Есть уже хотелось, но станичная 'Бушуевка' арестанта оделила только кипятком, в который кинули сухих ягод шиповника. Он поел Дашиных харчей, выбирая то, что от хранения пропадет, а хлеб оставив на завтра.

Пора спать. Уже темно, арестантам свечек и ламп не положено, раз в окошко свет не заходит, значит, и время сна пришло.

'Мне малым -мало спалось, да во сне привиделось...' Это в песне пелось, а Егору ничего не привиделось и не развиделось. Лег, полежал малость и заснул аж до утра и без всяких сонных видений. — — — — — — — — — — — —

Наступило Завтра, став Сегодня и его повезли на железнодорожную станцию А потом— в Ростов.

Вызывали на допросы, из которых он понял две вещи. Виноватят его больше в том, что он ушел в отряд Лысого и, в общем-то, если честно сказать, без серьезных оснований, поскольку власть его не арестовывала тогда, и нем воевал несколько месяцев, пока с атаманом не поссорился. А это признак 'Нераскаявшегося и упорствующего грешника', как рассказал в камере один сиделец из учителей или как они там правильно назывались— в духовной семинарии. А таких приговаривали суровей, чем впервые попавшихся на ереси. Учитель рассказывал, что если католическая церковь кого-то обвиняла в ереси, то есть неправильном толковании священного писания, и тот раскаивался, что по темноте своей и недостатку знаний говорил или писал эдакое, то мог он отделаться кратковременной отсидкой и разными епитимиями. Но если время проходило, а он дул в ту дудку снова, то к этому уже относились как к упорству в ереси. И могли казнить. Казнь проводилась без пролития крови, то есть либо заживо сжигали, либо душили, причем удушение -это было как бы милостью.

Тут понятно и без знания церковной истории, а только на основании того, что на службе повидал. Урядники к повторному впадению в ересь относились так же, как и католические священники, разве что кары были полегче. 'Стоять под шашкой' -это не костер, но можно и без чувств грохнуться, особенно если поставлен в жаркую погоду. Поскольку Егор уже дважды против красных воевал до Лысого— как это все называется? Так и зовется: повторное впадение в ересь.

Об этом -то можно догадаться было и раньше, когда ушел в ночь с конем и оружием и не остался у какой-то бабы.

Но было еще кое-что, о чем Егор раньше и не догадывался. Как оказалось, сейчас власть к тем, кто приходит и сдается, сейчас относится так: если ты пришел и сдал свое оружие, то как бы показал, что из своей войны вышел. И, обычно, если чем-то особо нехорошо не прославился, вроде расстрела подтелковцев, то пойдешь домой. А он? А он оружие в реке утопил, расставшись с прежними грехами. Но это он знает, а красная власть-то не спросит донского сома, лежит ли на той излучине винтовка, шашка и 84 патрона? Не спросит. Оттого есть сомнение, действительно ли оружие утоплено, или просто хорошо смазано и закопано на случай нового прихода генерала Врангеля ил какого-то другого.

Тогда он дважды виноват: за повторное впадение в грех и за то, что доказать, что он разоружился-сложно.

А что ему за это может быть? Конечно, если бы Кирилл вгорячах или по злобе его пристрелил 'При попытке к бегству', то ему бы ничего за это не было, кроме 'пары ласковых слов' от Даши. Бандит, белоповстанец и опасный враг— да и не в поселковый Совет пришел сдаваться, а на родное подворье. Красный орден за это не дадут, но 'спасибо' скажут. Но вот теперь с ним разбираться будут не на скорую руку, а с холодной головой.

Поскольку в камере в ним сидели всякие, в том числе и повстанцы, то он задавал вопрос, как в известных им случаях поступали? Ему отвечали:

-И, мил человек, смотря кто решать будет. Если ревтрибунал, то у него писаных кодексов нет, зато есть, как это...А, 'революционное правосознание', вот как. Я лично это понимаю. как то-что надо, то и пришпандорят.

-У нас был такой Коломийцев, по имени, кажись Егор. Начальником штаба в отряде Ветрова. Пять лет отсидки.

-В концентрационный лагерь отправят, в Юзовку, у нас бывших офицеров туда отправляли за службу белым, от двух до трех лет они получили.

-А что за штука такая-концентрационный лагерь?

— Спроси что полегче!

-Концентрационный лагерь-это что-то вроде тюрьмы, но легкого типа. Я в таком сидел, за то, что казенное белье потянул с собой и продал. Мне дали год, но отсидел половину. Сидели на бывшей мельнице, и даже на ночь не запирали, но выйти со двора можно было только на работу или на побывку домой. Работали -когда работа была, можно было и всю неделю подряд, но можно было и две недели и угла в угол слоняться. Хотя был у нас Елисей Зельдин, которого пекарня себе выпросила, чтобы он и дальше продолжал хлеб печь. А я то дрова колол для клуба, то мусор вывозил со двора завода, пару раз вагоны разгружал. Отпускали домой раз в месяц, с вечера и до утра. Но надо было заявление писать начальнику, а я писать не умел, приходилось просить грамотного и за то хлеб отдавать.

