Ларионова посмотрела. Трубки, расположенные вокруг пищеварительной оси, имели сложную волнистую поверхность. — Итак?
— Вы не понимаете, не так ли? Это извилистое — как поверхность мозга. Ирина, мы думаем, что это вещество должно быть неким эквивалентом нервной ткани.
Ларионова нахмурилась. Черт возьми, жаль, что я не знаю лучше биологию. — А как насчет этого нитевидного материала, обернутого вокруг органов?
Диксон вздохнул. — Мы не знаем, Ирина. Кажется, это не вписывается в остальную структуру, не так ли? — Он указал: — Проследите за нитями назад. Вот здесь более широкая основная часть. Мы думаем, что, возможно, это какой-то паразит, который поразил организм хозяина. Как ленточный червь. Это как если бы нити были удлиненными, рудиментарными конечностями...
Наклонившись ближе, Ларионова увидела, что усики червеобразного существа проникли даже в мозговые трубки. Она вздрогнула; если это был паразит, то это было особенно мерзкое заражение. Возможно, паразит даже изменил поведение меркурианца, подумала она.
Диксон восстановил виртуальный вид тела.
Ларионова с беспокойством указала на метки на панцире. Это были маленькие треугольники, собранные в сложные узоры. — И что это за вещество?
Диксон заколебался. — Я боялся, что вы можете спросить об этом.
— Ну?
— ...Мы думаем, что отметины искусственные, Ирина. Намеренная татуировка, вырезанная на панцире, вероятно, с помощью мандибул. Возможно, письмена: они выглядят как символические отметины, содержащие информацию.
— Лета, — сказала она.
— Знаю. Эта рыба была умной, — сказал Диксон.
Одержавший победу народ столпился у теплой расщелины. Оправившись от путешествия и боевых ран, они легко проплывали над садами ресничных растений и лакомились плавающими в воздухе кусочками пищи.
Это был великий триумф. Голованы были мертвы или унесены в лабиринт туннелей во льду. Сильные Плавники даже нашла основное гнездо голованов здесь, под илистым полом пещеры. Ударами своих острых жвал Сильные Плавники уничтожила дюжину или более детенышей голованов.
Золотые Реснички удалилась от расщелины. Она бродила по краю ледяной пещеры, питаясь урывками.
Она была героиней. Но она не могла вынести внимания других: их похвалы, тепло их тел. Все, чего она, казалось, желала сейчас, — это незамысловатой, безмолвной прохлады льда.
Она размышляла о заражении, которое распространялось по ней.
Искатели были загадкой. Никто не знал, почему Искатели вынуждали своих хозяев изолироваться, хоронить себя во льду. В чем был смысл? Когда хозяева были уничтожены, то же самое происходило с Искателями.
Возможно, Искателям нужен был не сам лед, размышляла она. Возможно, они искали, на свой слепой лад, что-то за пределами льда...
Но выше льда ничего не было. Пещеры были впадинами в бесконечной, вечной ледяной Вселенной. Золотые Реснички с содроганием представила, как она зарывается, прогрызая себе путь в бесконечном льду, вверх без предела... Неужели так, наконец, закончится ее жизнь?
Она ненавидела Искателя внутри себя. Она ненавидела свое тело за то, что оно предало ее таким образом, и ненавидела себя.
— Золотые Реснички.
Она испуганно обернулась и рефлекторно закрыла себя панцирем.
Это были Сильные Плавники и Рожденная Льдом, обе сразу. При виде их теплых, знакомых тел здесь, в этом пустынном уголке пещеры, одиночество Золотых Ресничек поднялось в ней, как расщелина эмоций.
Но она поплыла прочь от своих партнерш задом наперед, ее панцирь царапал ледяную стену пещеры.
Рожденная Льдом нерешительно подплыла к ней. — Мы беспокоимся о тебе.
— Тогда не стоит, — отрезала она. — Возвращайтесь к расщелине и оставьте меня здесь.
— Нет, — тихо сказала Сильные Плавники.
