— Здесь так холодно, так одиноко. Я проиграла и поэтому здесь, но ты — почему?
— Наверное, я тоже…проиграл.
Она подошла ближе, прикоснулась теплыми пальцами к застывшей маске моего лица. Никто никогда не трогал меня так. Слезинка скатилась из замерзающего глаза.
— Хочешь, мы попробуем еще раз? Вместе?
— Д… да, — ответила она, — Теперь навсегда вместе.
Первым я услышал отклик той самой фиолетовой сферы. Нечто схожее с гортанным пением последних племен Севера, древнее и дикое, как корни вывернутого из земли дуба. Следом пришли ритмы барабанов и далекие голоса средневекового хора. Налетели медным ураганом трубы. Началось.
Сны пели всеми голосами мира, делясь главным с единственным желавшим понять их слушателем. Краем глаза я видел поднимающийся с некоторых белый дым молитв — или стекающие по стенкам капли яда ненависти.
Сознание не могло перебрать все, пришедшее извне. Когда я рассчитывал собрать сил для Розы-мистики, я забыл о том, в каком мире жил — ну или слишком глубоко это помнил.
Мир, над которым реяли флаги лжи и эгоизма. Мир, где обман и предательство награждались теми же, кто превозносил на словах искренность и добродетель.
Мир, где каждый хотел быть единственным услышанным и отмеченным. Где Вавилонское смешение языков поразило не буквы и звуки, а души.
Я ожидал отклика тех, кому не безразлична Соусейсеки. Но на возможность быть выслушанными откликнулись все. Мне предстояло узнать, действительно ли голодавший мог умереть от обильной пищи.
Думаю, увидь Она меня в тот момент, испугалась бы и ушла, не возвращаясь. Руки, сведенные напряжением и стиснутые в гримасу челюсти, слепые от крови глаза и блеск крупных капель пота. Но я делал свое дело, не отвлекаясь на пустяки. В ляпис-лазурь лилась нежность матери и вера последних святых, мужество воинов и смелые мечты трусов, восторг слушателей и ярость бойцов, концентрация хирургов и благодарность спасенных ими. Но ведь была и другая сторона медали. И спину жег росший на ней плащ из стонов умирающих и детских страхов, наркотических абстиненций и мук неразделенной любви, ненависти друг к другу, рожденной страхом и завистью, голода, одиночества и безысходности. Ткань чернее глубочайших бездн укутывала меня, ползла по рукам, подбираясь все ближе к кристаллу, и когда струйки мрака поползли по пальцам, я из последних сил сжал их в кулаки.
Я знал, что за это пришлось заплатить болью, неведомой никому ранее, и если бы не машины, скрывавшие мой разум в своих стальных чревах, меня ждали бы безумие и гибель. Но глядя, как корчится в черной агонии бывшее моим совершеннейшим инструментом тело, я не мог не видеть и другого — света кристалла, парящего над ним, переставшего быть минералом призрачного царства сна.
Я ждал, когда мраку наскучит мучить игрушку из выдуманной плоти, чтобы вернуться в нее, но он не отступал. Отзвучали последние аккорды величайшей из слышанных мной симфоний и миры снаружи стали погружаться во мрак. Сколько времени было у меня в запасе до того, как физическое воплощение начнет умирать? Я не знал.
К счастью, надолго это не затянулось. Немного собравшись с мыслями после удара Песни, я понял, что просто-напросто валяю дурака. Сон снова был моим и ничьим больше, а трепещущая под темнотой масса — не более чем привычной, но вовсе не неотьемлемой его частью.
Было достаточно просто создать себе временную форму. Куда сложней оказалось избавится от старой — и запечатав ее в свинцовый шар амнезии, я обещал разобраться попозже.
Роза-мистика — или то, что мне хотелось бы так назвать — парила посреди мастерской, светясь от переполнявшей ее силы. Воздух почти неслышно звенел, когда я взял ее в руки, чтобы отдать владелице. Вблизи казалось, что это звезда, которую обещают достать с неба герои сказок.
