Васко спросил: — Так почему же мы ждем Ремонтуа и остальных, сэр?
Клавейн прищурился в сторону Скорпио. — Он действительно многого не знает, не так ли?
— Это не его вина, — сказал Скорпио. — Ты должен помнить, что он родился здесь. То, что произошло до того, как мы сюда приехали, для него — древняя история. Ты увидишь такую же реакцию у большинства молодежи, будь то люди или свины.
— Но это все равно не оправдывает его, — сказал Клавейн. — В мое время мы были более любознательными.
— В твое время ты расслаблялся, если не успевал совершить пару геноцидов до завтрака.
Клавейн ничего не сказал. Он отложил раковину и взял другую, потрогав ее острый край тонкими волосками на тыльной стороне ладони.
— Я кое-что знаю, сэр, — поспешно сказал Васко. — Знаю, что вы прибыли на Ресургем с Йеллоустоуна как раз в то время, когда машины начали разрушать нашу солнечную систему. Вы помогли эвакуировать всю колонию на борту "Ностальгии по бесконечности" — почти двести тысяч человек.
— Скорее, сто семьдесят тысяч, — сказал Клавейн. — И не проходит дня, чтобы я не скорбел о тех, кого нам не удалось спасти.
— Вряд ли кто-то будет винить тебя, учитывая, скольких из них ты спас, — сказал Скорпио.
— Об этом должна будет судить история.
Скорпио вздохнул. — Если ты хочешь погрязнуть в самобичевании, Невил, давай вперед. Лично мне нужно разобраться с загадочной капсулой и колонией, которая очень хотела бы вернуть своего лидера. Желательно вымытым и прибранным, чтобы от него не так сильно пахло водорослями и старым постельным бельем. Не так ли, Васко?
Клавейн внимательно посмотрел на Васко, и это длилось несколько мгновений. Тонкие светлые волоски на затылке Скорпио встали дыбом. У него было ощущение, что Клавейн оценивает молодого человека, сравнивая его с неким строгим внутренним идеалом, который складывался и совершенствовался веками. Скорпио подозревал, что в эти моменты решалась вся судьба Васко за него самого. Если Клавейн решит, что Васко недостоин его доверия, то больше не будет никаких неосторожностей, никаких упоминаний о личностях, неизвестных колонии в целом. Его связь с Клавейном останется второстепенной, и даже сам Васко скоро научится не слишком задумываться о том, что произошло сегодня.
— Это может помочь делу, — нерешительно произнес Васко, оглядываясь на Скорпио. — Вы нужны нам, сэр. Особенно сейчас, когда ситуация меняется.
— Думаю, мы можем с уверенностью предположить, что так оно и есть, — сказал Клавейн, наливая себе стакан воды.
— Тогда возвращайтесь с нами, сэр. Если человек в капсуле окажется вашим другом Ремонтуа, не ожидает ли он, что вы будете там, когда мы его вытащим?
— Он прав, — сказал Скорпио. — Ты нужен нам там, Невил. Я хочу, чтобы ты согласился с тем, что мы должны открыть его, а не просто забросить в море.
Клавейн молчал. Ветер снова затрепетал. За последний час, когда Яркое солнце скрылось за горизонтом, освещение в палатке стало молочно-белым. Скорпио почувствовал, что его силы иссякли, как это часто случалось с ним в последние дни на закате. Он совсем не рвался в обратный путь, с уверенностью ожидая, что море будет более бурным, чем на пути сюда.
— Если я вернусь... — сказал Клавейн. Он замолчал и сделал еще один глоток из своего стакана. Он облизал губы, прежде чем продолжить. — Если я вернусь, это ничего не изменит. Я пришел сюда не просто так, и эта причина остается столь же веской, как и прежде. Я намерен вернуться сюда, когда все уладится.
— Я понимаю, — сказал Скорпио, хотя это было совсем не то, что он надеялся услышать.
— Хорошо, потому что я отношусь к этому серьезно.