Золотые Реснички чувствовала отчаяние, злость, замкнутость. — Ты знаешь, что со мной не так, Сильные Плавники. Во мне Искатель. Это убьет меня. И никто из нас ничего не может с этим поделать.
Теперь их тела тесно прижимались к ней; ей страстно хотелось открыть им свой панцирь и погрузиться в их тепло.
— Мы знаем, что потеряем тебя, Золотые Реснички, — сказала Рожденная Льдом. Это прозвучало так, как будто она едва могла говорить. Рожденная Льдом всегда была самой мягкой, самой любящей из троих, подумала Золотые Реснички, самым теплым сердцем их отношений. — И...
— Да?
Сильные Плавники широко раскрыла свой панцирь. — Мы хотим снова быть втроем, — сказала она.
Золотые Реснички с приливом любви и волнения увидела, что яйцеклад у Сильных Плавников уже раздулся: набухла одна из трех изогамет, которые должны были слиться, чтобы сформировать нового ребенка, их четвертого...
Ребенка, которого Золотые Реснички никогда не смогла бы увидеть в его сознательном возрасте.
— Нет! — ее реснички запульсировали от одного-единственного мучительного слова.
Внезапно тепло двух ее партнерш стало сковывать, вызывая клаустрофобию. Ей нужно было выбраться из этой тюрьмы плоти; ее разум наполнился видениями прохлады и чистоты льда: чистого, высокого льда.
— Золотые Реснички. Подожди. Пожалуйста...
Она бросилась прочь, вдоль стены. Она добралась до входа в туннель и нырнула в него, наслаждаясь холодной, стоячей водой туннеля.
— Золотые Реснички! Золотые Реснички!
Она швыряла свое тело сквозь паутину туннелей, неосторожно натыкаясь на ледяные стены с такой силой, что чувствовала, как трещит ее панцирь. Она плыла все дальше и дальше, пока голоса ее партнерш не затихли навсегда.
— Мы откопали большую часть артефакта, Ирина, — сообщила Долорес Ву. — Это масса чего-то, похожего на материал корпуса.
— Вы получили образец?
— Нет. У нас нет ничего, что могло бы прорезать такой плотный материал... Ирина, мы наблюдаем нечто за гранью нашего понимания.
Ларионова вздохнула. — Просто скажите мне, Долорес, — обратилась она к изображению Ву в информационном центре.
— Ирина, мы думаем, что имеем дело с принципом запрета Паули.
Принцип запрета Паули утверждал, что никакие два фермиона — электроны или кварки — не могут существовать в одном и том же квантовом состоянии. Например, данный уровень энергии в атоме может совместно использовать только определенное количество электронов. Добавление большего количества электронов приводило к образованию сложных оболочек зарядов вокруг ядра атома. Именно электронные оболочки — это следствие принципа Паули — придавали атому его химические свойства.
Но принцип Паули неприменим к фотонам; многие фотоны могли находиться в одном и том же квантовом состоянии. В этом и заключалась суть лазера: миллиарды когерентных фотонов, обладающих одинаковыми квантовыми свойствами.
— Ирина, — медленно произнесла Ву, — что произошло бы, если бы вы могли отключить принцип запрета для куска фермионной материи?
— Мы не можем, — немедленно заявила Ларионова.
— Конечно, нет. Все равно попробуйте представить.
Ларионова нахмурилась. Что, если бы можно было увеличить массу? — Электронные оболочки атомов, конечно, взорвались бы.
— Да.
— Все электроны перешли бы в свое основное состояние. Химия была бы невозможна.
— Да. Но вам, возможно, все равно...
— Молекулы разрушились бы. Атомы врезались бы друг в друга, высвобождая огромное количество энергии связи.
В итоге вы получили бы сверхплотное вещество, не так ли? Полностью не реагирующее химически. И почти неразрушимое, учитывая огромные энергии, необходимые для отделения атомов, отличных от атомов с принципом Паули.
Идеальный материал корпуса, Ирина...
