Ветер полнолуния (часть 1)

Ха, опытнее! Много помог ему тот опыт, когда летом удирал от Ульфара и натолкнулся на искавших пропавшего мальчишку деревенских? Приволокли в замок за шкирку, как щенка нашкодившего! Да еще и пояском Сьюз повязанного. Его счастье, что не к заговорщикам в руки!

Однако если рассудить по чести и по совести, хоть и побывал тогда королевский пес в положении весьма незавидном, и остался Лотарам обязан, не тому над ним насмехаться, кто и половины его дел свершить бы не сумел. То есть, боги свидетели, не Анегарду. Молодой барон свои границы осознавал неплохо. В бой — пожалуйста, на смерть — пусть, надо так надо, но бродягой безродным прикидываться, льстить, хитрить, унижаться, принимать как должное презрительное высокомерие равных тебе, а то и низших?! Пусть даже ради короля... да хоть ради Отца небесного — ни за что! Кем вообще надо быть, чтоб с таких дел уважение к себе не потерять?

А вот им — Игмартом, королевским псом. Едет себе, насвистывает похабень наемничью, беса ему в глотку...

Э, погодите-ка... а ведь что-то не то с "веселым менестрелем", бесы его...

Анегард стряхнул дремотную липкую одурь и взглянул на гвардейца по-настоящему внимательно. Звериная матерь и все ее дети! Кажется, вчерашняя тревога Анегарда нынче без остатка перетекла к Игмарту. Королевский пес пребывал в столь очевидном напряжении — тронь, соломой вспыхнет! Что случилось-то? Вокруг тишь да гладь...

— Чуешь что? — не выдержал Анегард.

— Сам не пойму, — неохотно ответил Марти. — Беспокойно.

А, Звериная матерь! Все знают, любую посудомойку спроси: когда королевскому псу беспокойно — быть беде. У них чутье. Анегард злым шепотом послал к бесам вчерашний лес с его страхами и резким до боли усилием вбросил сознание туда, где можно слышать без звуков и говорить без слов, опираясь лишь на силу богини и ее благословение.

Ни тени тревоги не было там. Благостная тишина, покой и умиротворение — по-осеннему сонное, предзимнее.

— Зря паникуешь, — хрипло выдохнул Анегард. — Все тихо.

— Сейчас все тихо, — поправил Марти. — Сейчас, здесь. А что будет за поворотом... или завтра...

— Неверное у вас чутье.

Марти пожал плечами:

— Какое есть, на том и спасибо.

Помолчал. Спросил вдруг:

— Слышал, вчера на постоялом дворе мужики о волколаке трепались?

— Нет.

— А я вот слышал.

В голосе королевского пса Анегард не отметил ни злорадства, ни поучающего "что ж ты, Лотар, ушами хлопаешь". А ведь прохлопал! Это его работа, не моя, напомнил себе Анегард, — слышать, видеть и разнюхивать. Не каждому дано.

— Тут осенняя зачистка вовсю идет, — объяснил Марти. — Где-то близко совсем, на выселках, барон Грегор на волколачье логово набрел. А чем закончилось, не знаю, не дослушал.

Зачистка, значит...

Анегард тоскливо вздохнул, буркнул:

— Погоди малость.

Спрыгнул наземь, спустился к речке и долго плескал на лицо холодной водой.

Отряд ехал вдоль речки почти до полудня; перед поворотом в густой мрачный ельник, хоть и рано было для дневки, Анегард скомандовал привал. Пусть кони войдут в лес свежими, а люди — отдохнувшими.

— За хворостом по двое, друг друга из виду не выпускать, — скомандовал Мано.

— По нужде тоже, — дополнил Анегард десятника.

Усталость по-прежнему мутила разум, но теперь к ней примешивалась злость — и заставляла держаться. Ведь сонная одурь очень даже может быть наведенной. Спать ночью станем. Долго и со вкусом, да. Анегард плеснул в лицо еще водички и, ухмыльнувшись, предложил Игмарту:

— Спой, что ли, менестрель.

По крайней мере, точно станет не до сна.

