Гея

Я с трудом разлепила веки. Что-то крутилось в голове, не давая сосредоточиться. Что-то важное, что-то очень нужное. Что-то я должна... Должна сделать... или вспомнить... или.... И еще, что-то постоянно повторялось, кружилось вокруг, словно волчок. Что-то очень близкое. Да кто-то звал меня, и этот кто-то связан с моим именем. Мое имя...Что-то очень короткое и лаконичное, и я должна его обязательно вспомнить.

Я пыталась сосредоточиться, и казалось, вот-вот вспомню, но в самый последний момент оно ускользало, оставляя головную боль и разочарование.

После утреннего осмотра мне разрешили впервые встать с постели и пройтись по палате. Удивительно, но при обилии синяков и ссадин на теле совсем не было переломов и каких-либо серьезных повреждений. Пострадала только голова. А доктор оказался прав: заживало на мне все очень быстро. Его радости и восхищению не было предела (хоть кого-то осчастливила).

— Ах, какая чудесная регенерация тканей! Да вас не домой отпускать, вас исследовать надо!

— Нет уж, покорно благодарю, я уж как-нибудь без ваших исследований обойдусь.

Но в одном доктор был, несомненно, прав: при таких травмах поправлялась я очень быстро. После очередной порции сна исчезали царапины, рассасывались гематомы, лицо приобретало все более приличный вид. Теперь глядя на меня сердце, не сжималось от ужаса и жалости. Теперь можно было полюбоваться необыкновенной мной и рассмотреть в подробностях, не отводя глаз. Чем и занимался сидящий напротив Ланс.

— Ну что уставился, жутко?

— Да нет, глаза стали нормального карего цвета, отечность почти спала, а цвет лица приобрел непередаваемый горчичный оттенок.

— Ну вот, так значит теперь я не южно — аборигенский вампир?

-Не.

-Какая жалость. Я уже привыкать начала.

-Слушай, я все спросить тебя хотел, ты всегда такая?

— Какая?

— Ну, не знаю. Дурачишься, прикалываешься. Тебя машиной сбили, можно сказать изуродовали временно, а ты воспринимаешь как-то все спокойно, смешишь всех вокруг.

— Так, про "изуродовали" поподробнее, пожалуйста. И где мое зеркало!

— Ой, извини, я не это имел в виду. Просто моя бабушка говорит, что я не исправимый балагур, ну то есть придурок. Что я застрял в возрасте 15 лет, и вряд ли оттуда выберусь. Но с тобой даже я бы тягаться не стал.

Ну, вот, приехали. Значит я балагурнее балагура или придурнее придурка. Тьфу.

— Ладно, отвечаю на твой первоначальный вопрос. Всегда я такая или не всегда — я не знаю. А точнее не помню. Поэтому, у меня к тебе два дела. Во-первых, добудь мою одежду, или что там было на мне, когда меня сюда ты привез. И, во-вторых, дай объявление в газете, может быть, меня кто-нибудь разыскивает.

— Хорошо, и, кстати, профессор сказал, что через пару недель тебя можно будет забрать. Домой поедем.

Две недели пролетели очень быстро. То ли я боялась какой-то неопределенности, то ли того, что узнаю, или наоборот не узнаю о себе, но когда Ланс занес в палату пакет, и объявил, что я могу переодеться, и мы едем домой, я испытала какое-то щемящее чувство. В пакете оказались джинсы, очень уютный розовый джемпер, туфли-балетки и комплект нижнего белья. Надеюсь не нужно говорить, что все было по-размеру и сидело просто идеально.

На выходе меня ждали мои мучители и нервничавший Ланс. Все тепло попрощались, а Тори подарила мне такой миленький шелковый шарфик, который я тут же повязала на голову, прикрыв отрастающие колючки.

На кресле-коляске Алекс довез меня до своей машины, и, усадив, долго пристегивал, зачем-то дергал, проверяя ремни безопасности. Я поняла, что он нервничает, поэтому слегка сжав руку, сказала: "Поехали".

ОСОБНЯК СЕМЬИ ФОЛТ.