-А кто там за что и насколько долго сидел?

-Надолго посадили одного буяна, что по пьяному делу чуть красного командира не застрелил. За бандитизм тоже были двое, что на двадцать лет посажены. Еще один с таким сроком за взятку. За кражу-от полугода до года. В начале прошлого года много сажали за безбилетный проезд. Обычно от трех месяцев до полугоду. Хотя рыжая Машка из Елисаветграда на диво всем пять лет за это заработала! Я так думаю, что там еще что-то было, а не только за проезд. Но она через месяц сбежала-повели их на работу и тогда пара баб сбежала. Одна кинулась влево, другая вправо, а без них еще пять баб. Побежишь за ними -остальные тоже убегут, а конвойный только один. Стрелять он в этих дур не стал, только ругался вслед, но скверноматерные слова их не остановили.

Но было много мужиков из деревни -как заложники. Они вообще не всегда знали, на сколько сели и за что сели за решетку. Но, правда, их и быстро отпускали, и еще баяли, что губернское начальство на уездное много ругалось, зачем этих подгребло, неизвестно за что, даже бумаги не приложило, а им сидеть бог весть сколько.

Вот их потихоньку освобождали и домой отправляли. Однажды начальник лагеря, когда ему таких вот из уезда нагнали, взбеленился, поехал в губернский исполком за пару дней оформил их освобождение. Народ потом пошел к нему в ноги поклониться, что спас их от тюрьмы, всего меньше двух дней сидели, но он уехал по делу, поэтому пошли они на станцию, искать, на чем поехать. Это нам конторщик рассказывал, который тоже в лагерь на отсидку попал и здесь пост конторщика тоже получил.

-Сам сидит и сам себя считает! И за что его посадили7

-Он отмалчивался. Ходили слухи, что пил какую-то забористую самогонку, на табаке настоянную. И от того чудил-на этой неделе делил бумаги на две части и половину выбрасывал, на другой-выбрасывал только треть. Вот и дали ему четыре месяца полного воздержания от всего-и от вина, и от баб, и от шалостей.

Послушаешь одного-вроде и ничего страшного, послушаешь другого -наоборот, будет все и ничем не ограниченное. А как будет с ним? Наверное, как с жизнью и с любой ее частью. Может быть всякое, а каким именно выйдет? Надо прожить и увидеть. Или вообще на свет не рождаться.

Петроградская тюрьма

С поворотом лесенки.

Мы с товарищем сидели,

Распевали песенки.

Пускай люди про нас судят —

Веселей будет сидеть.

В Новоржеве дом красивый.

Посидишь там — будешь сивый.

Туда попал я молодой,

Оттуда вышел с бородой.

Из-за вас, из-за вас,

Серенькие глазки.

Из-за вас, в который раз,

Хожу на перевязки.

Из нагана вылетала

Черная смородина,

Атаману в грудь попала.

-До свиданья, Родина.

Такие частушки в народе поются, про житие-бытие. И все такое с Егором тоже было. Или будет. Чего тогда переживать? Все-как у всех, и нельзя сказать, что не за дело.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Наступил день гнева и скорби

Judex ergo cum sedebit

quidquid latet apparebit

nil inultum remanebit

Quid sum miser tunc dicturus

quem patronum rogaturus

cum vix justus sit securus?

Rex tremendae majestatis,

qui salvandos salvas gratis,

salva me, fons pietatis.

Что по-русски звучит приблизительно так:

Так когда же судья сядет?

все, что скрыто, будет раскрыто

Ничто не останется неотомщенным

Что тогда скажу я, несчастный,

кого попрошу в защитники,

когда даже праведник не будет в безопасности?

Царь устрашающего величия,

спасающий достойных спасения,

спаси меня, источник милости.

Егора вывели из камеры, провели в некую комнату, в которой он раньше не бывал, прочли вот такую бумагу:

Выписка из протокола ?201 заседания Донского Областного Отдела ГПУ от 18 апреля 1922 года.

Председатель— Емельянов, начальник особого отдела Сетель, нач. секроперотдела Каминский, начальник отдела ББ Самойленко, врид начальника КРотдела Окунев, начальник ЭКО Эммануилов, врид. Секретаря Рябиков.

Дело 131447

Слушали: По обвинению гр. Лемехова Георгия Пантелеймоновича 35 лет

В бандитизме

Постановили: ввиду доказанности состава преступления применить к Лемехову Г.П. концлагерь на 5 лет с лишением свободы.

По квитанциям хозчасти ? 203 и 193 — деньги вернуть владельцу.

Дело следствием прекратить и сдать в архив.

Секретарь. Подпись.

И добавили, что он будет отправлен в Рязанский концентрационный лагерь, где и будет отбывать наказание. Когда отправят? Точно не сегодня. Бумага осталась у Егора и его повели обратно в камеру. — — — — —

После долгого переезда и не менее долгого подпирания семафоров и столбов арестантский вагон прибыл в Рязань. Конвойные бегали к местным властям и паки бегали, а арестанты томились, ожидая, когда все решится, и они выйдут на вольный воздух. И наконец, все решилось и их начали выводить. Вывели, построили, пересчитали-все 34 арестанта налицо, никто по дороге не помер, не убежал и привидением не стал. Можно строиться в колонну по два и шагом идти в женский монастырь.