Дважды просить не пришлось. Хвала богам, Марти не завел снова "трактирщиковых дочек", а выдал что-то лихое, до крайности бодрое и, странно, незнакомое даже бывалому Мано. В слова Анегард не вслушивался, но реакцию своих стражников постарался незаметно отследить. Песня ребятам явно понравилась. Отлично; значит, слышать ее придется еще не раз, да и на певуна перестанут волком коситься. Как бы ни относился к королевскому псу сам барон Лотар, в отряде ему раздоры ни к чему.

В лес вступили плотной группой. Теперь и Анегард чуял душную тревогу, а раз виной тому зачистка, нужно держаться рядом. Да и коней, в случае чего, проще успокоить. Неправильная, слишком вязкая тишина давила на сердце. Все живое затаилось, пережидая расправу над нечистью. Как-то нынче дома, подумалось вдруг. Отцу не до зачисток, только на ноги поднялся. Наверное, Гарнику поручит заняться. Ничего, справится начальник стражи. Деревенских в загонщики соберет, небось поворчат, да не откажутся. Понимают: расплодится нечисть, летом житья не даст.

Волколак выскочил чуть ли не под копыта. Послушные воле Лотара кони, вместо того, чтобы в ужасе шарахнуться, встали как вкопанные; защелкали тетивы самострелов, рявкнул, поминая бесовы шашни, Мано, мохнатая завывающая туша билась в пыли, утыканная стрелами, и никак не подыхала. Кони храпели, прижав уши, отступить бы, да нельзя, понесут... стоять, стоять... спрыгнул наземь королевский пес, тенью скользнул мимо, вперед... куда, придурок?! Выскользнул из ножен меч. Слишком короткий, такую тварь бы двуручником или хоть бастардом! Зло выдохнул Мано, приказал свистящим шепотом:

— Не стрелять!

Испуганно ругнулся кто-то из парней, впилась в кривую ель заговоренная на нечисть стрела.

Тварь билась, скребя когтями, оставляя в пропитанной кровью пыли глубокие борозды. Тварь подыхала, но врага заметила. И явно собралась прихватить его с собой.

Игмарт помаячил перед оскаленной, ревущей, покрытой пеной мордой, подразнил, дождался мига, когда злобная тварь соберет последние силы для рывка, — и, резво скакнув вбок, махнул мечом. Слишком короткий клинок вошел в шею наискось; зверь дернулся, крутанулся. Марти отпрыгнул; руки гвардейца были прискорбно пусты, меч так и остался торчать в шее твари. Впрочем, жизни волколаку теперь оставалось ровно столько, сколько истекает кровь из разрубленной яремной жилы.

— Придурок, — проворчал Мано. — А достал бы?

Марти услышал. Выдавил кривую улыбочку, бросил:

— Дуракам везет.

— Вот уж точно...

Черная кровь стекала в колею, подергивалась пыльной пленкой. Последняя судорога агонии, последний след от когтей, — и тварь затихла. Игмарт подошел, уперся ногой, рванул меч. Буркнул:

— В позвонках застрял, зараза.

Обтер клинок о густую шерсть. Наклонился. Зачем-то полез шарить по твари руками.

— Отойди, певун, а? — Мано скрипнул зубами. — Не ровен час, оборотится и встанет.

— Не встанет, — Марти распрямился, подошел, пошатываясь, раскрыл ладонь. — Вот, глядите. На шее у него болтался. Перерожденец это, не волколак.

На ладони королевского пса лежал простенький амулетик — из тех почти бесполезных поделок, что за гроши можно купить на любой ярмарке. Перерубленный шнурок сиял белизной — там, где его не пятнала кровь. Тварь совсем недавно была человеком.

Дуракам везет.

Алое марево боевого безумия рассеивается, оставляя вместо себя бессилие и опустошенность. Руки подрагивают и подгибаются колени, когда Игмарт, словно во сне, вытаскивает из оборотня свой меч, шарит по трупу в поисках амулета, показывает находку Анегарду. Что-то говорит, и Лотар отвечает что-то. А в голове одно: дуракам везет. Ты сдурел, Марти. Против каждого паршивого оборотня — как в последний бой? Мало тебя Аскол учил? "Держи себя в руках, щенок! Боевое безумие — это когда насмерть, и одна цель — прихватить с собой как можно больше. А для победы нужна ясная голова".

