Дракон-3. Дракон цвета любви

Я подергала за кожаный ремень.

Как привлечь внимание дракона в полете?

Да практически, никак. Они в полете просто балдеют. От неба, от ветра, от нашего счастья... люди ведь не летают сами, только с драконами, но это ТАК здорово! Вот драконы и воспринимают наши эмоции, раскрашивают ими свой мир дологожителей. И посылать им свои мысли просто бесполезно. Не докричишься. И орать в голос — тоже. А иногда дозваться до дракона просто необходимо.

Для этого и служит сбруя. Один из ее ремней можно подергать... это не шенкеля, не удила, это вообще не причиняет боли дракону. Просто что-то шевелится в пасти... неприятно, понимаете ли. Но зато Виола отреагировала.

— Что?

И так недовольно...

— Мы сможем спуститься вниз? Посмотреть на эту поляну?

— Рядом — сможем, — Виола не корчила рожи, но в ее мыслях прямо-таки ощущалась брезгливость. Ее бы воля, она бы тут все до черной земли выжгла. Не нравятся ей химеры, разве что в качестве сытного обеда. Но пачкать в ЭТОМ лапы?

Увольте!

— Передай это, пожалуйста, остальным, и давай спускаться, куда получится.

Виола фыркнула, но принялась летать кругами, высматривая подходящее место для снижения. Остальные драконицы последовали за ней. И дракона.

Да-да, Эдгардо Молина летел с нами. Мне отдали право решать куда и зачем нам нужно, а ему — натаскивать нас на полеты, бои, взаимодействие и маневры. Правда, командовать он не сильно рвался. Предоставил нам почти полную свободу рук, а сам пока смотрел, кто на что способен, какие у нас отношения в десятке.... Да, уже десятке. Вот так, нежданно-негаданно, и получается войско.

Наконец, мы все приземлились и спешились. Эдгардо посмотрел на меня.

— Каэтана? — все мы давно перешли на неформальный стиль общения, без эсов и эсс. Вместе ведь летаем, чего чваниться? — Ректор сказал, что тут тебе право решения. Что делаем?

— Делимся на две группы, — решила я. — Я и еще трое человек идут смотреть, что там, на том пятне. Эдгардо, наверное, ты, еще Фатима и Севилла. Девочки, не обижайтесь, нужен кто-то такой... въедливый.

Девочки и не собирались обижаться. Ясно же. Так нужно.

И действительно, что Фатима, что Севилла, были настоящими находками. По внимательности и цепкости они бы Шерлоку Холмсу сто очков вперед дали. И добавили бы.

Две наши умнички.

Эдгардо я брала с собой, потому что мы — три женщины, он — мужчина. Нет-нет, никакого шовинизма, мы просто мыслим по-разному. Там где мы упремся в детали, Эдгардо может оценить ситуацию в общем и целом. Можно хоть пришить, хоть отрезать, но у мужчины больше связей внутри полушарий головного мозга, а у женщин — между полушариями. У мужчин больше белого вещества, у женщин — серого. *

*— чистая правда. Можно что-то отрезать или пришить, но такие вещи все равно не изменишь, кем родился — тем и будешь, о чем не подозревают трансгендеры, прим. авт.

Поэтому и мыслим мы по-разному. У нас — интуиция, у мужчин — чистая логика. Поэтому нам и бывает сложно понять друг друга. Анатомия тоже постаралась.

— А остальные, — подхватил мою мысль Эдгардо, — обустраивают стоянку. Предлагаю здесь отдохнуть, перекусить, а потом уже лететь дальше. И расседлайте наших драконов тоже. Пожалуйста.

Никто не возражал.

Да, драконарий ухаживает за своим драконом сам, но не всегда это получается. Да и страшного в такой просьбе ничего нет. Ремни расстегнуть, а дальше ящеры и сами о себе позаботятся. Это дома, в пещерах ты их и почеши, и помажь маслом, и помассируй щеткой, а в походе они сами тебе отлично скажут, если у них что-то болит. А так — сняли сбрую?

Ну и сидите себе, а мы пропитание поищем.

