"Так поступают братья"

— Гай исчез через несколько дней после того, как тебя забрали. — Уилбер опустился на колени и прижал руку к моей покрасневшей щеке. — Мы едем домой, малыш. Теперь ты в безопасности.

— Я думал, он твой. — Я повторял это словно мантру. Он поднял руки и помахал ими у меня перед глазами.

— Ты постоянно делаешь из себя мученика, Брант. Я не твои сестры. Тебе не нужно меня защищать. — Уилбер осторожно прижал меня к себе словно хрупкую стеклянную статуэтку. Я обнял его и уткнулся лицом ему в плечо. — Я знал, что ты у Константина, но ничего не мог сделать. Я даже информацию не мог достать. Никто тебя не видел. А потом внезапно ты появляешься в этих дизайнерских костюмах и с короткими, короткими волосами. Я видел ваши с ним фото и знал, что ты несчастлив. Я знал это. Твоя глаза изменились. Они видели слишком много. Видели вещи, которые им видеть не стоило. Вещи, от которых я пытался тебя защитить.

— Я думал, он твой. — Простой знакомый пряный запах, который всегда ассоциировался у меня с Уилбером, наполнил ноздри, когда я повернул голову и зарылся носом в его волосы. Я вцепился в него еще крепче.

Уилбер прижал меня к груди. Его ладонь сжала мой затылок и притянула меня к нему.

— Я думал, он твой. — Прошептал я в его плечо. Я впивался пальцами в его спину, прижимаясь к нему, чтобы убедиться, что он настоящий. Что он сейчас здесь, со мной. Что он меня обнимает.

Лифт остановился, и Уилбер поднял меня на ноги. Я не отпускал его. Двери снова начали закрываться. Он высунул наружу руку и удержал их, а потом просто вынес меня в вестибюль. Было холодно для позднего мая. Ветер забирался под мою водолазку и растянутый свитер. Дверца лимузина была пригашающее открыта. Уилбер отцепил меня от себя и поставил на ноги.

— Садись, Гот-бой. Мы едем домой.

— Это в самом деле происходит. Это реальность. Я не сплю. — Лишь бы это был не сон.

Уилбер наклонился и прижался своими губами к моим. Его большой палец погладил меня по щеке, которая все еще горела от пощечины Константина.

— Это реально, как по-твоему?

— Уилбер...

— Я здесь, малыш.

— Я люблю тебя. — Я покачал головой, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать. — Не говори мне, что я не разбираюсь в своих чувствах. Я целых три года пытался о них забыть, чтобы выжить. Я засыпал, каждую ночь думая о тебе. А каждый день просыпался и молил о том, чтобы ты был в безопасности. Я сделал то, что должен был.

Уилбер нагнулся и забрался в черный автомобиль, втащив меня за собой.

— Пожалуйста, скажи, что веришь мне, Уилбер.

— Я верю тебе, Брант. — Он втянул меня в салон, и я охотно забрался ему на колени, расставив ноги и упершись ногами в кожаное сиденье. Я уткнулся лицом в его плечо. Он поднял руку, и она легла мне на поясницу, легко скользнув под свитер. — Более слабый человек в руках Константина превратился бы в ничто. Пусть ты стал тенью себя прежнего, но терпение и забота помогут тебе расцвести снова.

— Ты говорить так, словно я цветок.

— Нежный цветочек, которого лишили всего, что давало ему жизнь. Ты впал в спячку, оказавшись в темноте, но ты все еще жив — и это делает тебя особенным. Я верну тебе солнце, малыш. — Мне кажется, я видел в этих словах больше, чем хотел сказать Уилбер. Может, я просто слышу лишь то, что мне хочется?

Я попытался соскользнуть с него на сидение, но он обхватил меня за талию.

— Как ты можешь ко мне прикасаться? Я.... я делал такие вещи...

Он обхватил мое лицо руками.

— Для меня честь, Брант. Честь знать, что ты считаешь меня семьей. Ты делал то же, что и всегда. Защищал меня, как и должен старший брат... но, мой мальчик... я не твой брат. Это моя работа — заботиться о тебе. Я каждый месяц приходил к Константину с предложениями, чтобы он отпустил тебя. Но он отказывался, даже не слушая.

