— Вот как? — сменил тон Владивой. — Это меняет дело. Прошу прощения, виконт, но вы сами виноваты, что не представились надлежащим образом. Вот я и держал себя с вами, как с обычным, гм... харцызом. Тут, в Кара-Кермене, разбойник на разбойнике едет и разбойником погоняет...

— Так уж прямо все разбойники?

— Как один, — кивнул Владивой. — И наглядное подтверждение моим словам, вы видите перед собой. Как я уже представлялся — Хан харцызов. То есть, самый главный среди упомянутых мною разбойников.

— О, за такое повышение, барон, стоит выпить! — я призывно колыхнул флягой. И мы оба рассмеялись, давая понять друг другу, что все это не что иное, как шутка, в которой, как известно, есть доля шутки, — а для серьезных разговоров время еще не настало.

* * *

— Судя по вашему удивлению, господин барон, вы давненько не получали известий из королевства?

— С того самого дня, виконт, когда почтовый голубь доставил в замок письмо Ее Величества королевы Беляны, в котором она ясно давала понять: что Турину ведомы мои тайные замыслы. А таким предупреждением, как вы сами понимаете, не пренебрегают. Поэтому, я уже к вечеру был по эту сторону Прохода. Вот только, до сих пор, ума не приложу: каким образом Беляна сумела разузнать обо всем так быстро?

— А вы не станете опять хвататься за меч, если я приоткрою вам сию страшную тайну? — я повторно наполнил опустевшие кубки.

— Воздержусь, — пообещал Владивой и, чтоб занять руки, взялся за вино. — Более того, буду весьма благодарен.

— Ну, это вряд ли... — покачал головой я. — Потому, как и здесь не обошлось без моего участия.

— Вот как? Тем более. И... знаете что, говорите все, как есть. Один месяц, вроде, и не большой срок, но за это время со мной столько всего приключилось, что былое баронство иногда уже кажется бесконечно далеким прошлым. Как детство... Вспомнить, несомненно, приятно, но возвращаться в тот возраст совершенно не хочется. Мне всего лишь любопытно узнать: как вам удалось так ловко запутать моих следопытов и уйти от погони? Да еще и сообщить обо всем королеве, раньше чем в столицу домчались гонцы из Дуброва?

— Если честно, — я тоже отхлебнул из своего кубка. — Большей частью, благодаря случаю и везению. Если б ненастье не заставило свернуть с дороги, то ваши дружинники настигли бы нас всего через каких-то полчаса. Погоня промчалась мимо раньше, чем мы успели толком укрыться. И только сгущающиеся сумерки да пелена дождя не дали вашим людям разглядеть нас. А после того, как за первым отрядом проследовал и второй, мы просто развернули коней и поскакали обратно.

— Куда обратно? — изумился Владивой. — В замок?! Вы укрылись от погони в самом Дуброве? У меня под носом? Следопыты, чтоб им до конца жизни собственный зад не найти!..

— Нет, — поспешил я успокоить его. — Не в замке. На развилке мы свернули к мельнице Мышаты. Ну, а припустивший ливень завершил дело. Пока погоня моталась вперед и назад, следы троих коней не прочитал бы и вождь апачей Винниту, а не только бледнолицый охотник Соколиный Глаз.

— Это ты Кривицу так красиво называешь? — хмыкнул Владивой. — Хотя, похоже. Во всяком случае, что-то ястребиное в лице отступника было. Особенно, когда слепой глаз не виден...

Он немного помолчал, задумчиво глядя в огонь, а потом протянул мне вновь опустевший кубок.

— Гм, и в самом деле — досадная случайность. Не заряди так не вовремя дождь, ни по чем не уйти бы вам от следопытов. Что ж, значит, так было угодно Создателю... Ну, с этим разобрались. А дальше?

— Дальше, еще проще. Мельник Мышата приютил у себя баронету, а меня его внук Лукаш, прямиком через болота, вывел к Зеленецкому замку, где я и передал графине Звениславе весточку от Анжелины. Вот и все... А в столицу графиня уже сама сообщила.