— Но ты будешь сопровождать нас обратно и проконтролируешь вскрытие капсулы?
— Это, и только это.
— Ты все еще нужен им, Клавейн. Как бы трудно это ни было. Не снимай с себя ответственности сейчас, после всего, что ты для нас сделал.
Клавейн отставил в сторону свой стакан с водой. — После всего, что я для вас сделал? После того, как я втянул всех вас в войну, разрушил ваши жизни и притащил через весь космос в такую жалкую дыру? Не думаю, что мне нужна за это чья-то благодарность, Скорпио. Думаю, мне нужны милосердие и прощение.
— Они все еще чувствуют себя в долгу перед тобой. Мы все в долгу.
— Он прав, — сказал Васко.
Клавейн выдвинул ящик складного письменного стола и достал зеркало. Поверхность была неровной и матовой. Должно быть, оно было очень старым.
— Значит, ты пойдешь с нами? — настаивал Скорпио.
— Может, я и старый и усталый, Скорпио, но время от времени что-нибудь все еще может меня удивить. Мои долгосрочные планы не изменились, но, признаюсь, мне бы очень хотелось узнать, кто находится в этой капсуле.
— Хорошо. Мы сможем отплыть, как только ты соберешь все необходимое.
Клавейн что-то проворчал в ответ, а затем посмотрел на себя в зеркало, прежде чем отвести взгляд с внезапностью, удивившей Скорпио. Свин подумал, что все дело в глазах. Клавейн впервые за несколько месяцев увидел свои глаза, и ему не понравилось то, что он в них увидел.
— Я напугаю их до смерти, — сказал Клавейн.
107 Рыб, 2615 г.
Куэйхи расположился рядом с резным скафандром. Как обычно, после очередного пребывания в амортизационном гробу у него болели мышцы, каждый мускул его тела выдавал в мозг унылый жалобный свист. Однако на этот раз дискомфорт был едва заметен. Ему было чем занять свои мысли.
— Морвенна, — сказал он, — послушай меня. Ты не спишь?
— Я здесь, Хоррис. — Голос у нее был сонный, но в целом бодрый. — Что случилось?
— Мы прибыли. Корабль доставил нас на семь астрономических единиц, совсем близко к крупнейшему газовому гиганту. Я поднялся вперед, чтобы все осмотреть. Вид из кабины действительно потрясающий. Хотел бы я, чтобы ты была там со мной.
— Я тоже.
— Можно видеть характер штормов в атмосфере, молнии... спутники... всё. Это чертовски восхитительно.
— Ты, кажется, чем-то взволнован, Хоррис.
— Правда?
— Я слышу это по твоему голосу. Ты что-то нашел, не так ли?
Ему так отчаянно хотелось прикоснуться к скафандру, погладить его металлическую поверхность и представить, что это Морвенна под его пальцами.
— Не знаю, что я нашел, но этого достаточно, чтобы подумать о том, что нам стоит остаться и, по крайней мере, хорошенько все осмотреть.
— Мне это мало о чем говорит.
— На орбите вокруг Халдоры находится большой, покрытый льдом спутник, — сказал он.
— Халдора?
— Газовый гигант, — быстро объяснил Куэйхи. — Я только что назвал его.
— Ты хочешь сказать, что приказал кораблю присвоить какие-то случайные метки из нераспределенных записей в таблицах номенклатуры.
— Ну, да. — Куэйхи улыбнулся. — Но я не согласился с первым же предложением, которое пришло мне в голову. Я все-таки проявил некоторую рассудительность в этом вопросе, каким бы незначительным он ни был. Тебе не кажется, что в "Халдоре" есть что-то классическое? Это норвежское или что-то в этом роде. Не то чтобы это действительно имело значение.
— А спутник?
— Хела, — сказал Куэйхи. — Конечно, я назвал и все другие спутники Халдоры, но Хела — единственный, который нас сейчас интересует. Я даже назвал некоторые основные топографические особенности на нем.
