Ключ для хранителя (общий файл)

Светофор "дал добро", Лексус плавно пошел на левый поворот, а мне осталось лишь тихо радоваться, что нам с 'маньяком' и сегодня не по пути...

Глава 3 Качелино...

Областная цивилизация постепенно отступала. Реже по сторонам дороги стали попадаться навязчивые рекламные баннеры. Груженые дровами, песком и еще чем-то грузовики, терпеливо ожидающие на обочинах всеядных дачников, вообще исчезли километров пятьдесят назад. Даже скудный на краски сибирский пейзаж изменил свои очертания, из хвойно-равнинного став смешанно-холмистым. И только депрессивно-хмурое небо осталось прежним, преследуя своими верными слугами — рваными тучами маленькую черную машинку, мчащуюся по трассе Тюмень-Ханты-Мансийск...

— Все, Муха, халява закончилась, — объявила я машине, через два с половиной часа сворачивая с "благоустроенного" шоссе на проселочную лесную дорогу. — Сейчас посмотрим, что ждет нас за поворотом.

В общем-то, зря я переживала. Не так все оказалось и плохо. Правда, пришлось все двадцать с лишним километров старательно "выписывать кружева", а в двух местах даже опасно объезжать по вязкой обочине особенно обширные лужи, но за километра три до деревни дорога взобралась на обдуваемый ветрами бугор и я совсем расслабилась. Правда, скорость прибавлять не стала, жадно вглядываясь в родные с детства места... Вон там справа, где меж берез едва различима покосившаяся изгородь, мы с девчонками, и "особо доверенными" парнями жгли костер, пекли печенки и по-взрослому курили дешевые сигареты. А вон в той низинке, чуть слева, под раздвоенной осиной, я в шесть лет подвернула ногу, легкомысленно прыгая с высокой ветки. Мы с бабушкой тогда пошли за земляникой, она чуть отстала, встретив кого-то по дороге, а я решила ее удивить, спрятавшись в густой листве. "Удивленная" бабушка, тащившая потом меня обратно, всю дорогу ругалась, что неплохо было бы сначала думать, а потом делать. А я, крепко обхватив ее шею руками и всхлипывая от боли в ноге анализировала, что вообще-то хотела не упасть, а взлететь, но, видимо, высота оказалась недостаточной, поэтому и не свезло... Как сейчас помню бабушкину ажурную сережку в ухе, болтающуюся прямо перед моим мокрым носом, прядь седых волос на ее шее, выбившуюся из под пестрой косынки, а еще запах... Так пахла только она, так пахло в моих воспоминаниях детство...Травами и медом...

Чем глубже я погружалась в окружающую реальность, тем больше душу охватывала непонятная тревожная тоска. Когда же за последним поворотом передо мной открылись окраинные дома, начинающие центральную в Качелино улицу, меня откровенно начало потряхивать...

Здесь мало что изменилось с моего последнего, октябрьского приезда. Лишь тополя из золотисто-рыжих стали уже по-летнему зелеными, да у забора местного фермера, дяди Паши вместо старого "Белоруса" стоял новенький мажористый "иностранец". Наш с бабушкой дом я выглядела издали. Сначала высокую стройную ель, растущую в палисаднике, а потом и он сам встретил меня приветливо распахнутой облезлой калиткой. Сердце сделало глухой "бух" и замерло. Бросив Муху у обочины, я вбежала на крыльцо, лихорадочно нашла в кармане джинсов большой ржавый ключ и открыла навесной замок. Сумрачные сени преодолела в два шага, дернула на себя обитую клеенкой дверь и переступила через порог.

— Бабушка... — позвала тихо, будто боясь собственного голоса. Глупый, бессмысленный поступок.

И дом ответил мне... сиганувшей прочь в открытую форточку пестрой соседской кошкой.

— О-ох... — осела я на лавку. — Жива ведь до сих пор, зараза, — и только теперь глубоко вздохнула. Вот я и ДОМА...

