Игра на Цезаря

— Здравствуй, Агата, — и глаза в глаза, не отводя. К чему теперь игры в цивилизованную дипломатию?

— А мы к тебе завтра на прием собирались. Всей семьей. И деньги занести.

— За что? — выгнула она бровь.

— За подарок к нашей с Ником свадьбе. Шкатулку с зеркальным дном и одиноким лебедем.

— А-а. Не стоит. Это ведь — подарок. И, знаешь, что?

— Что?

— Я вам счастья желаю.

— Мы это уже поняли. А я тебе желаю резко поумнеть. Иначе не видать тебе своего собственного счастья.

— Это — угроза? — прищурилась Ксю.

— Нет. В отличие от тебя, пожелание искреннее, потому что "угроза" моя до сих пор в силе. Я о ней не забыла. Да и ты не забывай. А теперь, надеюсь, прощай, — и, обогнув замершую Ксю, двинула дальше по коридору. Потом, все ж, тормознула, сунув руку в кармашек пальто. — Чуть не забыла! Лови! — Ксения машинально вскинула руку. И через секунду разжала стиснутые пальцы. — Надеюсь, за твою шкатулку меденя хватит. Теперь вот точно, прощай!..

Ник, ну где же ты ходишь?! Звучно вдохнула носом и упала обратно на подушки. Потом повернулась на бок, вернувшись пульсирующими мыслями в реальность. И они потекли неизбежно плавно. Как волны на Шалбе. Обволакивая собой... "Агата, я лечу!"... "Я рыцарем стану. Как дядя Николас"... "Ты пахнешь как-то... странно". "Луной, наверное"... И уже на грани яви и сна:

— Агата, ты... спишь?.. Любимая?

— У-у.

— А я... задержался. Извини.

— Иди ко мне... — его родное сопение совсем рядом. Устраивается по удобней... Я решила ускорить процесс, уронив сверху свою отяжелевшую руку. — Ты знаешь?

— Что? — замер Ник, обхватив меня своей.

— Ты... мой самый... самый последний мужчина.

— Угу... Это, по моральным качествам? — хмыкнул Ник в мое ухо.

— Нет. По ста-тис-тическим данным... Давай спать. Уже поздно.

— А-а... Ну, давай... Спокойной ночи...

— У-у...

___________________________________________

1 — После Королевского Указа о запрете азартных игр и игорных домов, все карточные игры были строго классифицированы на попавшие под него и разрешенные. Данная игра, основанная не на банальном везении (азарте), а стратегическом расчете, была включена во второй список. Хотя именовалась до Указа "Прульником". Впрочем, и новое название целиком отражало ее смысл, сводившийся к древней фразе "Или Цезарь, или ничто" (в данном случае обозначение "Цезарь" выступало синонимом слову "Король"). Каждая карта в "Игре на Цезаря" имела свою "стоимость" в очках, а смысл игры сводился к тому, чтоб скинуть карты первым и набрать наименьшую сумму за оставшиеся на руках. Становился же "Цезарем" тот, у кого после общего суммирования очков получалось "101" — весь его счет обнулялся.

ГЛАВА 2

Праздник Святого Рока в Либряне пах свежим хлебом, молодой горячей сталью, мягкой глиной, едким мочалом из пеньки...

— Агата, карусели вон там! Пошли!

Да много чем еще он пах. Этот день самого важного покровителя тружеников лавок и мастерских. Кстати, и душистыми масляными отдушками тоже... М-м...

— Агата! Я же говорю: они там!

Ну конечно, как Варе утерпеть, когда предел мечтаний, расписные громоздкие карусели, уже вовсю кружили своими креслами на веревках и обдавали запруженную народом поляну детскими визгами восторга. К тому ж, сидело дитё сейчас на плечах у Ника — выгодная для обзора диспозиция.

— Да иду я!.. Вы и туда, в кресло, на пару водрузитесь?

Мой муж и юная подопечная одинаково азартно сверкнули зубами в ответ:

— А нас пустят?

— Конечно, пустят, муж мой. Только у тебя уже вся макушка — в варином мороженом, а после такого полета, боюсь, целиком отмокать придется. Как лыку.