Драконы ведь не животные, они — отдельная разумная раса. Только чешуйчатая и с хвостом. Больше там возни не с драконом, а со сбруей, чтобы не перепутались ремни, чтобы не упало все куда-то в лужу — снять, развесить, проверить, чешуя-то жесткая, с острыми гранями, рано или поздно любой ремень перетирается.

Девочки кивнули, и мы отправились осматривать место происшествия. И снова — не просто так.

Драконы — заметные. Сколько времени пройдет, прежде, чем сюда явятся санторинцы и примутся нас выгонять? Вряд ли много. И к этому моменту надо уже все сделать и не проявлять никакого интереса к мысу. Мы просто летели мимо.

Мы просто остановились рядом. А что?

Тут удобно, море рядом и вид красивый. Вон какой дворец шикарный... и разрушений нет. Никаких.

Даже ворота не попорчены.

То есть — их открыли.

Был там внутри предатель, был. Можно и не сомневаться.

Об этом я пока молчала. Это потом, когда мы вернемся домой. А пока пусть сами смотрят, пусть сами делают выводы. Я не стану ничего подсказывать.

Вдруг я неправа?

Мы медленно шли, оглядывались по сторонам... я ничего странного не заметила, приметил Эдгардо.

— Здесь словно кто-то... вот смотрите, и кусты примяты, и дерево сломано... давайте чуточку отойдем, так заметнее будет?

Оно и вышло — заметнее.

Действительно, и дерн взрыт, словно... словно — что? Я разобраться не могла, а вот Эдгардо понял быстро.

— Ощущение такое, что здесь кто-то скакал, вот, видите? Следы. А потом все взрыто... коня остановили?

Я пожала плечами. Я в этом не разбиралась, честно говоря. Это кому лошади друзья. А мне... да я их в своем родном мире считанные разы видела — и то! Они были запряжены в тележки, они катали людей, и я к ним подходить не собиралась. Это ж лошадь, кто знает, что у нее там, в башке? Стрельнет — и как понесется?

Конный спорт я уважаю, но сама им заниматься не хочу. И уж тем более не опознала бы, где там копыта, где рога, где след от копыт. Нереально!

— Смотрите!

Фатима доставала откуда-то из куста что-то мелкое. И как еще углядела?

— Что это?

— Пуговица, — девушка разжала руку. На ладони сверкнул здоровущий рубин.

— Ни фига себе, пуговица! — не сдержалась я. С драгоценными камнями я тоже не сильно дружила, но тут уже насмотрелась.

Это не гранат, не шпинель, вообще не дешевка. Это похоже на реальный рубин, размером с ноготь среднего пальца. Моего, конечно. Он оправлен в золото с другой стороны ушко, как у пуговицы — то есть это реально пуговица. Но с чьей рубашки? Или платья?

Кто хозяин?

— Такое в Санторине может носить только знать, — пожал плечами Эдгардо. — Тор, кто-то из принцев...

— Сохранишь? — попросила я Фати.

— Конечно.

Фатима сняла цепочку, повесила на нее рубин — и снова надела цепочку на шею. Что-что, а золото тут любят. И носят. Это мне ничего не нравится, кольца пальцы раздражают, цепочки упражнения делать мешают, браслеты — писать. Вот я и забываю, то одно, то второе, то третье. А девочки за своим статусом и его атрибутами следят ревностно.

— Допустим, здесь кого-то остановили. И куда его дели?

— Туда, — показала пальчиком Севилла. — Явно же ветки обрублены, видишь?

Я пригляделась.

Да, низкий цепкий кустарник (черт его знает, как его зовут) был в некоторых местах надломлен, а в некоторых... его точно прорубали, чтобы сделать проход. И разница громадная. Вот проползла химера, тут и ветки обожгло, и висят они, сломанные и жалкие.

А вот кустарник прорубили. И ветки валяются под ним, на земле. Кто-то рассчитывал, что здесь все будет уничтожено? Или... тогда почему не сжег все?

— Потому что не было времени. Или здесь еще были химеры, а их жечь сложно. Или он рассчитывал, что химеры уничтожат все следы. Или думал, что никто этим случаем не заинтересуется, — Севилла перечисляла вероятности тоном, достойным самого мистера Холмса.