Посидев с закрытыми глазами минут десять, я не спеша вернулась к машине и забрала из нее дорожную поклажу: льняной пыльник, свою любимую "почтальонскую" сумку и еще одну, побольше, с вещами. Занесла все это в дом и начала обживаться. Для начала проверила, все ли в порядке: обошла по периметру небольшую кухню, с занимавшей почти ее половину русской печью, потом и нашу с бабушкой, маленькую, но светлую комнату. Вот, в общем-то, и все мое хозяйство. Огород за двором меня интересовал мало. Его, еще по осенней договоренности "арендовали" соседи слева, а осмотр баньки я оставила на потом, когда возникнет необходимость посетить еще один неприметный домик, в углу за сараем...

Процедура прощания и поминки проходили полгода назад в качелинской школе, на месте прежней бабушкиной работы. Здесь же, благодаря заботам Катерины Ивановны, бабушкиной единственной подруги, все сохранилось в прежнем порядке. Мне осталось лишь завести старенькие ходики да немного "помахать тряпкой". Единственно "серьезно пострадавшей" оказалась моя высокая сетчатая кровать, которую и облюбовала ушлая кошка. Судя по следам ее "тайной бурной" жизни, именно на моем девичьем ложе Симка и ела, и любила, и дрыхла. Пришлось менять всю постель.

— Если я еще раз увижу здесь твой облезлый хвост, поставлю под окном медвежий капкан! — вытрясая загаженное покрывало, стращала я, торчащие из травы Симкины уши. Кошка в ответ скептически молчала. — Ну, может, не медвежий капкан, — внесла поправку я. — но, что-нибудь обязательно поставлю... Да хоть таз с водой!

— Здравствуй, Ветвяна! Давно приехала?

Я повернулась на голос и увидела облокотившуюся на калитку пожилую полную женщину в вязаной шляпке. Только два человека во всем мире имели право называть меня моим полным именем — бабушка и...

— Катерина Ивановна! — сбежала с крыльца и бросилась в распахнутые навстречу объятья. — Как я рада вас видеть!

— Девочка моя, похудела-то как, — забормотала женщина, гладя мою прижатую голову.

— Ага, с 50-го до 48-го растянутого, — хлюпнула я носом в ответ. — Как вы живете? Как ваше здоровье?

— Все хорошо, Веточка. Внуки скоро на каникулы из Тобольска приедут, мне в помощники. Правда, без мазей и настоев твоей бабушки нога перед непогодой опять ныть начала, но, я ее берегу, кутаю. А знаешь, что... — Катерина Ивановна отстранилась, и я увидела в уголках ее глаз слезы. — Ты надолго вернулась?

— На выходные.

— Тогда приходи ко мне сегодня вечером. Мне Петрушка трехкилограммового сазана притащил, за то, что я его бригаду наняла в школе ремонт делать. Сама знаешь, с работой у нас плохо, к тому же мужик он ответственный, ну да не про то я... В общем, по-вашему, по бомондному, приглашаю тебя в 20-00 на ужин с сазаном в сметане, ну и с наливочкой малиновой. Поболтаем, поностальгируем.

— Конечно, приду, — с готовностью ответила я и вспомнила. — Тем более, у меня для вас подарочек есть.

— Подарочек — это всегда приятно. Только ты, Ветвяна для меня сама, как подарок. Гляжу на тебя, будто в глаза Нилины. Очень ты на нее похожа, даже характер тот же...

— Поперечный! — произнесли мы вместе с женщиной любимый бабушкин диагноз и неожиданно рассмеялись...

Глава 4 Ирисы...

На кладбище я решила идти пешком. Тем более, расстояние было не такое уж и большое: сразу за деревней, со стороны, противоположной той, с которой я въезжала, начиналось поле, расчерченное кустарниковыми линиями, потом небольшая осиновая рощица и, наконец, дорога поднималась на пологий кладбищенский холм, украшенный, кроме крестов редкими старыми березами. Странная традиция хоронить на возвышенности объяснялась либо чем-то языческим, Перуновым, когда люди поклонялись богу грома и молний и хотели даже после своей смерти быть к нему ближе, либо частыми паводками. Лично для меня правдоподобнее был второй вариант...

