До тех пор, пока системы Ельцина и его брата-братоубийцы Эндикотта не были втянуты в водоворот противостояния между Народной республикой Хевен и Мантикорским альянсом. Остальная галактика игнорировала Ельцин более девяти столетий. В течение семи из этих столетий, насколько было известно кому-либо в Ельцине, никто даже не вспоминал о том, что система вообще была колонизирована. И даже после того, как планета Грейсон была вновь открыта случайным — очень случайным — грузовым кораблем-бродягой, не было никакой мыслимой причины для ее посещения кем-либо, кроме тех же самых случайных грузовых кораблей-бродяг. И, честно говоря, Говард Клинкскейлс не винил в этом галактику в целом и по-настоящему не сожалел об этом.
К сожалению — или к счастью, в зависимости от точки зрения — Ельцин был идеально расположен в качестве передовой базы для альянса, который Звездное королевство Мантикора создало против Народной республики Хевен. Мантикоре была нужна эта база; Хевен был полон решимости лишить Звездное королевство этой базы; и это поставило родную планету Клинкскейлса прямо под прицел двух конкурирующих и, к сожалению, светских межзвездных держав. Что, в конечном счете, и привело его в этот кабинет, где он смотрел сквозь кристаллопластовую стену, размышляя о глубоком и сокровенном.
Он фыркнул, забавляясь сам собой.
Я всегда знал, что у Испытующего есть чувство юмора, — подумал он. — Он бы не стал мириться с человеческими существами, если бы это было не так! Но это особенно остроумная шутка, даже для Него!
Если на планете Грейсон и был хоть один человек, который больше него переживал бы из-за вовлечения своей родной звездной системы в соперничество великих держав, которое, как он был почти уверен, рано или поздно должно было перерасти в настоящую войну, Клинкскейлс его никогда не встречал. Конечно, был еще Джаред Мэйхью... у которого никогда не возникало ни малейших сомнений в том, что было лучше для Грейсона и в его собственных интересах.
Глаза старика потемнели при воспоминании о предательстве, горе и сильном чувстве вины. Он любил Джареда Мэйхью. Как и младший двоюродный брат Джареда, Бенджамин, он наблюдал, как Джаред с детства превращался в мужчину, который был тверд в своей вере, был силен ради народа Грейсона. В человека, который разделял глубокие религиозные корни Клинкскейлса и его решимость защитить народ Грейсона от развращения и распущенности безбожной галактики.
И человека, который предал все клятвы, которые он когда-либо давал перед Богом и людьми. Который спланировал и организовал убийство своего двоюродного брата и всей его семьи на службе у религиозных фанатиков Эндикотта. Человека, который использовал свою дружбу с Говардом Клинкскейлсом, главнокомандующим силами безопасности планеты, для осуществления своих предательских планов. О, он был не настолько глуп, чтобы дать Клинкскейлсу хоть малейший намек на то, что у него на уме. Для этого они слишком долго знали друг друга. Клинкскейлс мог бы согласиться с его страхами, разделить его отчаяние, но это никогда не заставило бы его нарушить собственные клятвы. Но тот факт, что Джаред знал об этом, не помешал ему использовать их дружбу, чтобы получить доступ к нужной ему информации, не говоря уже о том, что он использовал свои связи на флоте и свое положение министра промышленности планеты, чтобы подготовиться к завоеванию — отвоеванию, по мнению Джареда, — Грейсона Верующими. Он точно знал, как обойти процедуры и протоколы службы безопасности и схемы патрулирования военного флота, и фактически использовал свой контроль над космической промышленностью системы, особенно над инфраструктурой по добыче полезных ископаемых на астероидах, в качестве прикрытия, чтобы помочь Масаде тайно построить передовую, полностью оборудованную военную базу на Блэкберде, одном из крупнейших спутников газового гиганта Уриэля.
И Говард Клинкскейлс, человек, которому было поручено защищать свою планету и семью своего протектора, позволил ему это сделать.
Он был едва ли не единственным человеком, которого обманул Джаред. Джаред никогда не пытался скрыть свой религиозный консерватизм, но никто, включая его двоюродного брата Бенджамина, даже не подозревал, что его консерватизм на самом деле был фанатизмом.
А мне следовало бы. Испытующий! Я бы так и сделал... если бы не был так чертовски близок к тому, чтобы разделить его безумие.