— Почему нас так волнует покрытая льдом луна, Хоррис?
— Потому что там что-то есть, — сказал он, — что-то, на что нам действительно нужно взглянуть поближе.
— Что ты нашел, любовь моя?
— Мост, — сказал Куэйхи. — Мост через пропасть. Мост, которого там не должно быть.
* * *
"Доминатрикс" принюхался и бочком подобрался поближе к газовому гиганту, который его хозяин назвал Халдора, все рабочие сенсоры были настроены на максимальную бдительность. Корабль знал об опасностях местного космоса, о ловушках, которые могут подстерегать неосторожных на освещенной, покрытой пылью эклиптике типичной солнечной системы. Он наблюдал, ожидая, когда приближающийся осколок заденет внешний край его радарного луча, предназначенного для предотвращения столкновений. Ежесекундно он рассматривал и пересматривал миллиарды кризисных сценариев, перебирая возможные варианты уклонения, чтобы найти тот плотный набор приемлемых решений, который позволил бы ему избежать угрозы, не уничтожив при этом своего хозяина. Время от времени, просто ради забавы, он разрабатывал планы, как избежать нескольких одновременных столкновений, хотя и знал, что Вселенной придется пройти через немыслимое количество циклов коллапса и возрождения, прежде чем появится шанс на такое маловероятное стечение событий.
С таким же усердием он наблюдал за звездой системы, следя за нестабильными протуберанцами или зарождающимися вспышками, обдумывая — в случае сильного выброса — за каким из множества подходящих тел в ближайшем пространстве он мог бы укрыться для защиты. Он постоянно проверял локальное пространство на предмет искусственных угроз, которые могли быть оставлены предыдущими исследователями — плотно засеянные сечкой поля, мины-вездеходы, беспилотные летательные аппараты типа "сиди и жди", — а также проверял работоспособность своих собственных средств противодействия, размещенных в аккуратных стойках быстрого развертывания в его брюхе, втайне желая, чтобы однажды он получил шанс использовать эти смертоносные инструменты при исполнении своего долга.
Таким образом, сопровождавшие корабль сонмы субличностей убедились, что — несмотря на то, что опасности были вполне вероятными — больше ничего не нужно было делать.
И тут произошло нечто, заставившее корабль задуматься, открыв брешь в его броне самодовольной готовности.
На долю секунды произошло нечто необъяснимое.
Сенсорная аномалия. Одновременный сбой в работе всех датчиков, которые наблюдали за приближением корабля к Халдоре. Сбой, из-за которого казалось, что газовый гигант просто исчез.
Оставив на своем месте нечто столь же необъяснимое.
Дрожь пробежала по всем уровням управляющей инфраструктуры "Доминатрикса". Он поспешно заглянул в свои архивы, роясь в них, как собака в поисках зарытой кости. Видело ли "Гностическое вознесение" что-нибудь подобное при своем медленном приближении к системе? Конечно, тогда было намного дальше, но исчезновение целого мира на доли секунды трудно было не заметить.
Встревоженный, он просмотрел обширный кэш данных, оставленный ему в наследство "Вознесением", сосредоточив внимание на темах, которые конкретно касались газового гиганта. Затем он снова отфильтровал данные, увеличив масштаб только тех блоков, которые также сопровождались комментариями. Если бы подобная аномалия произошла, она бы наверняка была отмечена.
Но ничего не было.
Корабль ощутил смутное подозрение. Он снова просмотрел данные с "Вознесения", теперь уже все целиком. Ему показалось, или были слабые намеки на то, что кэш данных был подделан? Некоторые цифры имели статистическую частоту, которая лишь чуть-чуть отличалась от ожидаемых значений... как будто их придумал более крупный корабль.
Почему "Вознесение" сделало это? Это было интересно.