— Тогда почему сейчас?

Я позволил Уилберу снять меня с колен. Он поднял с сиденья еженедельный журнал и открыл на странице с глянцевой фотографией. Это был снимок нас с Константином на открытии художественной галереи. Стоя футах в трех позади него, я с невыразимой печалью смотрел на одну из картин. Я даже не знал, что нас фотографируют. Но картину я помню. На ней были просто цветные кубы, но по какой-то причине, она напомнила мне о доме. Доме Уилбера. Моем доме.

— Константин позвонил мне и сказал найти замену, если хочу получить тебя обратно.

— Он сам отпустил меня?

— Думаю, его попросила об этом жена. Этот снимок нельзя проигнорировать, малыш. Еще никому не удавалось поймать тоску одним кадром.

— Я хочу домой. — Я тяжело опустился на сиденье и положил голову Уилберу на колени. Один лишь звук его голоса давал мне такое ощущение безопасности, какого не могли дать 2,6 или даже 3,1 миллиона долларов.

— Брант. — Рука коснулась моей открытой шеи.

— Я их снова отпущу.

— Только если сам этого хочешь. Ты не раб и не игрушка.

— Я могу быть твоим любовником?

— Да, Гот-бой. — Уилбер снова притянул меня к себе и обнял. Он раздвинул ноги, так что я оказался на кожаном сидении, а ноги мои — перекинутыми через его бедра. Я стал слишком тяжелым, чтобы сидеть у него на коленях, еще когда мне исполнилось семнадцать. Ростом я уже тогда был шесть футов два дюйма , хотя и оставался худым как щепка. Уилбер поцеловал меня в висок.

— С днем рождения, Брант. Я зажег свечу на твоем праздничном торте и загадал желание, прежде чем ехать сюда.

— Ты загадал за меня желание?

— И теперь буду делать это каждый год.

— Почему?

— Потому что мое желание сбылось. Добро пожаловать домой, Брант. С возвращением.

Я наклонил голову, чтобы ему было удобнее целовать меня. Я не закрывал глаз, чтобы точно знать, что целую именно Уилбера. Что именно к нему прикасаюсь, а он прикасается ко мне. Что он сказал? Что зажег на торте свечу. Он хотел снова вытащить меня из темноты. Хотел вернуть мне солнце. Просто смотреть в его лицо было для меня достаточно, чтобы мир снова заиграл яркими красками. Я чувствовал себя луной, которая выплыла из-за земли в тепло лучей.

Тени растворились в свете. Они просто не могли выдержать такого сияния.

Мы направились к дому, все окна были темными. Я нахмурился. Где все? Уилбер заметил хмурое выражение моего лица, открывая дверь.

— Я сказал всем убраться на ночь. Не хотелось, чтобы нам кто-нибудь мешал, если бы удалось забрать тебя домой. А если нет... ну, ты знаешь, я пью один.

Почему-то мне стало неловко. Я вздрогнул, почувствовав, как пальцы Уилбера вытирают дорожки слез, которые еще не высохли на моих щеках.

— Время слез прошло, малыш. Ты дома.

— Мне тридцать лет. Я не малыш.

— Ну, если ты так говоришь, Гот-бой.

Уилбер вошел в темный дом и направился к кухне, чтобы включить свет. Я побрел следом, словно благодарный котенок, которого подобрали на мостовой. Войдя в кухню, я увидел, что он стоит у стойки, спиной ко мне. Мне давно хотелось сделать одну вещь, но я боялся, что он оттолкнет меня. После трех лет с Константином я не собирался упускать такую возможность.

Я прижался к нему сзади всем телом и обнял его. Вдохнул его запах и почувствовал его тепло сквозь пиджак. Я даже готов был поклясться, что чувствую, как бьется под моей щекой его сердце. Он замер.

На мгновение я напрягся, уже собираясь сделать шаг назад, но потом... потерся лицом о его спину и крепче сжал руки. Страх не даст мне того, что нужно, а мне нужен был Уилбер. Его сила. Его мягкость. Может, он хотел только моего тела, но мне этого было достаточно. Я мог любить за нас обоих. Его руки накрыли мои, и я уже думал, что сейчас он снимет их. Но вместо этого его ладони сжали мои пальцы и крепко притиснули к груди.