Соусейсеки показалась мне просто спящей, когда свет Розы-мистики коснулся ее лица. Кристалл вошел в нее без всякого сопротивления, и несколько мгновений платье на груди продолжало светиться изнутри. А затем сияние исчезло, и я услышал скрип. Механизм принял Розу.
— Соусейсеки. — тихо, как спящую, позвал я, — Соусейсеки.
Ресницы чуть вздрогнули, затрепетали, и мы впервые взглянули друг другу в глаза.
— Отец? — прошептала она.
От края до края, куда не упал бы взгляд, простирались поля синих роз. Нежное весеннее солнце то и дело скрывалось за стайками кудрявых облачков, а небо, казалось, можно достать рукой.
Мы с Соусейсеки сидели за столом и пили чай. С тех пор, как она проснулась, прошел, наверное, месяц. Память возвращалась к ней не сразу, а первые три дня она вообще считала меня Отцом. Тяжело было видеть ее разочарование, но она оказалась сильной. Как я и ожидал.
Вспомнив все, Соусейсеки отказывалась говорить со мной. Ей казалось, что сделанное мной отняло последнюю надежду увидеть Отца. Я не стал пытаться что-либо доказать ей тогда, но теперь стоило попробовать объясниться.
— Соусейсеки.
— Да, мастер?
— У тебя было время подумать о случившемся. Что скажешь?
— Мне не следует обвинять вас, мастер, но все же…я не могу вас простить.
— За то, что вместо «темно, холодно и очень одиноко» ты сейчас здесь?
— За то, что там у меня была надежда, а вы ее отняли.
— Быть может, все же перейдем на «ты»?
— Да, мастер.
— И все же, поясни, на что ты надеялась?
— Отец мог починить меня. Вернуть. Как Суигинто.
— Но ты же проиграла и лишилась Розы — мистики?
— Да, но…
— Не стоит, я понимаю.
Глаза Соусейсеки предательски заблестели, она вздрогнула, а затем выкрикнула сквозь слезы мне в лицо:
— Тогда зачем?
Я с трудом сдержался, чтобы не обнять ее, не успокоить.
— Потому что у меня был план.
— План? Запереть меня в собственном сне без всякой возможности уйти? Оставить меня здесь, чтобы я исчезла, когда ты умрешь? Это твой план?
— Если ты не поможешь мне, то так все и закончится.
Кажется, она начала успокаиваться. Все-таки фатализм никогда не был ей чужд.
— Ты все еще хочешь увидеть Отца, после всего, что было?
— Больше всего на свете.
— Тогда вытри слезы и слушай.
— Да, мастер.
— Хоть ты и проиграла Суигинто (мне показалось, или ее губы все же на мгновение дернулись?), но сейчас у тебя есть новое тело и новая Роза Мистика. Никто из сестер не догадывается, что ты снова жива. Я не говорил тебе, но до того, как создать Розу, я говорил с демоном. С Лапласом.
— Демоном Лапласа? — мне удалось ее удивить.
— Да. Он предлагал мне помощь, от которой я отказался.
— Но что он здесь делает?
— Насколько я понимаю, ждет твоего возвращения. А значит, способ есть. И мы его отыщем.
Соусейсеки задумалась. Я ждал, потихоньку прихлебывая ароматный чай.
— Но даже если я вернусь…у меня нет ни кольца, ни Лемпики. Как я соберу Розы-Мистики?
— Никак. Они не нужны.
— Что за бред? Только Алиса может увидеть Отца…
— Ошибаешься.
— Но…
— Выслушай. Во-первых, ты не знаешь, что случилось после твоего поражения. А я знаю.
— Кто-то из сестер стал Алисой?