— Действительно, просто и глупо. Подумать только: от каких ничтожных мелочей, порой, зависит судьба человека, да и сама жизнь. Всего лишь, обыкновенный дождь... Эх, выпьем, виконт, а то мне что-то опять грустно становиться!

— За удачу...

Отхлебнув, еще немного помолчали.

— И не верь после всего этого в судьбу... — чуть погодя продолжил Владивой. — Ты встал у меня на пути и не дал надеть баронский венец... Хотя, я не в обиде — иначе не видать мне ни пернача Хана, ни обруча Ханджара, но... — он сделал длинную паузу, наставительно подняв палец. — А теперь я должен удержать тебя от опрометчивого поступка.

— Что именно ты называешь опрометчивым?

— Понимаешь, Игорь, — Владивой был очень серьезен. — Того что случиться с миром, если ты пройдешь Барьер, но не убьешь Темна, даже в самом кошмарном сне нельзя себе представить. Месть чернокнижника будет ужасной. И это я даже не упоминаю о полчищах мертвяков, которые хлынут на наши земли. Именно поэтому я здесь. Чтоб остановить тебя.

— А направил тебя, Владивой, в это место некий бог, отзывающийся на имя Артас? Угадал?

Мог и не спрашивать. Ответ легко читался на лице бывшего барона.

— Значит, угадал... И тебя ничего не насторожило, не показалось фальшивым в его поведении?

Владивой молчаливо и хмуро глядел в огонь.

— Это я к тому веду, что однажды тоже имел с ним дело. И должен заметить, что Артас даже для бога слишком лукав. Хотя, все они горазды загребать жар чужими руками.

— Ты так рассуждаешь, — проворчал Владивой, — словно знаком с несколькими богами и можешь сравнивать.

— Знаком всего с двумя, но наслышан о многих, — кивнул я, проводя быструю ревизию в своих информационных запасниках. — Это в вашем мире кроме Создателя как бы и нет никого. А у моих земляков — из небожителей целые пантеоны сформированы.

— В нашем мире? — барон сумел услышать главное. — Ты хочешь сказать...

Владивой даже вперед подался от возбуждения, а дальше повел себя весьма странно. Захлопал ресницами, как кокетливая барышня. Потянулся, широко зевнул, потом устало провел ладонью по лицу и снова зевнул.

— А, ну их через пень в колоду... Хвати молоть глупости. Давай, виконт, лучше спать. Кашу мы доели, вино — допили. Скоро и костер потухнет... Да и с ним — не видать ни зги. Вот придет утро, оглядимся вокруг и покумекаем: как нам быть дальше?.. Авось, придумаем что путное?.. Как считаешь? — и, не дожидаясь моего ответа, улегся на бок.

А еще минуту спустя, он размеренно засопел, всхрапывая и причмокивая губами, как любой человек, крепко спящий и разглядывающий приятные сновидения.

Столь странное поведение рыцаря объяснилось в тот самый миг, когда я уловил аромат табачного дыма. А следом, из ночной тьмы в круг, чуть освещенный последними сполохами угасающего огня, смоля папиросу, шагнул Наблюдатель.

— Что же ты творишь, Игорь? — без предисловий наехал он, только что в распальцовку не ударился. — Очень хочется с Хранителями познакомиться? Должен тебя разочаровать — эти, не местные, а настоящие, не станут с тобой цацкаться. Распылят на атомы, и пукнуть не успеешь. Тебя разве не учили, что 'язык твой — враг твой', а 'болтун находка для шпиона'? Себя не жалко — пожалей барона? Думаешь, все расы, как вы — земляне, так легко воспринимают множественность миров? Да он уже только благодаря одному Артасу, с его фокусами, на грани помешательства был, а тут еще ты со своими откровениями. С женой своими тайнами хватило ума не делиться, а сейчас на откровенность потянуло.

— Обстановка, наверно, располагает... — попытался съехать я.

— Помолчи, лучше... — не дал сбить себя Наблюдатель. — Короче, нечего рассиживаться, хватай мешки вокзал отходит. Тебе туда... — он ткнул рукой в направлении Владивоя. — Шагай смело, не промахнешься. А барон пусть считает, что ты ему приснился. Я ему сейчас еще кое-что интересное навею. Так, что и Артас не поймет — был ты здесь, или каким иным путем за Барьер прошел.

