Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Иногда мне кажется, что ты идиот. В плане диагноза. Кого ты надеешься так обмануть?
— Исходя из того, что самые идиотские идеи обычно срабатывают лучше других, это — как раз то, что нужно.
— Но ты даже не знаешь, от кого прячешься, — она скрестила руки на груди, развернулась и бросила: — Скажи, наконец, что там случилось на самом деле.
— На самом деле, — нехотя проговорил я, — меня беспокоит одна странность, последняя сказанная электрическим призраком фраза. "Ак'шатт-а-э-тэй".
Кария раздражённо фыркнула. Она появилась в этом мире, принадлежала ему и могла свободно говорить практически на любом существующем (или существовавшем когда-либо) языке. Но языки из иных миров были для нее просто набором звуков.
— Это сложно объяснить, но я уж постараюсь, так что слушай внимательно. В Аду категории "живое" и "не живое" имеют весьма и весьма расплывчатые границы. Взять, к примеру, обыкновенного духа или, ещё лучше, зомби. И тот, и другой с технической точки зрения мертвы. Однако в Аду оба проявляют удивительное жизнелюбие, а дух так вообще может быть воплощён — тогда он получает стабильную оболочку, аналогичную той, что имел при жизни. Иными словами, он возвращает своё тело. С некоторыми ограничениями, разумеется.
При таком контингенте невозможно чётко разграничить, кто жив, а кто нет. Более того, даже какая-нибудь безделица вроде прикроватного будильника может оказаться вполне себе мыслящей. Что она тогда — вещь или существо?
Кария со скучающим видом устроилась на столе, закинув ногу на ногу.
— К чему ты клонишь?
— Сейчас поймёшь. Чтобы не ломать голову над вопросами одушевлённости, в накшенси — современном демоническом языке — используются категории наличия собственной воли, выражающиеся через парные связки. К таким относится, например предлоги-связки совместности или причастности "э" и "а-э". Ещё совсем недавно — каких-то две сотни лет назад — вторая форма была характерна только для разговорной речи, но полностью отсутствовала в ашкетси — классическом варианте демонического. В дореформенном Аду, подчинённом прогнившей феодальной системе, свободная воля отрицалась как факт. Однако пятьсот лет назад эта система рухнула, и многие её элементы, сохранившиеся в языке, стали восприниматься как пережитки прошлого, постепенно уступая место новым формам. С точки зрения людей, триста лет для нескольких предлогов — это как-то слишком постепенно, но... что поделать, академики, где бы они ни жили, любят быть консервативными. А некоторые из них живут довольно долго, — я выдержал небольшую паузу. — Однако со временем даже самые консервативные академики стали прошлым, а связка "э", объединившись с бытийным глаголом "а" превратилась в ещё один показатель воли.
Кария закатила глаза, давая понять, что пора сворачиваться.
— Возвращаясь к словам призрака: их можно было трактовать двояко. Слово "Ак'шатт" означает "вечное страдание", а "Ак'шатт-а" — предатель. Так что он хотел этим сказать? "С ними то, что предатель"? Или "с ними тот, кто вечное страдание"? Скажи он, что за мной явились очередные демоны, всё было бы просто и понятно. Но неизвестность... угнетает.
Поджав губы, дриада покачала ногой и пробормотала: "Вот как". Мягко спрыгнув со стола, она прошлась по комнате, сцепив руки за спиной, остановилась у окна, покачалась на пятках. Повторила задумчиво: "Вот, значит, как".
Осторожно, будто опасаясь нападения, в комнату прокрался полноватый молодой человек. Увидев наши с Карией удивлённые лица, он заикаясь, пробормотал:
— З-здрасьте. В-вы Виктор Тесла?
Я сглотнул комок в горле и пожал плечами.
— Не. Я Директор. Написано же.
— Там б-было открыто. Я подумал, н-не случилось ли чего?
— Виктор, — прошипела Кария. — Ты, идиот, опять не закрыл дверь?