— Нет. Подробности позже, но суть такова — для того, чтобы увидеть Отца, не нужны Розы-Мистики. Алисой можно стать иначе.
— Шинку была права?
— Да. Но я обдумал и другой вариант. За Алисой придет Отец, верно?
— Верно.
— А если мы придем к нему?
— Невозможно. Я искала его всякий раз, когда просыпалась — и видела лишь однажды.
— Не видела ни разу, но речь не о том. Как думаешь, скрываясь от вас в ожидании Алисы, мог ли он предположить, что в Н-поле его будут искать люди?
— Хм, не думаю. Только куклы способны открыть вход туда.
— А медиумы войти с ними. Ты откроешь вход, а я найду Розена.
— Признаться, я недооценивала тебя, мастер. Твой план настолько безумен, что может сработать.
— Тогда за дело?
— За дело!
Я улыбнулся широко и счастливо, как путешественник при виде долгой дороги. Наконец-то у меня нашлось достойное занятие.
Просыпаться было тяжело. В глаза словно сыпанули песку, живот противно сводило от голода, руки замерзли и дрожали. Я с трудом сел в кровати, опираясь на стол.
Сквозь черные занавески пробивались лучики солнца, выхватывая отдельные детали всеобщего кошмара. Гора коробок и мусора под столом, разбросанные тут и там книги и бумаги, пыль…
Убрать все, побыстрее! Но голова предательски закружилась, в глазах потемнело и я рухнул на пол. Неудивительно, но досадно, не правда ли?
Зрение возвращалось с трудом. Моя голова лежала на чем-то мягком и теплом, а боль постепенно утихала.
— Ты так меня напугал, мастер. Мне показалось, что ты умер.
Соусейсеки? Но как ей удалось выйти из сна? И тут мне стало мучительно стыдно за то, что она видела все то убожество, в котором я жил. Вот ведь угораздило…
Я криво улыбнулся, стараясь подняться.
— Разве я могу умереть, пока ты рядом?
— Мастер…
Соусейсеки склонилась надо мной, вглядываясь во что-то. Коснулась лба, шеи, сердца, запястий.
— Что ты делаешь?
— Ты слабее ребенка, мастер. Я могу дать тебе немного сил Розы Мистики, но нам нужно заключить контракт. Ты согласен?
— Как я могу быть против, Соу? Это же был мой собственный план.
Она улыбнулась, впервые за все это время, и протянула мне руку. Через мгновение непривычная тяжесть охватила безымянный палец, наливаясь жаром. Соусейсеки положила руку с кольцом мне на сердце и прикрыла глаза. Я не успел задать очередной вопрос, как что-то ворвалось в меня подобно электрическому разряду и разлилось по телу пьянящим бешенством. В глазах засверкали искры, каждый мускул заныл от напряжения, захрустели позвонки и суставы. Это продлилось недолго, но когда Соусейсеки убрала руку, я понял, каково это — быть здоровым и полным сил. Легкость и тепло переполняли грудь, ум стал чистым и острым — ни одно лекарство не давало подобных эффектов.
Подмигнув Соу, я вскочил, и, подхватив ее на руки, закружился в безумном танце.
За что и получил заслуженную затрещину, которая нисколько не испортила мне настроения. Жизнь удалась!
— Я не знаю, надолго ли тебе хватит сил, — поспешила расстроить меня Соусейсеки.
— А еще влить не сможешь?
— Не скоро. Да и вообще, стоит ли надеяться на волшебство? Я ведь не столько придала твоему телу сил, сколько освободила его от твоего контроля.
— Что ты имеешь в виду? Что я сам себя ослабляю?
— Ты думаешь, что слаб и слабеешь, дух подстраивает под себя тело. С помощью Розы-мистики я запечатала его, но это ненадолго. Сколько бы не закладывали камнем дерево, оно прорастет.
Я задумался. Неужели мое мнение о себе было так важно? Но ведь я все равно не могу разбивать кирпичи или гнуть подковы…зато чувствую себя заново рожденным.