Счастье еще, что Лотар не заметил. Или не понял: молодому барону о таком разве в байках слыхать доводилось. Зато десятник его...

— Не косись, Мано. Я ж сказал — дуракам везет.

— На, хлебни, — десятник сунул в руки фляжку, крепкая бражка огнем пробежала по жилам.

— Спасибо.

— Отпустило?

— Еще как.

Растечься бы сейчас лужицей — самое оно. В стремя со второго раза попал, куда годится? Спасибо, с седла не сверзился...

— Про амулет как догадался?

— Выблеснуло.

— Перерожденец, ишь ты... дела-а...

Еще глоток, почти через силу — и без бражки в голове мутно. Ржание коней заставило досадливо поморщиться. Густой бас набатом ударил в уши:

— Боги великие! Никак, молодой Лотар?! Анни, мальчик мой, какими судьбами?! Надеюсь, никто не пострадал? Хитрая тварь, мы за ней по лесу, а она на дорогу.

Игмарт зло встряхнул головой. Ай да молодец, королевский пес, целый отряд гостей прошляпил. Похоже, сам барон Грегор навстречу пожаловали. Ладно, тут Лотару карты в руки. А если б враги? Мало Аскол тебя учил...

О чем договорились высокородные господа, понял бы любой щенок. Отряд Анегарда смешался с людьми Грегора. Труп оборотня поволокли за лошадьми на веревке, оставляя в пыли кровавый след. Внятная и простая метка: нечисти здесь не место. У этих земель один хозяин.

Расслабленно покачиваясь в седле, королевский пес лениво размышлял о зачистках и прочих осенних хлопотах. И о том, разумеется, как оные хлопоты отразятся на гостеприимстве барона Ордисского.

О бароне Грегоре Марти слыхал всякое, но если разобраться, все сводилось к одному. Его милость благородный барон Ордисский — из тех, кто предпочитает безраздельно главенствовать в собственном курятнике, нежели искать милостей при сколь угодно пышном и блистательном дворе. В молодости, как водится, воевал, а нынче — исправно платит подати, ревностно следит за благосостоянием деревень и безопасностью дорог в своем баронстве и на том почитает долг верноподданного всецело исполненным. Насколько знал Игмарт, его величество вслух такой позиции не одобрял, но втихомолку соглашался. Мол, для государства куда полезней десяток таких затворников, чем один честолюбец. Хотя, конечно, мог бы хоть ради приличия появляться иногда в столице.

Зато в заговоры не лезет.

Дорога вынырнула из леса, пробежала кочковатым болотистым выпасом, скошенным лужком, раскисшими слякотными огородами — и уперлась в ворота. Баронский оруженосец, подбоченясь, затрубил в рог. Решетка, натужно скрипя, поехала вверх.

Грегор командовал, подкрепляя приказы повелительными жестами: отряд гостя накормить и разместить, тварь сжечь, Анни, мальчик мой, за своих не беспокойся, комнату тебе покажут, эй, бездельники, кто там, проводите его милость барона Лотара в гостевые покои! И скажите на кухне, пусть поторопятся с ужином!

Марти поймал себя на радостной, почти щенячьей улыбке. Да здравствует грядущий ночлег в дружественном замке со всеми его сомнительными и несомненными прелестями.

Скоро выяснилось, что несомненными прелестями придется пожертвовать ради сомнительных. Лотар, бесов ему в болтливый рот, не преминул представить Игмарта человеком его величества — и сие означало, прежде всего, место за ужином рядом с хозяином. Ни тебе служаночке подмигнуть, ни спать незаметно уйти в разгар веселья; зато на любезности отвечать изволь соответственно. Как дела в столице? Верно ли рассказывают, что сама принцесса Вильгельма, его величества непутевая сестра, ввязалась в заговор и нынче в бегах? Правда ли, что знатные головы вовсю летят, и что следует ждать больших перестановок в королевском кабинете? Верно, кивал Марти, правда. Вильгельма в бегах, иные из былых приближенных в опале, а иные и голов недосчитались; что же касается столичных дел, так, по чести говоря, жизнь течет своим чередом, не особо оглядываясь на неприятности некоторых знатных родов. Только народу лишнее развлечение, аккурат к осенней ярмарке.

