конечно в последнее время резко стал сильно могуч, но даже он не выдержал бы падения на камни с такой высоты. В том, что весь этот мир представляет собой просто кусок пыльного камня, Искандер и не сомневался.

Вместе с демоном, крепко вцепившимся в своего хозяина, портал унес прочь еще немного кожи и порядочный лоскут, а точнее ровно шесть лоскутков, одежды Искандера. Кожу было не особо жалко, тем более качества она была у молодого мага не ахти. При всей природной смуглости, довольно бледная, для темнокожего, и нездоровая от алхимических испарений и продолжительного времяпровождения в библиотеках. А к боли Искандер, тем более такой незначительной, как двухсантиметровой глубины шрамы, давно привык, ибо редко какое мощное трансфигурирующее зелье обходилось без крови, обычно сцеживаемой магом из самого себя. А вот мантию придется чинить. Как и всякий разумный человек, часто и близко работающий с разными и многочисленными кислотами, у мага в поясе был специальный кармашек, содержащий заплатки всех цветов и форм и набор иголок с нитками. Так как маг никогда не следовал за модой, то им было решено оставить ремонт одежды до следующего привала. Тем более дядя Харум обещал в течении следующих часов смертельные опасности, а Искандер не помнил чтобы дядя хоть раз да не выполнил своих обещаний.

Искандер, печально вздохнув, сложил письмо обратно в конверт и спрятал в не пострадавший от демонических когтей нагрудный карман. Первоначальный план по разрыванию конверта на кусочки, сжиганию и втаптыванию в пыль был изменен. Лист бумаги был слишком ценен, да и опасен для столь небрежного отношения. Волшба, пропитавшая его, была так плотна, а нити заклятья настолько тесно переплетены, что вместо внятной, а может быть даже и невнятной, светящейся чарами магической схемы, перед скошенными особым образом глазами зельевара представал еще один такой же лист. Искандер будь он чуток наивнее, даже предположил бы, что письмо и является теми самыми желанными и обещанными Вратами Возвращения. Но нынешний Искандер не был так прост, увидев сложность заклятья, он сразу заподозрил, что это неимоверной силы проклятье. Проклятье, срабатывающее при малейших признаках неуважения к письму и его сочинителю. На всякий случай Искандер погладил письмо через ткань кармашка и извинился перед суровым образом дяди Харума, тут же возникшим перед мысленным взором. Суровый взгляд суровых глаз дяди Харума, пусть даже и сурово возникший из глубин памяти, отрезвил и прояснил разум молодого мага. Не время расслабляться, особенно в унылых демонических мирах, где молодых зельеваров подстерегают трехчасовые смертельные опасности, строгорежимные голодные чудовища и жуткая непонятная и неощутимая бяка вкупе с валунообразными хваталками. Надо починить мантию, чтобы привести мысли в порядок, решил маг. И даже вытащил из кармашка на поясе иголку и попытался заправить ее ниткой. С первого раза не получилось. Руки немного дрожали. Самую малость. Как раз с нормальное игольное ушко.

Искандер чтобы успокоиться глубоко вдохнул и медленно-медленно выдохнул. На миг Искандеру это показалось весьма странным, потому как чего-то не хватало. Чего-то очень важного. Жизненно-важного. Но это тут же забылось, по причине куда как более существенной, чем странность местного воздуха.

Потому как Унылый Мир решил, что с него хватит молчаливых незнакомцев, и попытался вытолкнуть из себя молодого зельевара. Если бы миры выталкивали чужаков обратно домой, то Искандер бы даже не сопротивлялся, а наоборот посодействовал бы этому миру всей своей магической, волевой и жизненной силой. Но увы, хоть по дисциплине 'Иные Миры' у Искандера и были не очень хорошие оценки, но он точно помнил, что мир выталкивает чужаков вовсе не домой, а в одно из трех нехороших состояний межмирового пространства. А именно, в Бездну, или в Акиян, а то и вовсе в Мараху. В упорядоченные и просто порядочные состояния пространства, вроде Перекрестка, Пустоши или же Космоса, миры выталкивать чужаков завсегда отказывались. И потому Искандер был категорически против и испытал на себе все, что испытывает среднестатистический, слабый демон низшего уровня, весом до семидесяти килограмм, идущий на прорыв миров. Аппетитно, прямо как вкуснейшая яичница о шести кричалочьих яйцах, зашипело и зашкворчало само пространство вокруг молодого мага. Маленькие невидимые голубоватые молнии озлобленной реальности тучно вонзились в кожу человека, прикрытую в отличии от демонов вовсе не бронированной чешуей, хитином или шерстью, обращающейся при надобности сталью, а всего лишь тонкой материей, пусть и разъеденной магическими кислотами, и щедро сдобренной собственной кровью мага. Естественно защита из одежды была никакой, и Искандер в полной мере прочувствовал старую унылую силу этого мира. На вкус сила была вовсе не унылой и била так, что молодой зельевар в свою очередь бился конвульсиях от судорожно сокращающихся мышц. В глубине сознания, отвлеченном от попытки удержаться в нормальном не выкинутом состоянии, Искандер глубоко посочувствовал злобным демонам, беспрестанно вторгающимся в реальность Лучшего из Миров, дабы отведать его молодой яростной мощи. Боль от ударов несмотря на все конвульсии была не сильно уж выдающейся, по крайней мере для мага, которому перерезать запястья и выдавить из себя пол-литра крови для хорошего зелья было самым обыденным делом.

Самое скверное было в особой хитрости унылого мира. Мир, будучи старым и слабым, был и очень мудрым. Он давил не на тело, а на сам разум. Целую бесконечность, длившуюся почти три минуты настоящего времени, он твердил Искандеру, что его на самом деле нет. И почти преуспел в этом деле. От такого самоубийственного уговора не спасали: ни любой мощности ментальный блок, в случае с Искандером— малой мощности, ни никакие из других видов защитной магии, ни тем более аналитхинченский склад ума. Наоборот этот самый клятый склад выступал чуть ли не стороне этого мира, увещевая своего хозяина не сопротивляться и быть безропотно выкинутым в Бездну. Если бы не упорство молодого мага, скорее родовая черта чем единоличная, то его непременно бы выдавило как спелый прыщ в пустоту.

Но мир был уныл и слаб, и скоро сдался, давление на разум прекратилось, а молнии жалящие кожу так вообще отстали от зельевара еще минуту назад. Пожалуй, попади он сюда оглоушенным или даже спящим, Искандер справился бы с 'задачей удержания' куда как лучше. Бетхад наверное даже не заметил попытки выброса, не то чтобы он когда либо сталкивался с прорывом лично, просто демон способный отчекрыжить себе полтуловища, и убежать прочь на оставшихся передних лапах от могучего и ловкого врага, способен на многое. Мир устал и прекратил почти удавшуюся попытку изгнания чужака.

Искандер перевел дух и поздравил себя с первым 'выбросом' и 'удержанием'. Довольно таки оригинальные ощущения, решил про себя маг. И оттряхнув мантию, которую собирался подлатать, уселся на валун, с которого свалился во время судорог. Что-то слабенько кольнуло Искандера в бок. Искандер почесал то место и обнаружил длинную нитку, растущую прямо из его тела. 'Опа...'— сказал маг и осторожно вытащил за нитку из собственного бока иголку. Иголка была заправлена и самый чуток окровавлена. 'Вроде я не вдевал в нее нитку...'— пробормотал Искандер, тупо уставившись на вышивальный инструмент и машинально смазывая раненый ею бок и следы от когтей кошачьего демона целебной мазью.

Едкая мазь горько щипалась и пахла не очень хорошо. Почти как некачественный зомби месячной давности, по глупости съевший тухлое яйцо и обделавшийся от некротического страха, увидав себя в зеркале. Зельевар так и не добился приятного аромата, хотя для этого и провел почти день в лаборатории, работая по новой ароматной схеме, на составление которой ушли целые выходные. Наоборот, мазь новой формулы помимо запаха мертвечины приобрела еще и ее склизкость. Хотя по стандартно-вонючей схеме обычно получалась мягкой, бархатистой и теплой. Но вонючка залечивала порезы и ушибы с той же силой и скоростью что и обычная. А выбрасывать ее было просто жалко. Мало того, что мазь содержала множество ценных компонентов, за которые были заплачены большие деньги или отданы взамен не менее ценные составляющие, так еще зельевар наварил ее литров где-то десять. И пусть граммов двести было роздано соседям, грамм триста с великой неохотой приняла участковая больница, и почти пол-литра целебной липкой гадости было отдано какому-то бедному неудачливому наемнику-варвару, но оставалось то еще литров девять. Которые Искандер, тщательно упаковав, запрятал с глаз долой поглубже в шкаф для мазей, что находился в подвале. Маг аккуратно завернул крышку банки и убрал ее кармашек пояса. Вытерев склизкие от мази пальцы носовым платком, Искандер проверил процесс заживления. Раны стали на глазах затягиваться...

И тут произошло нечто небывалое. Небывалое уже несколько тысяч лет. Просто невероятное. Эти неожиданные открытия уже стали немного досаждать магу. Хотя это нечто действительно удивило Искандера. Потому как...

Из тени наваленных без всякого порядка друг на друга каменных плит прямо к Искандеру вышло существо. Существо о существовании которого никто не мог сказать ничего существенного, за все существование всей человеческой расы. Оставалось только кричать примерно следующее. О Небезумные боги, да это же эльф, этого не может быть! Они же вымерли и исчезли бесследно тридцать тысяч лет назад! Или двадцать! Клят его точно знает!

Рука Искандера инстинктивно метнулась было к жезлу, но эльф отрицательно качнул головой и сильнее натянул тетиву на прекрасном эльфийском луке, снаряженном изящной эльфийской стрелой. Серебристый наконечник которой был нацелен точно в сердце молодого мага. Искандер, сообразив что его могут спокойно продырявить, силой интеллекта, получившего диплом об окончании общего магического образования с отличием и двумя восклицательными знаками, подчинил непослушную конечность и поднял ее, показывая что сдается. Но эльфу было наплевать на это. Он на самом деле сплюнул на землю очень интересным с точки зрения физиологии и очень оскорбительным с точки зрения общепринятой морали плевком.

Не то чтобы Искандер хорошо разбирался в плевковом письме, практикуемом некоторыми гоблинскими племенами, обитающими на просторах Песчаных Земель, и студентами младших курсов общего магического образования при Гильдии, но воспринять плевок иначе чем высокомерно-презрительное 'Вот что я о тебе думаю, ты жалкое ничтожество, не достойное чистить блорт пукимонта моей чокнутой тетушки!' было невозможно.

Но несмотря на плевок эльф все не стрелял. Искандер же пытался мыслью прикоснуться до жезла, спокойно висящего в футляре на поясе, и задействовать заклятья вложенные в него, но пока ничего не получалось. Что, впрочем, было вполне обосновано, зельевар пытался сделать это впервые в жизни. Чуть не свихнув мозг в последнее решительной и неудавшейся попытке вылезти из ушей и дотянуться до магического инструмента, маг, усилие воли и век затолкав вылезшие из орбит глаза обратно, решил, что наступил самый подходящий момент для дипломатии.

— Ээ... — начал Искандер и тут вспомнил, что не знает ни одного эльфийского слова.

Единственное что приходило на ум мага, было то, что эльфийский язык почти полностью состоял из слов звучащих как 'эль' или же очень похоже. Взять хотя бы имя одного знатного эльфийского витязя, злейшего врага прогрессивного обизянства и вообще разумных существ не являющихся эльфами, звучащее как Эльлювиэллэль Эльроэндельренэль. Хотя жестокость витязя можно было понять, наверное никто за все тысячи лет его продолжительной жизни так и не сумел ни разу правильно произнести его имя. Любой бы тут взбесился, вне зависимости от количества ног-рук и остроты ушей.

— Эль...ээ...Эльф...— неуверенно произнес Искандер.

Эльф пошевелил ухом и сплюнул еще раз. На этот раз плевок мог бы истолковываться как нечто высокомерно-вопрошающее 'Ты, жалкое ничтожество, блорт-пукимонт-тетушка, что дальше?'.

К сожалению Искандер сам не знал что дальше. Эльф продолжал бездействовать. Пауза все затягивалась. А ведь рука, пусть эльфийская и даже не одна, не может вечно держать тетиву натянутой. И тогда бешено работающий мозг Искандера додумался, как ему самому показалось, до блестящей идеи. Он догадался сказать примирительную фразу на каком-нибудь древнем языке, пользованном еще в те времена, когда эльфы обитали в Лучшем из Миров. А именно на древнейохуддинском, современнике Ледовых Великанов, предвечных чудовищ, молодых драконов и еще свежих и остроумных оригинальных анекдотов. Состроив суровое выражение лица, с которыми завсегда изображали себя древние воины на своих древних же гравюрах, хриплым гортанным голосом, полагающимся к состроенной гримасе, Искандер произнес следующее:

— Мнин эйиринх тегрбукхун сэм-кэзем...— что, по крайней мере для молодого мага, значило 'я пришел с миром', а на самом деле дословно переводилось как 'суп-голова твою колено-круглый имел и съел-посеял'.

И в отличии от первой сказанной Искандером короткой фразы, вторая привела к более действенному, чем плевок и шевеление ухом, результату. Видать эльф был или очень обидчивый, или понял сказанное Искандером по-своему. Может быть именно таким образом, древние йохуддины оскорбляли их перед жестокой битвой.

Эльф прищурился четырьмя глазами из семи, шмыгнул двумя носами из трех, и спустил тетиву. В тот же миг сверхскоростная и невероятно красивая эльфийская стрела с красивым шипением воткнулась Искандеру в мантию, в области сердца, и тут же, пусть и весьма неохотно, распалась в пыль. В красивую шипящую пыль. Пряжка поясного ремня Искандера завибрировала и раскалилась докрасна принимая смертельную магию настоящей эльфийской стрелы до последнего чара на себя. Могучий защитный амулет, когда-то давным-давно вправленный в атрибут одежды дядей Харумом, спас жизнь его любимому племяннику. Пока эльф удивленно моргал поочередно всеми своими глазами, Искандер, не меняя положения рук, сложив раскрытые ладони в руну, бросил в эльфа сразу два лихо закрученных, наверное от страха, файербола. Которые прожгли у нелюди дырку в груди и взорвали голову. Эльф, средней степени поджаренности и тотальной убитости, чуток постоял на своих устойчивых четырех крабьих ножках, покачался, взмахнул всеми тремя руками и повалился на землю. Искандер, одной рукой снимая раскаленный пояс, начавший уже прожигать ему штаны и слегка поджаривать пупок, подбежал к поверженному эльфу, держа наготове руну файербола. Эльф был мертвее мертвого.