Поставив в пакет пластиковую бутыль с водой, я бросила туда же детские грабли, купленные накануне, большую автомобильную салфетку и граненый стакан под любимые бабушкины ирисы. Эти неприхотливые цветы росли тут же, возле крыльца на небольшой клумбе и, мало того, к середине мая уже вовсю цвели своими фиолетово-синими бутонами. "Ирисы, по-гречески — радуга. Цветы древние и прекрасные", — говорила бабушка, нежно проводя ладонью над кончиками лепестков. Она редко бывала такой по-детски беззащитной и печальной. А я, глядя на нее, совсем незнакомую мне в тот момент женщину, очень хотела знать, в каких же краях летают ее потаенные мысли... Букет ирисов, перевязанный зеленой ленточкой, бережно лег сверху в пакет, я вышла на улицу и впервые за утро огляделась по сторонам.

Погода, наконец, решила сменить гнев на милость. Солнце, соскучившееся за последние дни по земле, любопытно выглядывало через прорехи облачного одеяла. Теплый ветер гонял по тропинкам облетевшие черемуховые лепестки и пугал ими рыжих соседских кур, дремавших в траве. Куры возмущенно кудахтали, следя за этим безобразием одним глазом, но покидать нагретые лунки ленились. У дома напротив, на лавочке с резной спинкой бдительно дремала, опершись на трость, баба Нюра, кажется еще лично знакомая с Григорием Распутиным. А прямо посреди дороги две внушительных размеров хрюши делили "грязевую ванну", примеряясь к ней то спинами, то боками. В конце концом одна из них решила, что она умнее и, уступив свою половину товарке, гордо удалилась в правый переулок. Мне, кстати, было в ту же сторону и, преследуя "мудрую" свинью, я вышла на соседнюю улицу.

Слева, через три двора, возвышалась двухэтажная кирпичная школа, а справа — местный "минимаркет". Во времена моего детства я часто после занятий забегала в него за стаканчиком вафельного мороженого. Уже в ту пору это блочное здание с наполовину забитыми фанерой витринами выглядело много повидавшим на своем веку. На сегодняшний день мало что изменилось. Справа, возле двери, под ярко-красным постером "Кока Колы", эффектно прикрывающим одну из фанерок, была "припаркована" лохматая коза. Животное меланхолично жевало оторванный глянцевый клок, воплощая собой иллюстрацию к пособию "Способы конкурентной борьбы". Я настолько засмотрелась, что чуть не прошла мимо. А ведь собиралась купить батарейки к пульту для телевизора!.. Обогнув рогатую гурманку по широкой дуге (я вообще коз не боялась, но мало ли какое у дамы настроение), вошла в прохладный торговый зал.

— Здравствуйте, — поздоровалась "в никуда" по деревенской традиции.

Тут же в меня уперлись две пары глаз: сухонькой старушки в простеганном жилете, по-видимому, хозяйки козы, и продавщицы, ярко-выраженной блондинки в кокетливом фартуке и с замазанным бланшем на скуле. Я подошла к прилавку и встала "в конец очереди". Продавщица, игнорируя старушку, протягивающую ей денежную купюру, проследила за мной взглядом.

— Ветка?! Точно, Ветка! Ужас, как ты изменилась!

— Таня?.. — удивилась и я в свою очередь. Опознанная бывшая приятельница же радостно заулыбалась. — Привет, дорогая! Так ты теперь здесь? А я слышала, ты в Сургут уезжала на заработки.

— Знаешь, везде хорошо, где нас нет, — философски изрекла девушка. — Я год назад вернулась... с сыном. Никитка зовут. Классный парень, на меня похож, просто ужас. А ты нашла свои "заоблачные дали"?

— Это, в каком смысле? — не поняла я.

— Ой, ну помнишь, лет 15 назад у нас под деревней цыганский табор стоял?

— В 99-м это было, — встряла в разговор козья хозяйка. — У меня в ту весну как раз внук, Костик из армии пришел.

— Не-ет, не помню.