— Может, и все сразу, — согласилась я. — Сив, ты права. Смотрим дальше?

— Предлагаю пройти по этим обрубкам, — вмешался Эдгардо. И даже локоть согнул. Для Севиллы, ага. И посмотрел так, со значением.

Севилла приняла вежливо предложенную руку, и первой проследовала в проем.

Вот и поляна, на которой пировали химеры. Это видно. Здесь все обожжено, отсюда они уползли, здесь...

— Кровь, — Фатима коснулась одного из кустов. — Повезло, что это Санторин, дождя не было.

Мы переглянулись.

Действительно, на листьях кустарника было несколько кровавых пятнышек. Но это же не доказательство? И что мы пытаемся доказать?

Я не знаю...

Мы медленно обходили поляну, смотрели...

— Девочки, поглядите, — Эдгардо поковырял землю носком ботинка. — Ну-ка...

Мы поглядели.

На деревянный колышек, который глубоко вкопан в землю. А сверху на нем что-то вроде отверстия... и что?

— Каэтана, ты не поняла?

— Нет. А что я должна понять?

— Посмотри сюда. И вот сюда...

Колышки. Несколько штук. И еще. И что?

В чем смысл-то?!

— Каэтана, здесь кого-то привязывали за руки и за ноги к этим колышкам. Чтобы не подергались, — объяснил Эдгардо.

Я посмотрела вниз. Потом на Эдгардо, на девочек... и задохнулась от ужаса.

— Здесь... здесь скормили химерам живых людей!?

Фатима коснулась моего плеча.

— Нет, Каэтана. Здесь сначала пытали людей, а потом уже их скормили химерам. Ты же все правильно поняла. Они ползли на энергию боли, смерти... вот и приползли.

Меня затрясло.

— Суки, твари, фашисты!!!

— Каэтана?

Не было сейчас Каэтаны. Была Зоя, прадед которой погиб на войне. Хорошо еще, дед уже был на этом свете. И бабка чудом спасла его из оккупации...

И культурные немцы, которые убивали просто так. Потому что русские — не арийцы. Потому что у них много богатой земли. Потому что Гитлер так сказал...

И горели, горели живые люди в печах Треблинки, Бухенвальда, Освенцима... показательно, что большинство концлагерей были в Польше. Потому что русские такого не выдержали бы.

Голыми руками порвали бы нечисть... да и рвали! Было, было это в истории! *

*— было. Можно почитать про Маутхаузен и 'мюльфиртельскую охоту на зайцев'. Здесь не рассказываю про немецко-фашистскую мразь, а то читателей стошнит. Прим. авт.

Зря девочки трясли меня за плечи. Зря...

Я сейчас видела только это.

Там убивали людей.

Тут убивали людей.

Там не было химер, там чудовищами были сами люди.

Тут... тут были химеры. Но были и другие, те, кто открывал ворота, те, кто пытал здесь людей, те, кто нашел ответ, как приманить химер на кровь и боль...

Гитлеровцы. Нелюди...

— Эдгардо, у тебя нож есть? — собственный голос показался мне чужим.

— Да...

— Дай.

— Каэтана?

— Дай, — повторила я. И Эдгардо послушно вложил в протянутую руку клинок.

Иногда самые верные — театральные жесты. А иногда жизнь кажется безумным театром драмы, театром кривых зеркал, театром, на подмостках которого кривляются чудовища.

Клинок взрезал мою ладонь.

Боль?

Тем, кто умирал на этой траве, было больнее и страшнее.

Есть мразь, которая не должна жить. Ни в одном из миров!

Кровь полилась на разъеденную кислотой траву. Такая алая, на белесом, пожухшем, неживом...

— Да услышат меня боги Фейервальда! Тех, кто это придумал и сделал, я уничтожу даже ценой своей жизни! И если на то будет ваше благословение — пусть они узнают гнев и боль Аласты на своей шкуре.

И сжала ладонь.

Не было ни грома, ни молнии. Ни знамений, ни голубей, ни даже лучика солнца — ни к чему. Но все мы, все четверо, вдруг ощутили нечто...