— Спасибо, — прошептал я куда-то в ткань его пиджака.

— За что, Брант?

— За то, что не отталкиваешь меня.

— Я никогда не стал бы тебя отталкивать, малыш. Тебя так долго не было. Идем. — Пусть я и говорил, что мне тридцать, сдержанности во мне было, как в подростке. Он повернулся и прижался своим виском к моему. Я вцепился в него и заплакал от облечения. Все желания и мечты наконец сбылись.

— Ты дома. Дома.

Его ладони легли мне на затылок.

— Они отрастут. — Я чувствовал, как от его тепла тает лед, в который было заковано мое тело.

Большой палец гладил мою шею. Я вздрогнул... но не от удовольствия, и он остановился.

— Не могу представить, через что тебе пришлось пройти, Брант, если простое прикосновение заставляет тебя так вздрагивать. Я не стану спрашивать. Но если захочешь рассказать мне, я все выслушаю.

— Я не хочу говорить о Константине.

— Тогда не будем. — Уилбер подхватил меня на руки, и я почувствовал себя так, как не чувствовал уже несколько лет. У меня отняли то, что я принимал как должное. А сейчас я вновь чувствовал себя в безопасности. С Уилбером я был в безопасности. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Что угодно, Уилбер.

Он отодвинулся и засунул руку в карман. Порывшись немного, он вытащил зажигалку.

— Хотя это твой день рождения, подари это желание мне. — Он снова зажег свечу, которая стояла посреди белой глазури. С того момента, как я оказался в лифте, я не мог успокоиться, сейчас я, похоже, совсем распустил сопли. Пришлось вытереть нос рукавом свитера.

— Чего ты хочешь?

Уилбер прижал меня к груди и обнял так, что, казалось, еще немного и затрещат ребра.

— Тебя. Желание за желание.

Вспыхнуло и заплясало пламя. Я прислонился спиной к Уилберу и закрыл глаза.

Спасибо за то, что я оказался тебе достаточно небезразличен, чтобы ты пришел за мной. Спасибо, что не стыдишься моих прикосновений, прикосновений шлюхи. Спасибо, Уилбер. Спасибо за то, что не забыл обо мне. Я дунул, и свеча погасла, оставив тонкую струя дыма.

— Хочешь немного?

— Конечно.

Уилбер протянул руку, провел пальцем по глазури, поднес его к моим губам и обвел их, будто раскрашивая рисунок из детской раскраски. Я зачарованно наблюдал, как он обсасывает палец. Мои глаза следили за ним.

Губы Уилбера слегка дрогнули, а потом он медленно придвинулся ко мне, высунул язык и слизнул глазурь из уголка моего рта.

— Уилбер...

— С тобой обращались нежно, малыш?

Я закрыл глаза.

— С заботой, которой ты заслуживаешь? — Пробег языком. Хмммм.

— Уилбер... — Я тоже слизнул немного глазури.

Его рука оказалась между нами, он слегка отстранился и зачерпнул целую горсть нежного торта. У меня вырвался напряженный смешок. Уилбер не любил сладкое. Он отломил кусочек и поднес к моим губам. Его глаза внимательно следили за мной. По телу пробежала дрожь. Я помнил этот его взгляд. Я ответил на него, потянулся вперед и взял кусочек торта губами. Ваниль и глазурь из сливочного сыра. Я обожал его. Многим он казался безвкусным, но мне нравился.

Я погладил языком небо, наслаждаясь сладостью.

— Ты запомнил.

— Я помню все, Брант. Только потому что я не декламирую стихи при каждой возможности, не значит, что я бесчувственный ублюдок. Я знаю, как тебя порадовать. — Я снова вздрогнул, когда он прошелся костяшками пальцев по моему затылку. Он поджал губы. — Ты через столько прошел, малыш. Пора немного отдохнуть. Твоя комната там же, где и была.

Что? Я не хотел проводить свою первую ночь с Уилбером в маленькой, одинокой постели. Уилбер вытер руку полотенцем. Я стоял за его спиной, с ужасом ожидая, что он оставит меня одного, боясь того, что боюсь.

— Брант?

Я выпрямился.