— Ой, Ник, я сейчас всё с тебя сотру. У меня платочек в кармане.

— Ну-ну, — теперь оскалилась им я.

Потому что, платочек здесь, действительно, актуален — применение магии в Либряне не в чести. И свидетельствует этому главный здешний лозунг, прибитый над центральными воротами в город: "Настоящее мастерство есть искусство и награда за умелые руки и пылкое сердце. Святой Рок". Вот так-то, тысь моя майка. "Искусство", а не какая-то вам, магия.

Карусели на празднике кружили очень знатно. Да так высоко, что мы с Ником в течение пяти минут видели лишь мелькающие мимо подошвы Вариных сандалий и ее ореховые косы, вставшие в параллель к земле. Что же до "восторженного визга", то дитё наше не издало даже звука, лишь геройски выпучив глаза и вцепившись ручонками в толстые веревки карусели...

Удостоверившись в полной ее адекватности после приземления, свою культурную программу мы продолжили уже у щита, густо обклеенного цветными листками "А что у нас на празднике!" вокруг, неизвестно зачем, оказавшейся там же газеты "Ладмения. Будни". Кстати, сегодняшней. Я, с весны, взявшая за правило читать в прессе хотя бы заголовки, дисциплинированно уткнула нос именно в них.

— Угу, — первым открыл рот мой муж. — А вот это интересно: "конкурс на самого умелого гостя". Девушки, не хотите поучаствовать?

Мы с Варварой, занятые каждая своим (я — соцобзором, дитё — проверкой содержимого кармашков платья), откликнулись не сразу:

— "Умелого" кого?

— "Гостя", Варя. Тут написано, что сегодня здесь будет развернута показательная деятельность разных либрянских мастерских. И все желающие смогут самолично...

— "Показательная" что? Что нам тут покажут?

— Мастерские свою работу, Варя.

— Шторм на побережье Тайриля. Погибших нет.

— Ну, кузнец, как кует железо, гончар будет лепить горшки, парфюмер смешивать...

— Новый вид удобрения разработан медянскими овощеводами.

— Масла эфирные будет смешивать, — скосился Ник на меня.

Варя постаралась придать лицу серьезность:

— И что?

— И то, что поучаствовать в этом процессе приглашаются все гости праздника. А по ходу будут собирать специальные жетоны.

— Угу...

— Продолжается безуспешный доселе поиск пропавшего в столице архитектора Бертеза... Ага.

— А в конце дня пяти самым активным гостям, набравшим больше всего жетонов, будут вручены призы.

— Призы?!

— Знаменитый мастер, прозванный за свое пристрастие к использованию в интерьерах минералов, "Алмазный маэстро ", в последнее время работал над одним, очень большим...

— Призы. И торжественность момента организаторами праздника до сих пор...

— ... заказчиком которого, по непроверенной информации была...

— ... здесь не говорится, но, намекается, что для вручения главного приза прибудет...

— ... очень высокая фигура, не исключая и...

— ... Его Величество.

— Что? — скосила я внимательный взгляд на Ника. Тот медленно повторил:

— Главный приз будет вручать сам Его Величество, Василий Второй.

— А-а, — проникновенно открыли мы с Варей рты.

— А знаешь что, Ник... Наш "главный приз" от Его Величества мы уже получили. И рассчитывать на большее...

— Понял, — скривился тот. — Варвара?

— А где здесь масла с удобрениями мешают? Мне бы просто на это посмотреть... Пока.

— Ну, пошли, — переглянулись мы с мужем, подавая ей каждый свою руку.

И, сцепившись втроем, пошли...