— Странно... — на миг задумалась Таня. — Ну так вот, мы с девчонками: я, ты, Светка Зубова и ее старшая сестра, Олька бегали к ним по руке гадать. Была там такая старая цыганка с трубкой. Мне она нагадала два замужества и трех сыновей, Светке много денег, Ольке... не помню что, а тебе она сначала ничего говорить не хотела. Ты разозлилась, а мы ее уговаривать стали...А потом... — Таня скосила глаза в сторону, пытаясь припомнить. — А потом она взяла твою руку и сказала, что будешь ты жить не в нашей стране и не за границей и будет у тебя муж не русский и не иностранец. Светка тогда еще засмеялась, что это тебе как раз подходит, потому что ты и так все время витаешь в заоблачных далях... А потом пришла твоя бабушка и закатила ужас какой скандал, к нам весь их табор еще сбежался...

Я внимательно слушала Таню, не понимая, как такое событие могло совершенно исчезнуть из памяти:

— И много сбылось из цыганских пророчеств, конечно, кроме моих... далей?

— Конечно! Я уже один раз была замужем и сын у меня один есть. Осталось совсем немножко, — заулыбалась уверенно девушка. — А Светка, ты сама знаешь, третий год со своим Жаком во Франции в еврах купается.

— Н-да, — скептически выдала я. — Процент попаданий оставляет желать лучшего.

— Это не все...Ты еще кое-что забыла, — Таня как-то сразу стала серьезной. — Она еще твоей бабушке вслед сказала, когда та тебя за руку домой потащила.

— Что сказала?

— Она твоей бабушке сказала, что умрет она страшной смертью и не у себя в постели... Ужас, правда?

— Прости Господи грехи наши тяжкие, — мелко перекрестилась забытая Таней покупательница.

Я на негнущихся ногах вышла из магазина...

Деревенское кладбище было ровесником Качелино, впервые письменно упомянутого в конце позапрошлого века. Кто стал его основателем и по какой причине искал между этими холмами и болотами свое пристанище, я, к своему профессиональному стыду, сейчас и не вспомню. Мы с бабушкой впервые здесь появились 22 года назад, и я тогда была еще лысым 3-х летним карапузом. Уже позже, в течение многих лет, я, как мелкие бусинки на ниточку, нанизывала все, что бабушка нехотя рассказывала мне о моих родителях, откуда мы появились в этих краях и вообще о том, что могло хоть как-то объяснить мне причину бабушкиного "сибирского паломничества". В итоге сведений собралось не много, но и они не радовали. Получалось, что все мы были родом из Рязани. Этим фактом Катерина Ивановна объясняла бабушкин "окающий" диалект, особенно заметный в первое время. Выросла бабушка в детдоме, что опять же объяснялось военной и послевоенной обстановкой в стране. Там же, в Рязани, встретила своего мужа, моего деда, который работал тогда в Рязанском горисполкоме и был намного ее старше. И пока она, будучи уже "тяжело беременной" моим отцом, тряслась по колхозам активной участницей студенческой агитбригады, деда безвозвратно загребли на одну из "бесплатных" строек страны. Что касалось моих родителей, то здесь все было еще печальнее. Получив диплом преподавателя биологии, из чувства долга бабушка решила вернуться в родной детдом. Там же, на его территории, ей выделили небольшую комнатку, в которой они с моим папой и прожили много лет. Естественным исходом стал тот факт, что мама моя, как невеста, была выбрана, как говорится, не "отходя от места". Бабушка не протестовала, хотя претензии у нее к "молодой жене сына" все же были (по крайней мере, именно эта часть ее скудных воспоминаний была наиболее эмоционально окрашена). Как бы там ни было, спустя пять лет вполне счастливого брака, мои родители решили отметить свой свадебный юбилей сплавлением на байдарке по уральской реке Чусовая, где и трагически погибли. Причем, их даже не нашли, хотя долго искали. Бабушка же, гонимая довлеющим над ней роком, собрала пожитки и, прихватив меня, решила полностью изменить свою жизнь, ну и мою заодно. В общем, из всей этой грустной истории напрашивался один вывод: кроме нее близких родственников у меня больше нет, так что и искать некого... А теперь я и вовсе осталась одна. И единственное, что связывает меня сейчас со всеми этими ушедшими давно и недавно людьми, так это только память: размытые скудные факты и яркие эмоциональные воспоминания... Да еще родовая фамилия "Полунич", в сочетании с вычурным именем "Ветвяна", больше подходящие какой-нибудь припадочной дамской писательнице, чем историку, а тем более, очень серьезному редактору...