— Я хочу спать с тобой в твоей постели. Я скучал, Уилбер.

— Уверен?

— Абсолютно.

Он осторожно перехватил полотенце и вытер мое лицо. Сколько раз он делал это, когда я был маленьким? Может быть, он подбирал мне клиентов, но только чтобы выплатить долг. Он никогда не обращался со мной по-другому, ведь так? Он взял меня за руку и повел через кухню вниз по коридору, а потом вверх по лестнице. Прошло три года, а в доме ничего не изменилось. Как будто время здесь остановилась. Если бы.

Уилбер затащил меня в спальню и остановился, разглядывая, словно пытаясь решить, что делать дальше. Я видел в его глазах желание. Меня слишком хорошо натренировали, чтобы я мог не заметить, что он стал каменно твердым, еще когда я сидел у него на коленях в лимузине. Но это был Уилбер... мой Уилбер, мое сердце и ключи к существованию принадлежали ему. Я знал, что оживаю, когда я с ним. Почему? Он заставлял меня чувствовать это. Он называл меня цветком. Как точно. Я расцветал от его заботы. Но чахнул в руках Константина, поэтому ублюдок и отпустил меня.

Я потянулся вперед и прижался губами к его губам. Я очень редко брал на себя инициативу. Может, мне и хотелось внимания Уилбера, но я привык ждать, когда он сам решит уделить его мне. Я поднял руки и обнял его за шею, откинув голову, чтобы удобнее было прижиматься к нему. Поцелуй получился жадным, голодным, полным отчаяния. Я пробрался языком в его рот.

Он сжал мои плечи и отодвинул. Его дыхание стало глубже, глаза потемнели.

— Я хотел подарить тебе ночь покоя.

— Покажи, что ты рад меня видеть, Уилбер.

— Тебе всегда было холодно здесь, со мной.

Я откинулся на матрас и протянул ему руку, приглашая присоединиться. В слабом лунном свете я видел, как он замер. Прежде я бы убрал руку, если бы он не взял ее тут же. Но сейчас я поднял ее выше и раскрыл ладонь.

— Если ты сделаешь это, мне будет очень спокойно. Есть просто холод, а есть ХОЛОД. Мне так долго было холодно. Я хочу согреться, а ты единственный, кому я позволю помочь мне в этом.

Константин научил меня быть плохим... ну, в его представлении. Тесные кожаные брюки, которые все еще были на мне, туго обтягивали тело. Я подхватил край свитера и сорвал его через голову. За эти тысяча девяносто пять дней мое тело стало сильнее. Теперь оно было под стать росту.

Я встретил взгляд Уилбера и провел рукой по шее вниз, к обнаженной груди, задел напряженный сосок и скользнул ладонью к животу, задерживаясь в местах, прикосновение к которым посылало по телу волны жара.

Слабый пряный запах наполнил ноздри, и я благодарно вздохнул. Кожа обрисовала мою твердеющую плоть. Я позволил пальцам скользнуть под низкий пояс брюк, слегка погладив кончиками основание... я испуганно охнул, потому что Уилбер перехватил мое запястье и выдернул руку из моих брюк.

— Это не ты, Брант. — Меня с неожиданной легкостью стащили с постели, и я оказался в его объятиях. — Это не ты... это Он.

— Я не помню, какой я.

— Зато я помню тебя, Гот-бой.

— Тогда покажи мне, Уилбер. Чтобы мне больше не было холодно.

— Я не хочу делать тебе больно.

— Я люблю тебя, Уилбер. Ты не можешь сделать мне больно.

Мое тело затрепетало, когда его сильная рука медленно прошлась от затылка, по плечам, вниз по спине и осторожно скользнула в ложбинку между ягодиц. Один из пальцев пробрался за пояс и нежно погладил.

Я смотрел в его глаза и думал, как странно, что мне не нужно задирать голову. В моих воспоминаниях и мечтах он был гораздо выше. Но если подумать, то я помнил его, еще когда он был гигантом, а я просто мальчишкой. Его глаза изучали мое лицо, словно пытаясь отыскать признаки неловкости и страха. Я прижался к нему поближе и еще сильнее откинул голову, чтобы можно было поцеловать его именно так, как мне того хотелось. Как мне было нужно.