— Спасибо.

— Иди, иди, балаболка... Да гляди там в оба. Пока Зерно Хаоса в руках Темна, мне туда не пройти. Так что без прикрытия работать придется... — поняв, что и сам брякнул лишнее, Наблюдатель умолк на полуслове и поспешно сунул в рот папиросу.

От глубокой затяжки та аж зашкварчала сердито...

Глава девятая

Не было в пригороде Дуброва ни одного заезжего двора или корчмы, стены которой вторые сутки подряд, не сотрясала бы разудалая песня и довольный рев бесшабашных мужских голосов, изредка прерываемый звонким, манящим женским смехом и визгом. Словно жители города, в едином порыве решили одним махом отметить все свадьбы, крестины и прочие не менее веселые и очень любимые народом празднества.

Стоя на излюбленном месте, у окна своей девичьей светелки — баронесса Анжелина в полной растерянности вслушивалась в гам, так неожиданно возникший и столь крепко обосновавшийся в ее городе. Раздраженно и недоуменно пожимая плечиками каждый раз, когда от очередного взрыва хохота, звенели оконные стекла. Это повальное сумасшествие было юной баронессе совершенно непонятно. Ее люди радовались грядущей войне!

Потому что началось это повальное безумие, после того, как Любомир объявил на площади, о наборе добровольцев в дружину. Не прошло и часа, а в сборный пункт, возле городских казарм начали стекаться все парни, коим минуло шестнадцать лет и все молодые мужчины, еще не успевшие обременить себя женами и детишками. А к вечеру добровольцев, желающих поступить в ополчение, насчитывалось свыше ста восьмидесяти человек. После чего Любомир огласил, что набор закрыт, а всех остальных, желающих отправиться в Бобруйск бить северян, но не попавших в списки, заверил, что отчаиваться не следует, ибо набор этот, наверняка, не последний. Записанные добровольцы проорали 'Слава!' и разбрелись по домам. А ближе к вечеру — по всему городу и ближним окрестностям закипела разудалая потеха...

— Не понимаю я этого, — неизвестно в который раз повторила Анжелина, отходя от окна и присаживаясь на диване, рядом с Любомиром. Достаточно близко, но все еще сохраняя определенную дистанцию. — Не по-ни-ма-ю...

— Чего именно? — переспросил молодой рыцарь, вздыхая украдкой, поскольку считал, что баронесса могла бы вести себя с ним хоть чуточку нежнее. — Скажи определеннее. Может, я сумею объяснить?

— Как можно радоваться предстоящему кровопролитию, смерти, увечьям?.. Ведь многие из добровольцев не вернуться домой. Их родные осиротеют, невесты не выйдут замуж, не родят детей. Это же горе! А они хохочут, будто их не в бой позвали, а посулили дармовую выпивку... Нет, не понимаю.

— Потому что ты... — Вепрь хотел сказать: 'ребенок', но вовремя спохватился и произнес с запинкой, — 'женщина'... — и поспешно пояснил, видя, как насупились брови девушки. — Пойми, мужчина не только внешне иначе выглядит. Он и внутри по-другому устроен.

— Если мерилом отличия считать полное отсутствие ума и здравого смысла, то не могу не согласиться с твоим утверждением, — ехидно согласилась баронесса. — Мужчина действительно похож на волка, которого — сколько не корми, все на лес поглядывает. Вместо того чтоб делом заниматься, вы норовите оружием бряцать, силой и удалью бахвалиться.

Если б эту обличительную речь произнесла матушка, Любомир может и сдержался бы. Но, из уст девчонки, капризом судьбы и стечением недобрых обстоятельств усаженной в кресло баронессы целого края, подобное нравоучение звучало столь нелепо, что рыцарь не удержался от короткого смешка. За что был немедленно вознагражден испепеляющим взглядом. А после того, как эта мера наказания не возымела на него надлежащего действия, еще и чувствительным тычком острым локотком в бок.