Да, никакой ошибки, лагерь принудительных работ в Рязани располагался именно в бывшем женском монастыре.

В стране победившего атеизма нужда в монастырях в каждом приличном городе властью не усматривалась, а губернский город мог иметь и несколько их.

Были и специфические надобности, проистекающие из необходимости содержать достаточно большие массы людей и довольно долго. Нормативная вместимость лагеря принудительного труда составляла 300 заключенных. Фактически была и больше, в том же Рязанском бывали времена, когда и по 1700 сидело, и даже по 6000, но для того обычно создавались филиалы лагеря. Но даже если взять нормативную вместимость— нужна довольно приличная площадь для размещения.

Воспользовавшись нормой для особых лагерей (она значительно более поздняя и жесткая)— для барачного содержания заключенных нужны два-три барака или приспособленных здания, с полезной площадью помещений в 540 квадратных метров, исходя из вместимости барака либо здания в 100-200 человек. Практически это достигается использованием помещений, скажем, неработающего завода (один-два цеха). При этом оборудование помещений минимальное (устройство печного отопления и двухъярусных нар). Теперь в случае содержания заключенных в меньших камерах на 15-20 человек с тем же нормативом полезная площадь та же, но потребуется оборудовать дополнительные перегородки, разделив имеющиеся помещения на 15-20 камер. Это дополнительные расходы сами по себе, к которым нужно добавить необходимость использования значительно большей общей площади (разделив цех на несколько камер, приходится выделять дополнительную площадь на коридоры). Пожелав иметь камеры на 4 человека, нужно оборудовать 75 отдельных помещений и т.д. К этим расходам добавляется установка замков на каждую камеру (кстати, это весьма нетривиальная задача в рассматриваемый период). Фактически оборудовать в лагере здания с камерной системой при минимальных затратах можно было только используя для этого крупные монастыри, где были жилые корпуса для монахов с кельями либо казематы в крепостных сооружениях. Монастыри обычно имели стены и башни, когда чисто декоративные, когда вполне пригодные как крепостные. Поэтому, если имелся монастырь и не было необоримых его нынешних арендаторов, которые стоят насмерть на защите своих площадей, то монастырь так и напрашивается на место размещения лагеря. Там уже есть кельи, пригодные под камеры, есть какая-то кухня, где монахам и прочим готовится пища, есть погреба для хранения запасов, есть ограда, есть сады и огороды. Все это пригодится. И даже колокольня-в Рязанском лагере в ее помещениях разместили школу для обучения неграмотных заключенных. А в каком-нибудь ските может разместиться изолятор для заразных больных. Если этого нет— пользовались тем, что найдется: сгоревшей паровой мельницей, бараками близ станции Ряжск, помещениями винодельческого хозяйства в Абрау-Дюрсо.

От царского режима, конечно, остались тюремные здания, но они и при Николае Последнем работали с перегрузкой. В 1897 году Новороссийская губернская тюрьма имела вместимость 130-140 человек, а арестантов в ней бывало и 300, и больше.

Потом в ней построили новый корпус, доведя вместимость до 230 человек(это был такой стандарт для тюрем), но , как сказано в Всеподданнейшем докладе тому же Николаю Второму за 1914 год, , губернская тюрьма 'по кубатуре воздуха рассчитана на 230 арестантов, но в ней, бывало, содержались и 300 человек.' То есть в относительно спокойные, не голодные и не военные года тюрьмы перегружены. Во время мировых и гражданских войн, плавно переходящих друг в друга, народные массы стремительно нищают и на мораль их происходящее вокруг тоже плохо влияет.

Согласно книге задержанных Кременчугского губернского управления милиции, за период с 25.01.1921 года по 31 декабря 1821 имеются 843 записи о задержанных (записи номерами с 531 по 1374). С 1 .01. 1922 года по 30.05. 1922 года их было 981 человек. Большинство их-за кражи.

Даже если не вспоминать про политику, то по стране перемещаются многие тысячи людей, зачастую без документов, со сложными биографиями и не всегда понятным поведением.

А если вспомнить по нее. то все еще сложнее. Вот, например, Новороссийская катастрофа армии Деникина, в которую попал и Егор. На берегу оставлено 22 тысячи пленных, и кто знает, сколько гражданских, которым места на пароходах не нашлось.

Погрузили всех сестер.

Дали место санитарам, —

Офицеров, казаков

Побросали комиссарам.

Автор для широты рассказа добавит, что нашлось место и для вин удельного имения в Абрау-Дюрсо. Да, в частушке присутствует намек на то, что сестры милосердия нужны для разврата. Поверье такое ходило еще с минувшей Мировой войны, чему свидетельство— книга А.А. Свечина, где сестры милосердия, вино и карты стоят в одном ряду признаков разгула офицеров полка в период, когда Свечин убыл в отпуск, и это то, что он по возвращении искоренял. Автору безразлично, был ли разврат с сестрами милосердия или нет, но честность исследователя требует сказать об том, что такое поверье ходило.