Потому что, как он осмелился предположить, более крупный корабль тоже видел что-то странное. И он не был уверен, что его хозяева поверят в это, когда он сказал, что аномалия была вызвана реальным событием, а не галлюцинаторным сбоем в его собственной обработке.
И кто, задавался вопросом корабль, стал бы искренне винить его в этом? Все машины знали, что с ними произойдет, когда их хозяева утратят веру в их непогрешимость.
Это ничего не могло доказать. В конце концов, цифры могли быть подлинными. Если бы корабль их придумал, он наверняка знал бы, как использовать соответствующие статистические частоты. Если только он не использовал обратную психологию, намеренно делая цифры немного подозрительными, потому что в противном случае они выглядели бы слишком точно в соответствии с ожиданиями. Подозрительно, что так...
Корабль погряз в паранойе. Было бесполезно строить дальнейшие предположения. У него не было подтверждающих данных от "Гностического вознесения"; это было ясно. Если бы он сообщил об аномалии, это был бы одинокий голос.
И все знали, что случалось с одинокими голосами.
Это возвратило к насущной проблеме. Мир вернулся после исчезновения. Аномалия пока не повторялась. Более тщательное изучение данных показало, что спутники, включая Хелу, интересовавшую Куэйхи, оставались на орбите даже после того, как газовый гигант перестал существовать. Очевидно, что это не имело смысла. Как и призрак, который на мгновение материализовался на его месте.
Что ему оставалось делать?
Он принял решение: стереть конкретные факты исчезновения из своей памяти, точно так же, как это могло бы сделать "Гностическое вознесение", и он тоже заполнит пустые поля выдуманными числами. Но будет продолжать наблюдать за планетой. Если с ней снова произойдет что-то странное, корабль обратит на это должное внимание, а затем, возможно, сообщит Куэйхи о случившемся.
Но не раньше, и не без большого беспокойства.
ШЕСТЬ
Арарат, 2675 г.
Пока Васко помогал Клавейну собирать вещи, Скорпио вышел из палатки и, откинув рукав для доступа к своему коммуникатору, вызвал Блада. Он говорил с другим свином тихим голосом.
— Я застал его. Пришлось немного поуговаривать, но он согласился вернуться с нами.
— Похоже, ты не в восторге.
— Клавейну все еще нужно решить одну или две проблемы.
Блад фыркнул. — Звучит немного зловеще. Он же не взял и не сдвинулся с мертвой точки, не так ли?
— Я не знаю. Раз или два он упоминал, что ему что-то мерещилось.
— Мерещится?
— Фигуры на небе, это меня немного обеспокоило, но не похоже, что его было легко понять. Я надеюсь, что он немного оттает, когда вернется к цивилизации.
— А если нет?
— Не знаю. — Скорпио говорил с преувеличенным терпением. — Я просто исхожу из предположения, что с ним нам будет лучше, чем без него.
— Хорошо, — с сомнением произнес Блад. — В таком случае, можешь не торопиться. Мы высылаем шаттл.
Скорпио нахмурился, довольный и смущенный одновременно. — Почему такой почетный транспорт? Я думал, идея заключалась в том, чтобы не привлекать к себе внимания.
— Так и было, но произошли изменения.
— Капсула?
— В точку, — сказал Блад. — Она только что запустилась и начала разогреваться. Чертова штука перешла в режим автоматического восстановления. Биоиндикаторы изменили статус примерно час назад. Кто бы или что бы ни находилось внутри него, оно начало просыпаться.
— Отлично. Превосходно. И ты ничего не можешь с этим поделать?
— Мы можем починить простой канализационный насос, Скорп. Что-либо более умное сейчас находится за пределами нашей компетенции. Клавейн, конечно, может попытаться замедлить это...
С головой, полной конджойнерских имплантов, Клавейн мог разговаривать с машинами так, как никто другой на Арарате.
— Сколько у нас времени?
— Около одиннадцати часов.
— Одиннадцать часов. И вы ждали этого момента, чтобы сказать мне об этом?