Нас — услышали. Меня — услышали.

* * *

Обратно мы шли молча. Мне разговаривать не хотелось, да и остальным... что-то мне подсказывает, что друзья промолчат о случившемся. Руку я уже перевязала.

Красивые жесты отдельно, гигиена отдельно. И промыла, и повязку наложила, с помощью девочек. Ладно, рука левая, я переживу. Попрошу Виолу быть бережнее. Да и рука почти уже не болит, так слегка чешется под повязкой.

Я молчала.

Рассказывали девочки и Эдгардо. Встречали недоверчивые взгляды, и клялись, что все так и есть. Нет, это не безумие, не страшная сказка, не выдумка. Все так и было.

Я молчала, пока не вернулись драконы. Потом подошла к Виоле, прижалась к теплой лапе, которую и обхватить-то было сложно.

— Спасибо, что ты есть.

— Я — есть. Каэтана, а что ты сделала?

— Ничего. А что?

— На тебе... воля богов.

— Чего?

— Ты взяла на себя обязательство перед Богами. И получила чье-то благословение.

— Чье?

— Не Даннары, ее бы я узнала. Может, и Сантора. Это его земля.

Я только головой замотала.

— Виола... я ничего такого... я не...

Драконий нос ткнулся в мою руку.

— Что у тебя тут?

— Так... о сучок оцарапалась.

— Правда? Размотай повязку.

— А поводья как держать? — рана последние полчаса чесалась вовсе уж невыносимо, я едва удерживалась, чтобы не поскрести ее. В чем таком был кинжал у Эдгардо? Он им горький перец резал, что ли? Зараза! Мог бы хоть помыть!

— Молча. Размотай.

Я сверкнула глазами, но Виола могла быть еще более упертой, чем я.

Повязку пришлось размотать, и только тут я поняла, что боги все же дали знак. Вполне себе отчетливый.

Раны у меня на ладони не было. Вместо этого на ладони был уже заживший и даже побелевший шрам. В форме секиры.

— Сантор, — побелевшими губами прошептал Эдгардо.

Взлетали мы молча.

* * *

— Виола, а потом это пропадет?

— Благословение Бога не уходит просто так. Я нее знаю, как это будет, но уверена, что ОН даст тебе возможность сдержать свое слово. Кто-то на этой земле сильно его прогневал.

В этом я даже не сомневалась.

Есть мразь, которую и Боги не выдержат. И не надо говорить, что все в воле Его. Или Их.

Человеку дается свобода выбора, а мразью он становится сам. Тот же доктор Менгеле. И тот же Феликс Войно-Ясенецкий. Не счесть погубленных первым и спасенных вторым.

Один стал чудовищем, второй остался человеком. И это История, которую не стоит забывать.

— А если я не справлюсь?

— Справишься. Но даже если и нет... Боги уже поняли и оценили. Они видят в сердцах, и намерение для них равносильно действию.

Я кивнула. Виола не могла меня видеть, но я поняла. И в любом случае — я буду действовать. Такая нечисть не должна поганить собой мир. И точка!

* * *

Второе пепелище оказалось там, где мы и рассчитывали. На этот раз мы шли все вместе — девушки не могли поверить, что ТАК — можно! Просто не могли осознать эти вещи. И решили посмотреть на все своими глазами.

И снова...

Обожженная земля. Следы химер, колышки в земле. Деревянные, в одном даже застряло волоконце веревки. Каким-то чудом уцепилось, химера ее не переварила и не растворила.

Кто бы это не придумал, он делал правильно. Никто сюда не должен был прийти, люди не любят такие места. А спустя какое-то время все рассыплется прахом. Деревянные колышки, в земле... да кто их тут найдет через пару лет? Все сгниет, все исчезнет. Тут влажность достаточно высокая, а дерево взяли явно не выдержанное, самое простое, может, уже тут колышков и напилили, а что?

Колышек с волоконцем веревки мы тоже взяли с собой. Улика...

На этот раз придавленными выглядели все.

— Каэтана, страшно даже подумать о таком. А ведь кто-то это сделал, — озвучила за всех Кайа.