— Если бы у меня была Лемпика, я бы могла очистить твое дерево души, но без ножниц садовницы мне не справиться. Да и сестра не поможет.
— А если мы прорвемся в твой мир, как остальные отнесутся к нашему появлению?
— Суисейсеки будет счастлива. Шинку, наверное, тоже. Канария и Хинаичиго будут рады, пожалуй. С Суигинто будет сложнее. Как и с Барасуишио.
— Насчет последней не беспокойся.
— Она тоже проиграла?
— Не совсем. Пожалуй, проще будет ознакомить тебя с моими источниками, чем мучить неизвестностью. Садись.
Усадить куклу смотреть аниме о куклах — забавная идея. Пока Соусейсеки с интересом смотрела первую серию, я успел осмотреться на кухне и прийти к неутешительным выводам. Приличной еды в доме не было…хотя откуда бы ей взяться у меня? Напитки тоже не отличались качеством и разнообразием. То, что называлось чаем, предлагать было стыдно, водку она вряд ли бы оценила, да и выдохшаяся кола была скорее похожа на еду. Оставался кофе, который я всегда ленился варить.
Чайник посвистывал на огне, а я разбирал бардак в комнате, руководствуясь принципом «если не видно, то и нету», когда свет мигнул раз, другой и погас. Я даже не удивился — вот только заряда в ноутбуке оставалось мало. Что ж, будем ужинать при свечах.
— Интересно все же, откуда людям вашего мира известна наша история, да еще и в таких подробностях? — спросила Соусейсеки, похрустывая гренкой с сыром.
— Есть у меня одно предположение, но тебе вряд ли понравится.
— Скажи все-таки, мастер, я не обижусь.
— Весь ваш мир могли или подсмотреть, или выдумать.
— Выдумать? Что-то слабо верится.
— Могли и подсмотреть, и по чьим-то рассказам снять, если уж не выдумали.
— Стоило бы узнать, как было на самом деле.
— Вряд ли получится. Мало того, что авторы живут в другой стране, так я и языка их не знаю. И говорить со мной они не станут.
— А со мной?
— С тобой? Точно поговорят, если только ты до них доберешься и поймешь их.
— Значит, будем думать, как добраться. Если они все это не выдумали, то лазейка между мирами им известна.
— Нужны деньги на поездку и их желание встретиться, не более.
— Мастер, насколько это осуществимо?
— Думаю, не более сложно, чем оживить тебя.
Соусейсеки улыбнулась. А вот мне стало тоскливо. Одно дело — сон, другое — явь. Билеты в Японию, виза, переговоры с мангаками — неужели так надо искать переход в иномирье? Но пока других планов нет.
Меня прямо-таки передернуло, когда я подумал, со сколькими людьми прийдется встретиться.
— Что-то не так, мастер? — заметила мое состояние Соусейсеки, — что случилось?
— Да нет, все нормально, — попробовал соврать я и вдруг понял, что это будет первым камнем в стене между нами.
— Мне показалось…
— Я боюсь, Соу. Боюсь всех людей, с кем придется встретиться, боюсь возможных трудностей, боюсь, что ничего не выйдет… всего боюсь.
— После всего, что было в твоем сне? После того, как ты пел этим людям зов о помощи и слышал их сердца? После того, как тебя едва не поглотил мрак их кошмаров?
— Это было не так страшно.
Соусейсеки смотрела мне в глаза с удивлением, пытаясь понять, не шучу ли я.
А потом вдруг соскочила со стула, подбежала и обняла меня.
— Бедный, бедный мастер! Что они сделали с тобой, как же так вышло? Если бы только у меня была Лемпика, я бы сделала все, чтобы спасти твое дерево!
У меня вдруг пропали слова, горло сжалось и на глаза навернулись слезы. Ради нее я должен был справиться со всем. Даже с собой.