Погода была просто чудо. Солнце не палило, но светило довольно ярко. Теплый весенний ветерок ласково теребил нежную листву. Скоро наступят жаркие летние дни, а пока можно наслаждаться умеренным теплом конца весны.

В саду, в беседке за чашечкой чая сидела элегантная пожилая дама, Сара Фолт и наслаждалась созерцанием цветущих кустов и пением птиц. Как многое нужно успеть, думала она. Ну почему, она была так беспечна и не рассказала обо всем Лансу раньше. Он был единственным внуком, а знания и кристалл передаются в семье только по женской линии. К сожалению, рождение мальчика было очень тяжелым, и мать Ланса, ее дорогая Кассандра так и не смогла пережить роды. Грэг, муж Кассандры привез крошечного Ланса ей, а сам отправился в горы, куда они с Кассандрой так частенько любили наведываться. Обратно он так и не вернулся. Одни поговаривали, что Грэг не смог пережить смерть любимой, и сбросился в пропасть, другие — что он уединился в каком-то заброшенном монастыре, и ведет жизнь отшельника.

Всю свою любовь и нежность Сара отдала этому мальчику. Она никогда не жалела о том, что Кассандра не подарила ей внучку, но теперь, когда время почти на исходе, и первые предвестники смерти уже постучали в ее дверь, Сара ясно осознала, что с ее уходом род хранителей угаснет. Даже если у Ланса родится дочь, не кому будет провести обряд инициации. Что ж, надо хотя бы рассказать ему обо всем, посвятить в семейную тайну, передать артефакт и ключи.

Так, за размышлениями, дожидаясь внука к обеду, Сара Фолт, последняя жрица из рода хранителей пыталась собраться с мыслями и духом, чтобы поведать о тайных знаниях и кристалле, передаваемых из поколения в поколение на протяжении многих веков, об обязанностях Хранителя и о многом другом. Знания эти она передала своей дочери в день ее шестнадцатилетия, и эти знания Кассандра должна была передать своей дочери или внучке. Что ж судьба распорядилась по-своему. После смерти дочери во время тяжелейших родов, Сара изъяла из ее тела кристалл и поместила на хранение в тело, которое оберегало Сердце ранее, до совершеннолетия Кассандры, то есть свое.

Сара задремала, поэтому не услышала шаркающих шагов дворецкого Генри. Он известил, что Ланс со спутницей уже подъехали и переодеваются к обеду. Обед будет подан через тридцать минут. Не угодно ли госпоже Саре пройти в дом принять лекарства.

— Спасибо, Генри. Я сейчас подойду. Кстати, о какой спутнице ты говорил? Ты ее знаешь?

— Нет, госпожа, эту девушку я никогда не видел.

Поднявшись с кресла, Сара еще постояла немного у куста сирени, и, отломив маленькую веточку, направилась к дому.

* * *

Спустя сорок минут езды мы, наконец, подъехали к огромным кованым воротам. Как красиво, словно черное кружево. Ворота распахнулись, и тихонько шурша шинами, машина въехала на территорию особняка.

Я с восторгом оглядывалась по сторонам. Большой двухэтажный дом буквально утопал в зелени и цветах. Вокруг на клумбах и клумбочках всюду росли цветы. А роскошный ковер изумрудной травы притягивал настолько, что захотелось разуться и просто побегать босиком. Увидев мой восторг, Ланс спросил: "Нравится? Это все Сара, моя старушка. Она любит цветы и может часами ковыряться в саду. Конечно, со всем садом ей не справиться и ей помогает садовник, но свои любимые розы она не доверяет никому. Наверное, сад и помог ей оклематься после инсульта. Она так переживала за свои цветы, что потребовала днем выставлять ей кровать в саду, чтобы она отдыхала и наблюдала за своими питомцами. Сара с ними разговаривает, и даже называет по именам".

Машина остановилась, и Ланс помог мне выбраться в этот волшебный мир. К нам подошел очень важный старичок, и, поприветствовав, сказал, что обед будет подан через тридцать минут. Ланс взял меня под руку, и мы вошли в дом. Внутри он оказался уютным и роскошным. Все убранство просто источало старину. Казалось, я попала в какой-то музей. По лестнице мы поднялись на второй этаж, и остановились у одной из многочисленных дверей.