Вот только не надо нас считать "семьей неблагодарных упырей". Мы очень даже благодарны Его Величеству. И в первую очередь, за ту, что (отойдя, наконец, от каруселей) скачет теперь ровно посередине между мной и Ником. За нашу Варвару и ее достойное будущее в этой стране (да и где она сама захочет тоже). Что же касается карьеры моего мужа... И здесь благодарны. И мы и его бывший начальник, хоть перед пенсией, но, получивший долгожданное повышение в родной конторе. А вот наш третий "подарок", дом... Здесь, да. То есть, нет. Да и... Ну, вот не понравился он нам! Двухэтажный пафосный особняк на берегу столичного канала, с другой стороны от которого, через парк, в соседях — сам королевский дворец. Но, и не в "соседе" тут дело. В самом доме. И как же объяснить?.. Ощущение, будто тебе на шею водрузили пудовый "знак отличия", который и тянет непомерно, и снять — долг не велит. Поэтому, мы развернули ремонт... В общем, пока выхода другого не нашли. Хотя, какой тут "выход"? ШтормА, вон, в Тайриле. Да и землетрясение последнее в Куполграде отмечалось сто сорок пять лет назад по причине марша джингарских великанов в честь юбилея дружбы двух стран. А надеяться, что дом сам благоразумно рухнет... Хотя с мастерами-строителями из того же Джингара...

— Доча! Ну, и где вы болтаетесь?! — о-о, а вот и остальная часть нашей семьи.

Мама, оторвав нос от собственного же запястья, как можно строже взглянула на нас. Получилось не очень. — М-м. Запах какой чудесный...

— Что с чем мешали? — тут же подскочила к ней наша подопечная.

— А я и не помню. Жасмин, герань, розу...

— А-а... А где удобрения?

— Какие удобрения? — воззрилась на Варю мама, но тут вмешалась, протолкавшаяся от прилавка, тетя Гортензия:

— Агаточка, а мы хлеб печь пошли. Вы с нами?.. Ф-фу, Катаржина!

— Сама ты "фу"! И ничего не смыслишь в ароматах.

Да ну их. Потому как лучше всех благоухал сейчас... Ник... Умная мысль. Главное, вовремя. Держи себя в руках — разгар дня!

— А где здесь можно... поесть?

— "Поесть"? — склонился ко мне мой "идеальный аромат".

— Ага. А вы пока нюхайте, лепите, пеките и что там еще?

— Агата, я — с тобой, — внезапно присоединилась ко мне Нинон. — Хлеб печь я и дома могу, а вот поесть, перед этим у плиты не стоя...

— Воистину. А вы — бегите-бегите. Потом нам всё расскажете...

Уф, и как же спокойно мы на этой шумной поляне "поели". Вдвоем. Но, через полчаса к нам присоединилась тетя Жужа, сплавившая мужу близнецов. Потом он сам, сплавивший оных под присмотр своего подмастерья. Ближе к сумеркам до меня с трудом ментально "дооралась" тетя Гортензия, торжественно водрузившая на наш стол свой кривой подпаленный каравай. Но, и его вскоре смели вместе с рыбой и жареным барашком. А уже на закате нас нашел уставший папа, груженый плодами маминой бурной работы, из коих больше всего пугала патлатая мочальная кукла:

— Катаржина тоже скоро придет, — скосился на нее папа. — Она со знакомой из столицы задержалась.

— А где Варя и мой муж?

— В последний раз я их видел у дощатой клети под вывеской "Кузня".

— И что они там делали?

— Ник собирался ковать. По крайней мере, Варвара так мне сообщила.

— Вот ничего себе?! — тут же подскочила я. Конец терпенью. — В какую сторону...

— Прямо по дыму из трубы. Не промахнешься.

— Ага! — и понеслась, маневрируя меж забитых галдящими гостями столов...

Клеть с трубой я нашла даже не по дыму. По звону. Неритмичному. И живо протолкалась сквозь толпу.

— Стойте, госпожа! — рука поперек низкого дверного проема пришлась как раз на уровень моего рта. — Дальше — опасно. Может прилететь.

— Ник! — сначала подпрыгнула, потом занырнула я под эту руку.

— Агата, я уже заканчиваю, — откликнулся он от наковальни.

— А где...

— Я здесь сижу, — пропищали из темного уголка кузни.

— Я — с ними!

— Госпожа?! — а кто ж меня удержит, когда такое... зрелище? — Только сидите тихо. Не нарушайте процесс.

— Хорошо... Варя, а что он кует?

— Подкову. На счастье, — выдохнуло мне с чурбачка дитё.

— Ух... ты...

И я, действительно, смолкла, присев рядом на точно такой же...