Посетитель смерил её взглядом, затем посмотрел на меня и снова на Карию. К слову, у неё вообще была не лучшая привычка одеваться слегка... экстравагантно. Однако на этот раз верх платья открывал чуть больше, чем стоило бы.
— Я, кажется, не вовремя, — смутился он.
— Заходите, — махнул рукой я. — Чего уж там!
Усадив клиента за стол, я сел напротив, оперевшись на столешницу локтями и сцепив кончики пальцев. На вид посетителю было лет девятнадцать-двадцать, может, чуть больше. Проходя к столу, он прихрамывал, а когда хромать не получалось, часто и болезненно моргал — старая травма и нервный тик. Вероятно, как-то связанные между собой. Обычно он носил очки, но сейчас снял их — на переносице виднелась красноватая полоса. Когда он постукивал пальцами по столу, слышен был характерный звук от огрубевшей кожи — клиент играл на струнном инструменте, мозоль на шее указывала на скрипку или что-то вроде того. На левом рукаве темнело пятно от прижатого недавно футляра, который он неосторожно куда-то поставил — видимо, там было сыро.
— Итак, — я откинулся на спинку стула и бросил на клиента снисходительный взгляд. — Что вы хотите узнать? Когда игра на скрипке в переходе начнёт приносить прибыль?
Он немного испуганно посмотрел по сторонам, покосился на чёрные свечи и стеклянный... то есть хрустальный шар, и нервно поправил воротник.
— Вы?
— Ну, я же экстрасенс.
— А, ну да, конечно, — он снова поправил воротник и продолжил, зачем-то понизив голос: — Понимаете, я сегодня видел, как... человека съели.
Я поджал губы и закатил глаза.
— Вот поэтому я и не покупаю шаурму.
— Нет-нет, вы неправильно поняли. Это был... — он набрал побольше воздуха и выпалил: — Демон.
— Демон? И как же он выглядел?
— Как... как демон. Видите ли, я — скрипач. Борис Вертинский. Д-довольно известный.
— Первый раз слышу.
— Я тоже, — выглянула из кухни Кария.
Вертинский густо покраснел.
— Я каждую пятницу играю в переходе у северного вокзала. Большой такой переход.
— О, так вот она — известность. Ad glorium per an...
— Живу близко, — торопливо добавил он. — Ну и с милицией проблем нет — там меня знают уже все. Каждую пятницу, значит, прихожу. А сегодня... сегодня мне сразу показалось, что там дух какой-то нездоровый.
— Гадят на каждом углу, — я демонстративно зевнул и почесал за ухом. — Вот и воняет.
— Н-нет, зачем вы меня перебиваете? Не в этом дело. Воздух прямо звенел — мне это мешало, раздражало. Потом уже я увидел тот знак на стене. Когда из него... выпрыгнуло.
Резко подавшись вперёд, я налетел животом на стол и чуть не перевернул его.
— Какой знак?
— Сейчас-сейчас. Я сначала хотел стереть его, но потом подумал и сфотографировал, — закивал он, доставая мобильник.
Я выхватил у него телефон и замер, увидев, что за "знак" он имел в виду. Печать призыва. Фото не настолько удалось, чтобы можно было разглядеть подробнее, но работал явно профессионал — слишком правильные линии.
— Оно видело меня! — продолжал Вертинский, теребя воротник. — Мне чудом удалось убежать! Но... это не важно. Тот человек, вдруг он ещё жив?
— Не занимаюсь благотворительностью, — отмахнулся я. — Если вам обо мне рассказывали, то вы должны знать расценки. Не можете заплатить — спасайте его сами.
Парень нервно забарабанил пальцами по столу. Таких денег у него, скорее всего, не было.
— Хорошо, — сказал вдруг он. — Д-договорились.
Встав из-за стола, Вертинский решительно прошёл в прихожую. Там он обернулся и, перед тем, как выйти, добавил:
— Я играю не ради заработка, если для вас это так важно.
Кария задумчиво глядела ему вслед, а когда он, хлопнув дверью, спустился с крыльца, спросила:
— Думаешь, это как-то связано?