Ланс толкнул дверь. — Входи, это твоя комната. Моя — через две двери. Ты можешь освежиться и переодеться. Через полчаса я за тобой зайду, представлю бабушке.

Ланс вышел, прикрыв за собой дверь. Мне стало так тоскливо, что захотелось сразу же оказаться в такой привычной и родной больничной палате. Я осмотрелась. Комната была просто отпад! Все та же роскошь и старина. Огромная кровать, мягкий, пушистый ковер, большой платяной шкаф. Дверь на противоположной стене вела в ванную комнату, разумеется, такую же роскошную и старинную. Набрав в ванну воды, добавив соли, пены и всего что было, я скинула с себя одежду, и окунулось в неземное блаженство. Эх, жаль, что времени не так много, надо спускаться к обеду. Я бы, наверное, так час могла проваляться. Минут через двадцать, я с сожалением покинула сие чудное место, и, завернувшись в полотенце, подошла к платяному шкафу. Распахнув его, обнаружила на плечиках несколько платьев. Выбрав сарафан на широких бретелях насыщенного голубого цвета, я быстренько примерила его и подошла к огромному зеркалу. На меня смотрела худенькая почти лысая девушка с печальными карими глазами. Сразу захотелось заплакать. Так себя жалко: такая лысенькая, тощенькая, не помню ни чего. Шмыгнув носом, я вспомнила про шарфик, подаренный Тори. Повязав его на голову и утерев навернувшуюся было слезу, я решила, что все-таки с прикрытой лысиной я не так уж плохо выгляжу. Так, а что это на трюмо лежит, уж не косметичка ли? Она самая. Пару-тройку минут, и вот она я, красота неземная.

В дверь кто-то поскребся, и после моего уверенного "войдите", в комнату вошел Ланс. Выглядел он потрясающе. Оглядев меня, он грустно улыбнулся.

— Это платье тебе очень идет. Его носила моя мама за год до своей смерти. Это платье было ее любимым. У нас очень много маминых фотографий в этом платье.

— Ой, извини меня, пожалуйста. Я его сейчас же сниму.

-Нет, что ты не надо. А завтра мы поедем в магазин и купим все, что ты захочешь.

И кстати, в день аварии на тебе было это. Я подумал, что может ты, захочешь его надеть. В мою руку легла цепочка с подвеской из белого металла. На подвеске было изображено стилизованное солнце в виде спирали, а посередине буква G.

— Тебе она что-нибудь напоминает?

— Пожалуй, нет.

Я надела цепочку через голову. — Я готова.

Мы спустились по лестнице на первый этаж и вошли в столовую. Я не буду, наверное, повторяться, описывая окружавшую нас роскошь, но больше всего меня поразила одна вещь: несмотря, на массивные предметы интерьера, на столовую мебель из темного дерева, комната была очень светлой и необыкновенно уютной, впрочем, как все увиденное в этом доме. Мне казалось, что стоит обернуться, и в комнату войдет придворная дама в роскошном платье, сияя драгоценностями, и поражая воображение сложностью высокой прически. Повинуясь этому мимолетному соблазну, я обернулась, и увидела вошедшую женщину. Наши взгляды встретились, и я с ужасом увидела, что глаза пожилой дамы расширились, она побледнела, покачнулась, готовая лишиться чувств. Повинуясь какому-то порыву, я резко подскочила и подхватила ее под локоть.

— Спасибо, милочка! Извините, что заставила вас поволноваться. Просто я так давно не видела это платье, что уже и позабыла, как оно прелестно выглядит на юных девах.

К нам подошел Ланс, склонился и почтительно поцеловал протянутую ему руку. Затем звонко чмокнув в щечку, произнес, — Привет, ба! Это моя знакомая. Она погостит у нас какое-то время. А это моя любимая старушка Сара.