— Прекратите немедленно, виконт! — потребовала Анжелина, но тут же поубавила тон. — Твое поведение, по меньшей мере, бестактно. Я не сказала ничего смешного. Моя матушка именно так выговаривала отцу, а после — отчиму. А, может, ты тоже подвержен героическому сумасшествию? В таком случае, я велю позвать лекаря.

— Извини, Анжелина, — повинился Любомир. — И ты сама, и все остальные — матери, жены, невесты, сестры и подружки совершенно правы, требуя от парней степенности, присущей вашим... дедам. Но!.. вы не понимаете, что как не нагулявшийся жеребец никогда не станет хорошим конем, так и мужчина, прежде чем превратиться в достойного семьянина, должен пройти все ступени взросления. А не прыгать в семейную степенность с отроческих лет. Становая жила лопнет. И сам надорвется и весь род искалечит. До определенного возраста каждому мужчине свобода — вот единственная и самая желанная из всех женщин.

— Как ты можешь произносить подобную чушь? — возмущенно воскликнула Анжелина, вскочив с дивана. — Да такие мысли только харцызу впору! Стыдитесь, господин рыцарь! Или вам и в самом деле свобода дороже любимой женщины?

— Зорька ты моя, ясная, — нежно произнес Любомир. — Во-первых, я лишь повторяю слова Ставра, а он-то уж наверняка знает, что говорит. Особенно, когда спорит с матушкой... А во-вторых, когда приходит настоящая любовь, мы взрослеем очень быстро. И вообще, давай не будем ссориться, и переходить на личности. Все эти, молодые юноши и мужчины празднуют не столько обретенную свободу, сколько долгожданную возможность проявить себя еще в чем-то кроме вспашки поля, косовицы и разбрасывания навоза. Согласен, все перечисленные работы необходимы и достойны уважения, иначе люди умерли бы от голода, но, и ты согласись: романтики в них маловато. Еще никто не стал героем — выкосив лужок быстрее соседа. А ведь хочется...

— Вот вся ваша мужская глупость и обнаружилась, — торжествующе подняла вверх указующий перст Анжелина. — Скажи, на милость, кому и на кой сдался мертвый герой?

— Но, ведь не обязательно погибать... — нежно приобнял за плечи девушку Любомир. — Я и в схватке со Змием остался победителем, а Игорь харцызов у Песьего Лога посек. Где были б сейчас те поселянки, которых ему у разбойников отбить удалось? Что ждало несчастных девушек, если б не наше умение 'бряцать' оружием?

— Немедленно пообещай, что не будешь рисковать напрасно! Пожалуйста, — повелительные нотки в голосе девушки сменились нежным и чуточку жалобным воркованием. — Я не хочу еще и тебя потерять. Пообещай вернуться! Или я своей волей запрещу тебе покидать Дубров! Небось, твой старший брат не поедет в Бобруйск? Я права?

— Да не волнуйся ты так. Вернусь я... В Бобруйске есть свой воевода. И пока враг не высадился, ни Ставру, ни мне там делать нечего. Зачем нам у него и короля под ногами путаться? Отведу ополчение, погощу пару деньков, осмотрюсь немного... Просто так, для интереса. И обратно. Поверь, зорька, мне и самому тебя покидать не хочется.

— Правда? — Анжелина пристально взглянула в глаза молодого мужчины. — А не обманешь? — и, видя, как тот вскинулся, погладила его мозолистую сильную руку своими тонкими пальчиками. — Пойми, Люб, боюсь я... Моя матушка отца очень любила. Потом — Владивоя... тоже... любила. А как страшно все закончилось. Я не хочу так! Я хочу — чтоб на всю жизнь. Чтоб — даже если умирать, так вместе. Понимаешь?

Единственное, что Любомир действительно понимал, так это то, что слова сейчас ничего не значат и произносить их, только время терять. Поэтому, прижал к себе девушку и нежно поцеловал повлажневшие глаза. Да и что он мог ответить? Разве жизнь и судьба спрашивают: чего мы хотим и к чему стремимся? Правда, и тот, кто совсем не прилагает усилий для достижения цели, отдавая себя воле рока, уж точно никогда и ничего не добьется...