Я пожал плечами.
— Странный он. Первый раз вижу кого-то, кто так беспокоится о судьбе незнакомого человека.
— Сочувствие, сострадание, альтруизм, — монотонно перечислила дриада.
— Я думал, эти чувства давно вымерли. Он дико напуган — видела, как нервничает? — но хочет сохранить достоинство. Пожалуй, пока не стемнело, съезжу на место и осмотрюсь.
Кария поджала губы и недовольно фыркнула.
— Будь осторожнее.
— Договорились.
Ну? Разве после таких слов хоть что-то может пойти по плану?
* * *
Огромный подземный переход, выходящий одной стороной к северному вокзалу, никогда нельзя назвать многолюдным. Приезжающие обычно либо отлавливаются бойкими таксистами ещё на поверхности, либо, спустившись под землю, быстро пересекают полутёмный тоннель и сворачивают в метро. В первом случае, кстати, как таксисты, так и простые "бомбилы" запросто выделяют из толпы туристов и бессовестно завышают цены в десятки раз. То же касается и продавцов на базарах, и владельцев сотен тысяч маленьких кафе. Когда я приехал сюда пять лет назад, то умудрился за несколько дней спустить все свои деньги.
Тогда-то мне пришлось впервые попробовать себя в роли "могущественного экстрасенса-предсказателя". Даже насекомому с одним-единственным нервным узлом ясно, что умея красиво говорить об очевидных вещах, можно без особых усилий заработать кое-какую сумму. То был день рождения "Четвёртого Великого Магистра Тайной Шаманской Ложи".
Мало-помалу это стало моей работой.
Скрипач не ошибся и не приукрашивал — в переходе действительно стояла гнетущая атмосфера. Стоило только спуститься, как в лицо пахнуло сыростью. Однако это была не привычная сырость влажного камня. Тяжёлый, липкий, затхлый воздух наполнял длинный коридор, будто я спустился в древнее проклятое подземелье, наполненное сточными водами.
Долго искать печать не пришлось, метровый круг на стене, нарисованный чем-то красным — но явно не кровью — был виден издалека. Старый. Видно было, что кто-то уже пытался его оттереть, но в итоге лишь слегка размазал один край.
Некоторые элементы печати выглядели знакомыми, но вместе с тем полной белибердой. Линии пересекались и сливались в случайных точках, будто тот, кто рисовал печать, не имел ни малейшего представления об элементарных расчетах. У такого выкидыша абстракционизма могла быть куча побочных эффектов, и оставалось только догадываться, для чего эта печать предназначалась на самом деле. В одном я был уверен на все сто: это было дело рук профессионала — слишком уж ровные линии для дилетанта. А раз так, то и хаос этот лишь кажущийся, надо только найти в нём систему.
Если некое существо пролезло через эту печать сегодня, когда она не в лучшем состоянии, то сколько ещё всевозможных тварей смогло воспользоваться ею как дверью в человеческий мир прежде?
От лужи, натёкшей с потолка, тянулись едва заметные пятна — призванное существо пробежало по воде. Сфотографировав мобильником печать, я пошёл по следу и вскоре наткнулся на брошенный бумажник; должно быть, он принадлежал тому человеку, которого это существо схватило. Поодаль была ещё одна лужа, сильно размазанная — человек сопротивлялся, пока его тащили. Метрах в трёх от этого места следы обрывались.
Там, где от стены веяло сквозняком.
Оно ушло в разлом, на Обратную сторону!
Вытащив из кармана теплый от накачанного волшебства амулет, я надел его и, отойдя на пару шагов, с разбегу прыгнул в глухую стену. Сверкающие осколки, похожие на битое стекло, со звоном серебряных колокольчиков брызнули во все стороны.
Дышать стало намного легче, а в самом переходе посветлело. Исчезли лужи с протекающего потолка, цвет стен поменялся на светло-серый. Но, самое главное, появились пешеходы.
Именно пешеходы. Не люди.