— Но все это невозможно, — слабо возразила Ларионова. — Вы не можете нарушить принцип Паули.
— Конечно, не можем, — ответила Долорес Ву.
Внутри непрозрачного укрытия-пузыря Ларионова, Диксон и Скоулз сидели на раскладных стульях, держа в руках чашки с кофе.
— Если ваш меркурианец был таким умным, — сказала Ларионова Диксону, — как получилось, что он застрял во льду?
Диксон пожал плечами. — На самом деле все гораздо сложнее. Нам показалось, что меркурианец намеренно зарылся в лед. Какое эволюционное преимущество могло быть в подобном поведении? Меркурианец был уверен, что погибнет.
— Да, — сказала Ларионова. Она помассировала виски, думая об инфекции меркурианца. — Но, возможно, этот нитевидный паразит как-то связан с этим. Я имею в виду, что некоторые паразиты меняют поведение своих хозяев.
Скоулз постучал по панели обработки данных; текст и изображения, отраженные от стола, промелькнули по его лицу. — Это правда. Существуют паразиты, которые передаются от одного хозяина к другому, заставляя основного хозяина съесть себя вместе со вторичным.
Широкое лицо Диксона сморщилось. — Лета. Это отвратительно.
— Ланцетовидная двуустка, — медленно прочитал Скоулз, — паразитирует на некоторых видах муравьев. Двуустка может заставить своего хозяина забраться на верхушку стебля травы, а затем вцепиться в стебель своими жвалами — и ждать, пока его проглотит пасущаяся овца. Затем двуустка, в свою очередь, может заразить овцу.
— Хорошо, — сказал Диксон. — Но зачем паразиту заставлять своего хозяина-меркурианца зарываться в лед замерзшего океана? Когда хозяин умирает, паразит тоже умирает. Это не имеет смысла.
— Многое в этом не имеет смысла, — сказала Ларионова. — Например, прежде всего весь вопрос о существовании жизни в полостях. Там внизу нет света. Как меркурианские организмы выживают под двумя милями льда?
Скоулз закинул одну ногу на другую и почесал лодыжку. — Я просматривал таблицы данных. — Он скривился, самоуничижаясь. — Ускоренный курс экзотической биологии. Вам нужно мое объяснение?
— Продолжайте.
— Ключом к ответу являются термальные источники, которые в первую очередь вызывают образование полостей. Думаю, что нижняя часть ледяной шапки Чао похожа на Срединно-Атлантический хребет на Земле.
— Глубокое море на глубине в милю — это пустыня; к тому времени, когда любая частица пищи опускается из более богатых вод наверху, она проходит через такое количество кишок, что ее энергетический запас исчерпывается.
— Но вдоль хребта, где сталкиваются тектонические плиты, есть гидротермальные источники — точно так же, как на дне Чао. И тепло от атлантических источников поддерживает жизнь в маленьких колониях, разбросанных вдоль Срединно-Атлантического хребта. Жерла образуют фонтаны перегретой воды, дымящиеся минералами из глубоких слоев земной коры, которые может использовать жизнь: сульфиды меди, цинка, свинца и железа, например. И здесь очень резкие перепады температур, а значит, и высокие энергетические градиенты — еще одно необходимое условие для жизни.
— Хм. — Ларионова закрыла глаза и попыталась представить это. Залежи теплой воды глубоко во льду Меркурия; пышные заросли жизни вокруг богатых минералами гидротермальных источников, которые исследовали меркурианские животные Диксона... возможно ли это?
Диксон спросил: — Как долго сохраняются вентиляционные отверстия?
— На Земле, в хребте, пару десятилетий. Здесь мы не знаем.
— Что происходит, когда поднимающийся фонтан умирает? — спросила Ларионова. — Это конец вашего карманного мира, не так ли? Ледяная камера просто замерзла бы.
— Возможно, — сказал Скоулз. — Но вентиляционные отверстия располагались бы рядами вдоль уступов. Возможно, во льду есть коридоры жидкой воды, по которым могли бы мигрировать меркурианские обитатели.