В темной кузне ночь наступила гораздо раньше, чем на поляне, расцвеченной сейчас множеством фонарей. Здесь же всё малое пространство освещал лишь один, висящий в аккурат по центру, да еще огонь в узкой печи. И он плясал сейчас в своем танце стихии, множась всполохами на стенах, тенями выхватывая силуэты кузнечной атрибутики и самого кузнеца. А еще освещал сбоку Ника, усердно бьющего по раскаленному железу подковы... Ник. В распахнутой на груди рубашке. С закатанными рукавами и каплями пота на лице. Он — усердно стучал. Я — подавшись вперед, смотрела...

Бу-ух... Молотком... Бу-ух... Молотком... Бу-ух. Удары собственного сердца. И будто песня. Этот неровный ритм. Бу-ух... Молотком... Вечная песня... Бу-ух... Бу-ух... Метнула сквозь редкие доски взгляд. Луна, словно усмехаясь... Луна... Бу-ух... Молотком... Бу-ух... Сглотнула слюну. И... стерла со лба свой собственный пот. О-о, я так больше... Бу-ух... Его запах... Бу-ух. Даже отсюда... Бу-ух... Его... Я так больше не могу!

"Ник!"

Он от неожиданности вскинул глаза:

— Да?

"Ник. Ник. Ник... Ни-ик"

— Я закончил.

— Я бы, господин...

— Я закончил, — бросил молоток рядом со щипцами. — Спасибо за...

"Ник!"

— Нам пора, — и подхватил нас с Варварой за руки. — Пошли.

— Ник, а куда мы идем? Ты же...

— Варвара, побудешь с госпожой Катаржиной и остальными.

— Угу... А вы?

— Просто побудь... Пожалуйста.

— Хорошо...

Удивленные лица семьи, но мне наплевать. А дальше, почти бегом, до края поляны. И — в подвал.

— Мы где? — запыхавшись, выдохнула ему в спину.

Ник развернулся, обхватив мою шею руками:

— Русалочья заводь. Я вчера наметил ориентир... Любимая...

— Ник...

И только мы под нещадным, все поглощающим светом луны. Будто два вечно голодных, диких зверя. В вечной же тяге насытиться. Любовью. Друг другом... Светом луны...

— Я так люблю тебя, — сквозь стоны и всплеск воды. — Я так... — чтобы вновь провалиться, утонуть в нем. В любви и луне... Вечная борьба. Вечная песня...

Но, все же, утро пришло...

— О-о... и как же некстати.

— Кстати, кстати, — упал мой бодрый муж рядом на постель. Значит, мы уже... нет, еще в Либряне до сих пор. — Вставай, любимая.

Я честно попыталась разлепить на щедром утреннем свете глаза:

— О-о... И не смотри на меня так.

— Как так? — прищурился он.

— Ну, я не знаю. Будто я вчера скоморохом оббежала всю праздничную площадь, горланя срамные песни. А потом меня ловила по той же площади вся наша семья.

— Скоморохом? — смеясь, откинулся Ник на спину. — Я на тебя "так" смотрю?.. Много ты понимаешь в счастье.

— В чьем это? — напротив, подскочила я на локоть.

— В моем... Агата?

— Ага? — сдула я с глаз лохматую, воняющую тиной, прядь.

— То, что сегодня ночью свершилось...

— О-о... Иначе, как моим помешательством на почве страсти к законному мужу и назвать...

— Я согласен.

— На что ты... "согласен"?

— На такие твои "помешательства". В Русалочьей заводи.

— Ну, да. Тогда подобное грозит еще и всем местным русалкам, — и вспомнив, как те сначала недовольно из камышей обшипели нас с Ником, а потом принялись оттуда же по-деловому комментировать, сама залилась и краской и смехом. И что самое ненормальное, меня это только еще больше распалило тогда... О-о...

— Значит, мы с тобой вместе "выступали", — лишь освидетельствовал сей факт мой "законный муж". — И даже не со "срамными песнями".

— О, да! — повернулись мы друг к другу. — Ты знаешь... я так люблю тебя. Не смотря на то, что ты со мной сотворил. Не смотря на то, что заставил вспомнить, что я — женщина. Носить эти дурацкие платья в цветочек, туфли на каблуках и накручивать кренделя на голове. И самое главное, заставил меня научиться готовить. И все это, ни разу не заставив на самом деле... Ник?