Обратная сторона не входит в список мест, где стоит побывать в здравом уме. Это мир, по каким-то причинам оказавшийся настолько близко к нашему, что стал его отражением. С одним только различием: на Обратной стороне все вещи такие, какими они "должны были быть". И, поверьте, многое из того, что нас окружает, сильно отличается от задуманного.
Людей в полном смысле этого слова тут не найти. Мелкие демоны, призраки, чудовища из ночных кошмаров, потерянные дети — вот основные здешние обитатели. Обратная сторона — мрачное и опасное, хоть и по-своему красивое место. Попав сюда, вы уже никогда не уйдёте. Даже если захотите.
И ещё, здесь нет магии. Совсем. Поэтому, чтобы не стать чьим-нибудь обедом, мне приходится надевать заряженный волшебством амулет — серебряный диск пяти сантиметров в диаметре, с выгравированным на нём сигилом-аккумулятором. В центре сигила — ещё одна печать, оттиснутая на капле сургуча. В случае крайней необходимости нужно лишь потянуть за леску, чтобы сорвать печать и выпустить всё волшебство разом. Однако если не расходовать его налево и направо, то амулета хватит на пару часов. Этого времени достаточно, чтобы найти другой разлом и вернуться в материальный мир. По крайней мере, до сих пор было достаточно.
Мокрые следы, оставленные существом, продолжались до лестницы. Подойдя к ней, я осторожно выглянул — снаружи ещё не стемнело. Ночь здесь наступает за считанные секунды, а с приходом темноты появляются и те обитатели Обратной стороны, с которыми совсем не хочется встречаться.
Поднявшись, я обнаружил ещё следы, и на этот раз уже длинную полосу крови. Тварь тащила свою добычу по земле — для полноценного демона слишком примитивно, а вот для демонического хищника в самый раз. Четвёртый уровень сложности: "Проблемные существа". Один из самых труднопрогнозируемых. В том плане, что некоторые твари, даже не отличаясь особенной хитростью, только и ждут, как бы выкинуть очередной сюрприз.
Но поворачивать назад уже не было смысла. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок, так что я решил по-быстрому разобраться с хищником и снова залечь на дно, пересчитывая полученный за работу гонорар.
Примерно через полчаса поиски привели меня в узкий тупик позади какого-то кафе. Приготовившись выкрикнуть заклинание и разорвать им тварь, я шагнул за угол и вытянул перед собой правую руку.
Что-то холодное и твёрдое звонко ударило меня по лбу. Перцовый баллончик, отскочив, налетел на стену и, фальшиво позвякивая, прокатился по земле. Измазанный в крови мужчина вжался, тяжело дыша, спиной в забор, и собирался кинуть в меня одной оставшейся у него туфлей. Он был немолод, сед — но ровно в той мере, когда седина добавляет человеку стати, — и с этой статью держался, сохраняя военную выправку даже лёжа на земле.
— Тише, мужик! — поднял руки я. — Всё нормально. Виу-виу! Помощь пришла.
Он с удивлением и ужасом посмотрел на меня, при этом будто принюхиваясь, и оскалился:
— Где я? Что... что это? Почему?
— Потому что. Куда ушёл хищник?
— Кто?
— То, на чём ты сюда приехал.
Он яростно замотал головой.
— Не знаю, еле отбился.
— Повезло, — я развернулся и пошёл искать дальше, махнув ему рукой. — Ну, бывай!
Спустя пару шагов мужчина вдруг окликнул меня.
— Помогите мне, — попросил он. — Хотя бы вызовите скорую.
— Скорую? Ни за что. Извини, мужик, у тебя нет шансов. Сейчас набегут насекомые, которые сожрут тебя за три или, может, четыре минуты, и...
— Любые деньги! — его голос сорвался в хрип. — Умоляю, не бросайте меня. Я заплачу. За всё.
Говорят, если на Обратной стороне думать о ком-то или ждать его, то ваши пути непременно пересекутся. Возможно, я был спасением, в котором так нуждался этот человек. А с правилами Обратной стороны не шутят.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |