Смотритель

— А что, у нас есть какой-то другой выбор? — спросил я у начальника.

Оглянувшись по сторонам и приложив к губам указательный палец, начальник встал из-за стола и подошел ко мне. Наклонившись к моему уху, он тихо произнес:

— Есть выбор. В любой ситуации нужно поступать по-человечески, как человек, а не как обезьяна, которая поймает чужого детеныша и начинает есть его живьем. Даже не убивает из чувства гуманности. Поэтому, всех обезьян, — он повысил голос для возможной звукозаписывающей аппаратуры, — я не считаю человекоподобными существами. Это выродки, оставшиеся от генетических опытов по созданию homo sapiens, человека разумного. Поэтому и вы, как человек разумный, должны делать выбор в пользу своей родины. Кто бы ни руководил нашей родиной, что бы он ни делал, вы должны быть ему верны и делать все, что он приказывает, не раздумывая и не рассуждая. Потом вы с чистой совестью можете сказать, что время было такое, что вы думали совершенно о другом, осуждали насилие, но были вынуждены подчиняться приказу.

— Но такого не бывает, — возмутился я, — преступления есть преступления, и они должны быть наказаны.

— Молодой человек, молодой человек, — весело засмеялся старый полковник, — жаль, что в школе КГБ не преподают историю и уроки из ее самых главных этапов. Вам, вероятно, не рассказывали о том, что культ личности был осужден и признано, что в отношении многих честных людей были проведены массовые репрессии. И кто понес наказания? Да почти никто. Человек десять, а остальные как работали на своих местах, так и работают до сих пор. Когда был суд над фашизмом в Нюрнберге, то повесили двадцать человек и человек тридцать посадили в тюрьмы. Зато остальные отделались формулой Время было такое. Мы люди подневольные. Нам приказали, мы делали. И самое главное, до сегодняшнего дня в современной Германии военными преступниками, на которых не распространяется срок давности, являются дезертиры из немецко-фашистской армии и люди, которые состояли в комитете Свободная Германия, а также полковник фон Штауфенберг со товарищи, которые устроили покушение на Гитлера. И вовсе не участники массовых казней и члены SS. И это в той стране, которая отринула фашизм, как преступную идеологию. Вот вам и поле для умственных упражнений в свободное время.

— Хорошо, я подумаю об этом на досуге, — сказал я, — но что нам нужно от старичка рыболова?

— Мы и сами не знаем, что нам нужно, — сказал начальник отдела собственной безопасности. — С самого верха потупило строгое указание, узнать, какая тайна ему известна, и если эта тайна навредит государству, то сделать так, чтобы эта тайна так и осталась тайной

— То есть, старичка нужно кокнуть? — как-то неудачно пошутил я.

Сердитый взгляд был мне ответом.

— Ты, вообще-то, кто по национальности? — вдруг спросил начальник отдела.

— Русский, — с чувством особой гордости сказал я.

— Русский? — переспросил полковник. — Так какого же хрена ты задаешь бестолковые вопросы. Ты что, до сих пор не понял, что мы живем как в сказке?

— В какой сказке? — удивился я.

— В любой, — сказал полковник, — например, иди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. Это о твоем задании. И учти. Это твое самое сложное задание. Если ты коснешься страшной тайны, то я тебе не завидую. Тайна только тогда остается тайной, когда о ней знает только один человек. Возьми секретные протоколы к пакту Молотова-Риббентропа. Все говорили, что никаких протоколов нет, что это фальшивка, а они спокойно лежали сейфе генсеков и президентов и передавались по наследству в особой папке. Или материалы Катынского расстрела польских офицеров. Материалы нашлись там же, но их стали выдавать порциями. Лучше бы уж совсем их не было, но раз сказал А, то нужно говорить и Б.

— И что же делать мне? — спросил я.

— Не знаю, парень, — как-то устало и в то же время добродушно сказал начальник. — Тебе просто не повезло. Выкручиваться придется самому. Никто тебе не поможет, ни Бог, ни Царь и ни Герой, добьешься ты освобожденья своею собственной рукой. Так поется в революционной песне. Думай. Твое начальстве в курсе, что у тебя специальное задание из инстанции. Работу планируешь сам и отчитываешься только передо мной. Заведи себе за правило записывать на диктофон все рыбацкие беседы. На их основании будут определять наличие или отсутствие этой страшной тайны. Тебе нужно пробежать в ливень так, чтобы ни одна капля не упала на твой костюм.

— А я знаю, как это сделать, — перебил я полковника.

— Ну, и как? — удивился он.

— Нужно снять с себя всю одежду и положить ее в котел, как сделал один китайский мудрец, — сказал я, — а потом спокойно идти по дождю. Когда он закончится, достать сухую одежду и надеть ее.

— Все, хватит, — перебил меня полковник, — идите отсюда, иначе я с вами свихнусь от ваших историй и тайн.

— А что такое шуба? — спросил я.