Хм, старушка! Я то, небось, не буду так классно выглядеть в ее возрасте. Вон, ухоженные ручки, прическа, спина прямая, движения грациозно-отточенные. Старость и старостью-то не назовешь скорее красивая зрелость. "Старушка" улыбнулась, заметив мой повышенный интерес к своей особе, и сделав приглашающий жест, прошла к столу.

— Ланс, а ты, кажется, не сказал, как зовут это прелестное дитя.

Сара выжидательно уставилась на Ланса, а затем перевела взор на меня. Повисло неловкое молчание.

— Итак...

— Э, видишь ли, ба, мы и сами, в общем-то, не знаем, а точнее не помним.

— Как это?

— А у нашей гостьи память начисто отшибло.

— Ага, вернее, отшиб кое-кто. — Да, я, конечно, спать не буду, если не вставлю какую-нибудь колкость.

Ланс покраснел как маков цвет и начал мямлить то-то нечленораздельное.

В это время нам принесли закуски, и не очень приятный момент был временно отложен для очень приятного поглощения вкусных и изысканных блюд.

М! Как же вкусно! Я и забыла уже, что пища может быть не диетически-больничной, а такой изысканной, насыщенной, красиво поданной и, разумеется, потрясающе вкусной. И, как же я голодна!

Я уплетала за обе щеки, периодически уговаривая себя не позориться, а вести прилично и чинно. Видно получалось это не очень хорошо, потому, что усмехнувшись, Сара заметила, — Я вижу, вам понравилась стряпня нашего повара.

Немного смутившись, я сказала, — Да, все просто великолепно. Извините, но за месяц больничной еды, я кажется, совсем забыла о том, что еда может быть такой вкусной.

Глаза Сара расширились. — О, вы только из больницы, бедная девочка! Что же произошло?

— Я попала в аварию, и сейчас ничего о себе не помню. Ваш внук любезно пригласил погостить у вас до выяснения хоть каких-то сведений обо мне.

— Ланс, ты умница! Надеюсь, виновник аварии получит свое.

Я посмотрела на опять покрасневшего, жалкого Ланса. — Будьте уверены, уже получил.

— И что же, вы совсем ничего не помните, никаких обрывок воспоминаний? Хоть что-то что указывало бы на вас.

— Нет, хотя может, вот, это.

Я сняла с шеи кулон и протянула его Саре. Господи, наверное, я все же доконаю сегодня эту милую старушку. Сара опять побледнела, трясущимися руками поднесла медальон поближе к глазам и произнесла, — Вы знаете, что означает этот знак?

— Нет.

— Это знак служителей древнего культа Геи. По древнему преданию она является демиургом нашего мира. Но об этом поговорим позже. А слишком устала и хочу отдохнуть.

Сара поднялась и пошла к выходу. В ее движениях уже не было той грациозности и легкости. Казалось она, будто состарилась у нас на глазах. Мы с Лансом переглянулись.

— Я никогда не видел ее такой. — Ланс казался очень встревоженным.

— А ты что-нибудь слышал об этом культе?

— Конечно, я ведь из семьи историков. Наш род очень древний. И насколько я знаю, женщины всегда занимали в нем какое-то особенное место. Сара — последняя и единственная на сегодняшний день представительница нашего рода. После смерти мамы, она вырастила и воспитала меня. Не раз я видел бабушку, поглаживающую мамину плиту в нашем фамильном склепе. Она говорила, что любит меня, но из-за отсутствия женщины в нашем семействе, с ее смертью, скорее всего все закончится. Сетовала на то, что не сможет передать все знания.

— Все это так странно.

— Ага, в нашей семье, как и в любой другой с древней историей есть свой скелет в шкафу.

— А чем вообще занимается твоя семья? У нас несколько трастовых фондов, свои банки, отели и много различной недвижимости по всему миру. Бабушка — известный историк, некоторые ее открытия были поистине великими и перевернули представление о нашем мире, истории, и некоторых религиозных догмах. Я, разумеется, знаю о Гее — прародительнице и демиурге. И бабушка занималась исследованием культа Геи. Но тонкости и подробности знает только Сара.