С ярмарки разговор естественным образом перетек на урожай, цены, налоги и прочие хозяйственные премудрости. Тут нить беседы подхватил Анегард, и Марти смог, наконец, отдать должное печеной оленине и доброму вину. А вино у Грегора оказалось привозным, забористым, а оленина, щедро приправленная пряными травами, сама просилась в рот... диво ли, что очередной перескок разговора Марти прошляпил? Спохватился, услыхав имя, от которого и в смертном бреду бы вскинулся: Герейн.

Та-ак, похоже, речь наконец зашла о деле. А то уж и странным казалось: гостей Грегор привечает, а куда их несет нелегкая в жестокое предзимье, когда самое время дома нечисть гонять, не спрашивает.

— Значит, говоришь, в землях Герейна завелась нелюдь, — Грегор задумчиво оглядел кость с остатками мяса, кинул под стол; из-под стола донесся смачный хруст. — Что ж, его величество рассудил мудро, кого туда, как ни Лотара. Извини, мой мальчик, я, конечно, не думаю, что ты непременно вернешься оттуда живым, но у других шансов и того меньше.

Вот уж утешил так утешил! Хотя Анегарду, похоже, не привыкать, только кивнул в ответ да отрезал еще мяса.

— Нет там никакой нелюди, — хмыкнул Марти. — Пыль это, глаза отвести. Небось сам Герейн слухи распускает.

— Может, нет, — Анегард зло сощурился, — под заклад спорить не стану. А только я думаю, еще как есть.

Марти удержал на языке ехидный ответ. Не дело при постороннем цапаться, того довольно, что спор затеяли. Сказал просто:

— Не верю. Я Герейна знаю: было б у него в землях опасно, он бы не с заговорщиками колобродил, а у короля помощи требовал. Причем срочно, немедленно, и в размере не меньше армии.

— А может, он сам ту нелюдь прикормил? — Лотара явно тянуло спорить дальше. — Удобно ведь. Дурная слава землям лучшая защита.

Дурак. Молокосос, щенок.

— Ты б своим землям такой защиты хотел?

— Так не обо мне речь.

— Мальчики, мальчики, — Грегор добродушно рассмеялся, — экие вы горячие. Доберетесь до места, там и разбираться станете. А ты, Анни, вот что учитывай: если Герейн и впрямь мятежников поддерживает, вам туда соваться — что голой задницей в муравейник. Есть нелюдь, нет, — главная опасность от людей будет.

— Это верно, — кивнул Марти. — Приедем, поглядим. Может, и прав ты, Лотар, чем бесы не шутят; а только попомни мои слова, нам там и без нелюди с нечистью врагов хватит.

— Поглядим, — не то согласился, не то возразил Анегард. Повернулся к Грегору: — На Азельдор дорога как, чистая?

— Плохого не слышал. Я ту сторону в прошедший боговорот вычистил. Весь улов — гнездо лесных упырей да парочка болотниц. Деревни там сильные, людные, тварям плодиться негде.

Блаженная сытость разливалась по телу сонной одурью. О дороге пусть Лотар расспрашивает, ему полезно.

— Простит ли меня любезный хозяин? Я, признаться, рискую заснуть прямо здесь.

Смеется.

— Эй, бездельники, кто там еще не свалился! Проводите его милость Игмарта в гостевые покои!

Зачем же так пышно, хотел возразить Марти. Я вовсе даже не "его милость"... пока что... а впрочем, называйте как хотите, мне все равно, мне бы до постели добраться и спать... спаа...

— Прошу, ваша милость!

— Угу...

Спать.

Грегор проводил королевского пса насмешливым взглядом.

— Молодежь! Я в его годы мог день в седле протрястись, ночь пить, а утром — снова в седло.

Анегард подавил внезапное желание заступиться. Торопливо отхлебнул вина. Он и сам бы с превеликим удовольствием ушел спать, но это казалось неучтивым. Еще немного... В конце концов, безопасный ночлег и доброе угощение вполне стоят долгой застольной беседы, особенно с человеком опытным и бывалым.