— Эх. Молодость-молодость, — засмеялся полковник. Это побасенка такая. Один офицер никак не мог получить продвижение по службе, все говорили, что дело в шубе, то ли у него шубу украли, то ли он у кого-то шубу украл

Я был молод и свободен. У меня не было обременяющей семьи, детей, поджидающих прихода с работы папы, родителей, которым требовалась помощь и уход. Одним словом, сирота широкого профиля. Все обыденно. Был единственным ребенком в семье. Когда мне было восемнадцать лет, родители попали в аварию, и я остался один. Спасло меня хорошее воспитание и то, что я сразу прекратил уличные знакомства, а затем поступил в высшую школу КГБ, заручившись рекомендацией одного старого чекиста, давнего знакомого моего отца. Не знаю, что было со мной, если бы я выбрал другой путь. Возможно, что меня давно бы не было в живых. Черные риелторы — это хорошо организованные банды, состоящие сами знаете из каких должностных лиц. Молодого пацана давно бы уже похоронили на старом заброшенном кладбище, а в его квартире проживал какой-нибудь бонза, крышующий эту банду. Так что, КГБ спасло мою жизнь. Дальше вы уже знаете.

На моем рабочем месте в моем кабинете стоял пустой стол. Непосредственный начальник спросил, какая мне нужна помощь и ушел, занятый своими делами, показывая, что здешние дела меня уже не касаются.

Пообедав в управленческой столовой, я пошел домой готовиться к новой рыбалке. Наутро я был в заказнике и пил чай у Василь Василича, который встретил меня как давнего знакомого и посетовал на то, что рабочие заботы не давали мне отдаться любимому времяпровождению.

— Василь Василич, — сказал я с улыбкой, — я сейчас в отпуске и буду рыбачить каждый день.

— Это и хорошо, — согласился старик, — а то рыбаков что-то мало стало. Все норовят сетями половить, а толку что? Бросили сеть, вытащили килограмм пятьдесят, а потом почти вся рыба погибнет или испортится, так и не дойдя до потребителя. Ловить нужно столько, сколько нужно для потребления или для переработки для длительного хранения.

Весь день мы занимались подготовкой к рыбалке. Проверяли и настраивали снасти, готовили палатку, проверяли лодку и мотор, заливали бачки бензином и маслом, делали запас продуктов.

— Пару бутылочек возьмем с собой? — спросил я. — Поедем, наверное, дня на два или три.

— Ну, если на два-три дня, то и бутылочек нужно брать столько же, — с улыбкой сказал Василь Василич.

Первая командировка

На реку мы выехали рано. Двум холостякам собраться — только перепоясаться. Свежий ветерок холодил лицо, по воде шла мелкая рябь, глухо гудел лодочный мотор, толкая нашу лодку, которая от радости журчала водой на редане, то есть в том месте, где приподнятый нос лодки уже не касался поверхности воды.

Минут через сорок мы пристали к пологому берегу, ориентируясь на сизое пятно от старого костра. Место обжитое и намоленное, как говорили рыбаки.

Палатку установили быстро, достали удочки и пошли вдоль берега, высматривая уловистые места. Да их и высматривать не нужно, к каждому из них были протоптаны тропинки и в кустах сделаны проходы, а на берегу установлены чурбачки. В хороших заказниках это дело чести и часть инфраструктуры рыбалки.

— Рыбачь здесь, — Василь Василич ткнул пальцем в небольшой проем в кустах, — а я расположусь рядом.

Я прошел на указанное место и очутился как бы в комнате из веток и листьев с широким окном в сторону реки. Всегда мечтал порыбачить именно в таком месте. Ты находишься в своем домике и тебе не нужно никуда идти, чтобы добыть пропитание. В углу комнаты был небольшой очаг, выложенный из камня. По краям очага в землю вбиты металлические прутья с рогульками наверху, чтобы на перекладине можно было повесить котелок с ухой или чайник для завершения трапезы. Рядом с очагом была небольшая вязанка дров, листья над очагом давно сгорели, образуя как бы дымоход в доме, который топится по-черному.

Место мне досталось уютное, какое-то домашнее, так и хотелось прилечь в уголок, противоположный от очага, где было постелено свежее сено. Как на сеновале в деревне.

Ночь. Луна. Тишина. Сеновал.

Свежий клевер и памяти шквал.

Пламя страсти горело во тьме,

Ты была, или снилась ты мне?

С трудом отогнав от себя мысли о неге, я настроил удочку и закинул ее в воду. Поплавок плавно качался на воде, подмигивая то мне, то солнечным бликам, которые возникали на небольших волнах, создаваемых слабым ветерком.

— Товарищ Председатель, капитан Абрамов для выполнения задания особой важности готов, — отчеканил я, стоя в просторной зале, залитой ярким солнечным светом и обдуваемой ласковым ветерком, лениво шевелящим огромные шелковые шторы белого цвета. Все было в белом. Скатерть за столом, где сидел Председатель с заместителем и их белые костюмы. Мой белый костюм был настолько ослепителен, что Председатель улыбнулся и сказал:

— Не вздумай при выполнении задания также отбеливать свои одежды.

— Так точно, — снова отчеканил я.