Ларионова некоторое время размышляла над этим.
— Я в это не верю, — сказала она.
— Почему нет?
— Не понимаю, как вообще здесь могла развиться жизнь. В первобытных океанах Земли существовали сложные химические вещества, электрические бури и...
— О, не думаю, что это проблема, — сказал Скоулз.
Она пристально посмотрела на него. Сводя с ума, он снова улыбался. — Ну? — подстегнула она.
— Послушайте, — сказал Скоулз с раздражающим терпением, — у нас на Меркурии две аномалии: формы жизни здесь, на южном полюсе, и артефакт Долорес Ву под Калорисом. Самое простое предположение состоит в том, что эти две аномалии связаны. Давайте сложим кусочки воедино, — сказал он. — Давайте построим гипотезу...
Ее мандибулы болели, когда она крошила твердый лед, прокладывая свой туннель вверх. Грубые стены туннеля царапали ее панцирь, и она проталкивала ледяную крошку между своим телом и панцирем, жертвуя хрупкими ресничками, предназначенными для извлечения мягких частиц пищи из теплых потоков.
Чем выше она поднималась, тем тверже становился лед. Лед был теперь таким холодным, что ей было не по себе; она даже не чувствовала осколков льда, которые царапали ее брюшко и плавники. И, как она подозревала, туннель позади нее больше не был открыт, а снова застыл, навсегда запечатав ее здесь, в этой движущейся клетке. Мир, который она покинула — пещеры, расщелины, дети и двое ее подруг — был отдаленными пузырьками тепла, далекой мечтой. Единственной реальностью был твердый лед в ее челюстях и тяжелый Искатель внутри нее.
Она чувствовала, как ее сила утекает вместе с остатками тепла в бесконечную толщу льда. И все же Искатель все еще не был удовлетворен; ей все еще приходилось карабкаться, все выше и выше, в бесконечную тьму льда.
...Но теперь — невероятно — над ней было что-то, пробивающееся сквозь лед...
Она съежилась в своей ледяной тюрьме.
Киван Скоулз сказал: — Пять миллиардов лет назад — когда Солнечная система была очень молодой, а кора Земли и других внутренних планет все еще подвергалась бомбардировке случайными планетезималями — сюда прибыл корабль. Межзвездный корабль, возможно, с технологией сверхсветовой связи.
— Почему? Откуда? — спросила Ларионова.
— Не знаю. Как я могу это знать? Но корабль, должно быть, был массивным — размером с планетезималь или больше. Несомненно, очень продвинутый, с корпусом, изготовленным из сверхплотного конструкционного материала Паули у Долорес.
— Хм. Продолжайте.
— Затем корабль столкнулся с неприятностями.
— Какими неприятностями?
— Не знаю. Давайте, доктор Ларионова. Возможно, он сам столкнулся с планетезималью. В любом случае, корабль потерпел крушение здесь, на Меркурии...
— Правильно. — Диксон кивнул, жадно глядя на Скоулза; американец напомнил Ларионовой ребенка, увлеченного историей. — Это было катастрофическое воздействие. Это вызвало появление особенности Калориса...
— О, будьте серьезными, — сказала Ларионова.
Диксон посмотрел на нее. — Столкновение с Калорисом было довольно уникальным, Ирина. Необычайно сильным, даже по стандартам ранней фазы бомбардировки системы... Бассейн Калориса имеет восемьсот миль в поперечнике; на Земле его стены протянулись бы от Нью-Йорка до Чикаго.
— Так как же что-то уцелело?
Скоулз пожал плечами. — Возможно, у "звездных странников" была какая-то инерционная защита. Откуда мы можем знать? Так или иначе, корабль потерпел крушение; и плотность материала разбитого корпуса привела к тому, что он погрузился в основную массу планеты через прокол Калориса.
— Экипаж оказался на мели. Поэтому они искали место, где можно выжить. Здесь, на Меркурии.