— Ладно, сынок, — ласково сказал Председатель, — доложи о своем задании и о том, как ты думаешь его исполнять.

К этому вопросу я был готов. Три года подготовки, жизнь в неимоверных условиях, питание впроголодь, драки со свирепыми людьми, владение всеми видами оружия, использование подручных средств для нападения и защиты, схватка с хищниками. Я был закален и готов ко всему.

— Моя задача, — поставленным голосом докладывал я, — проверить состояние агентурной сети и подтвердить имеющиеся данные о результатах работы на испытательных полигонах номер два и три. При необходимости, принять меры по замене исполнителей.

— Молодец, сынок, — сказал Председатель, — мне доложили о твоих отличных оценках по знанию административно-полицейского режима в регионе твоей работы и способностях к мимикрии в любой обстановке. Там ты не погибнешь с голода. Все, что двигается, шевелится, бегает, плавает, летает, все это съедобно. Все, что не шевелится, можно расшевелить и скушать, — и Председатель рассмеялся, довольный шуткой. Я вежливо улыбнулся, показав, что высоко ценю юмор начальника.

— Этот проект очень дорог для меня, — сказал Председатель, высоко подняв указательный палец. Все преподаватели использовали этот же жест для показа важности того, что они сообщают. — Я создал их по образу и подобию своему и не хочу, чтобы мой образ использовался в нехороших делах. Представь себе, что они будут думать о своем Создателе, если копии его будут сволочами, на которых клейма ставить некуда. Поэтому в чистке аппарата будь беспощаден, если нужно, то устрой им настоящий Армагеддон. Ребята из спецназа будут в готовности. Обрати особое внимание на иудейское племя, у меня на него особые надежды. Начинай с Авраама. По ходу выполнения будут поставлены дополнительные задачи. Успехов, солдат, иди!

— Слушаюсь, товарищ Председатель, — сказал я и, четко повернувшись, вышел из кабинета.

Учеба закончилась и как же было жалко покидать эту шикарную обитель с уютными комнатами, просторными аудиториями и полигонами для практических занятий, из которых особую трудность представляли те языки, которые еще находились в стадии развития, а некоторые исчезали как дымок из банки пива после нескольких глотков.

— Прощай, Альма Матер, — подумал я и пошел к богомобилю, ждавшему меня за воротами школы.

Я не знал, кто я такой, есть ли у меня родители, есть ли у меня родственники, вокруг меня были преподаватели, соученики и над всеми стоял Председатель.

Когда я задавал такой вопрос, мне всегда отвечали, что в свое время у узнаю все, а сначала мне нужно познать тот мир, который создал Председатель и тогда я смогу сделать выбор, какой жизнью мне жить, с родственниками или без родственников, или как я живу сейчас. Это было непонятно, но, вероятно, я еще не дошел до стадии понимания того, что доступно самому Председателю.

Я прибыл к устройству, которое может переносить нас во времени и пространстве. Устройство представляет собой круг десятиметрового диаметра, установленный на стойки. Для перемещения нужно встать в центр круга и произнести формулу, включающую в себя славословия в адрес Председателя, благодарность за его руководство, за обеспечение одеждой и пищей и охрану от представителей темного мира. Затем выкрикивается формула: Да здравствует Председатель и называется место и дата прибытия в место перемещения. На планете, которая является особым объектом для Председателя, установлены такие же приемные центры, где роль стоек выполняют огромные камни, врытые вертикально в землю, а круг изготавливался из таких же камней, устанавливаемых поверх стоек.

Наш учебный центр находился в местечке с названием Стоунхэндж, и мы тренировались в перемещениях в разные районы, не особо секретясь от аборигенов, уровень развития которых был очень невысок для того, чтобы что-то понять. Они так же, как и мы входили в пустые кольцевые сооружения, вздевали руки вверх и пытались воспроизвести все то, что говорили мы, но, как вы сами понимаете, ничего у них не получалось и не получается до сих пор.

Я снял свою одежду и отдал ее служителю. Вместо белого мундира я надел мешковатую одежду из тканой шерсти темно-серого цвета. Она представляла собой большой мешок, который мог подпоясываться веревкой и перехватывался шарфом-капюшоном. Одежду можно было связать крючком или на спицах, но люди того времени до этого еще не дошли, а Председатель строго-настрого запретил помогать в чем-то людям на Земле. Один наш сотрудник раскрыл им тайну огня, и он сразу был осужден на пожизненное заключение, а его печень по кусочкам отрезалась и шла на выращивание тканей для создания новых существ. Все это знали, и никто не собирался повторять его судьбы. Председатель наш крут нравом.

— Да здравствует Председатель, — крикнул я, — Земля, Палестина, семнадцатый век, — и все закружилось в вихре времени.

Через какое-то время я открыл глаза и увидел, что стою в таком сооружении, как и Стоунхэндж, только изготовленном из деревянных бревен. Это даже не бревна в истинном понимании этого названия, а толстые и кривые палки какого-то дерева. Похоже, что это был временный приемо-передатчик, который без труда собирался и также без особого труда раскладывался, не оставляя следов нашего присутствия на Земле.