В лучшие моменты своей жизни Клинкскейлс понимал, что был несправедлив к себе, когда думал так, но это не делало его слепоту менее порочной. И это не изменило того факта, что единственной причиной, по которой Джаред в конце концов потерпел неудачу, было...
— Простите меня, милорд.
Клинкскейлс отвернулся от окна и приподнял бровь, увидев молодого человека, стоящего в дверях его кабинета.
— Да, Артур?
— Майор Лафолле здесь, милорд, — ответил Артур Фрейд.
— Ах! И, как я погляжу, рано. — Клинкскейлс улыбнулся и подошел к своему столу. — Пригласите его, пожалуйста.
— Конечно, милорд.
Секретарь, хотя на самом деле его должность, как часто думал Клинкскейлс, должна была быть "старший помощник", слегка поклонился и исчез. Мгновение спустя он вернулся с человеком в зеленой форме охраны землевладелицы Харрингтон.
Эндрю Лафолле был высок для грейсонца, его рост был очень близок к ста восьмидесяти сантиметрам, как у самого Клинкскейлса, у него были темно-каштановые волосы и удивительно спокойные серые глаза. Кроме того, он был потрясающе подтянутым, с крепким, мускулистым телосложением и способностью сохранять равновесие. Своим безупречным телосложением он был обязан тому факту, что более двух лет назад перевел свой всегда напряженный режим тренировок в тренажерный зал с гравитационными нагрузками, установленными на уровне 1,35 стандартной силы тяжести, что на тридцать восемь процентов выше, чем у Грейсона. Уравновешенность и твердый взгляд были естественными, и Клинкскейлс испытал новое чувство удовлетворения, разглядывая его.
— Милорд. — Лафолле вытянулся по стойке "смирно". Зажав фуражку под мышкой левой руки, он не мог должным образом отдать честь.
— Майор. — Клинкскейлс кивнул и указал на стул перед своим столом. — Присаживайтесь.
— Благодарю вас, милорд, — ответил Лафолле. Но он также подождал, пока Клинкскейлс займет свое место, прежде чем сесть сам.
— Что-нибудь еще, милорд? — спросил Фрейд.
— Нет, я думаю, что пока все в порядке. Но, когда мы с майором закончим, нам с вами нужно будет обсудить еще несколько логистических деталей.
— Конечно, милорд.
Фрейд поклонился еще ниже, чем прежде, и тихо закрыл за собой дверь.
Клинкскейлс откинулся на спинку стула, задумчиво разглядывая Лафолле и гадая, догадывается ли майор, зачем его вызвали. По вежливо-внимательному выражению лица Лафолле ничего нельзя было сказать, поскольку он аккуратно сидел, положив фуражку на колени. С одной стороны, никто за пределами этого кабинета не должен был знать. С другой стороны, было несколько причин, по которым он забрал Лафолле из дворцовой службы безопасности, чтобы тот стал старшим офицером охраны Харрингтон.
— Интересно, есть ли у вас какие-нибудь соображения, почему я послал за вами сегодня утром? — спросил он.
— Официально — нет, милорд.
— Интересное наречие "официально", — заметил Клинкскейлс. — Должен ли я заключить из его употребления, что вы достаточно осведомлены, чтобы иметь довольно четкое неофициальное представление о том, почему вы здесь?
— Полагаю, что могу, — признал Лафолле с легкой улыбкой. — И, если вы позволите мне сказать, милорд, этот визит давно назревал.
Это было сказано не тем тоном, который можно было бы истолковать как критику, — подумал Клинкскейлс. И он предположил, что на самом деле это была критика. Но не посетителя, о котором идет речь.
— Вы правы, — сказал он, кивнув в знак согласия. — Но мы собираемся, наконец, это исправить. — В его голосе звучало глубокое удовлетворение, но затем он вздохнул. — С другой стороны, я не думаю, что она действительно понимает все, что для нее вот-вот изменится. Испытующий знает, что я достаточно часто говорил ей об этом, но... — Он покачал головой. — Майор, она невероятно умная женщина, но категорически отказывается считать себя чем-то выдающимся.
— Даже у невероятно умных людей могут быть слабые места, милорд.
— Я знаю. Но это возможно... Нет, это не "возможно"; вполне вероятно, что это немного усложнит ситуацию... для вас, — фыркнул Клинкскейлс. — В конце концов, у вас нет причин как-то отличаться от всех нас!
Улыбка Лафолле стала еще шире. Он прослужил в дворцовой службе безопасности чуть более пяти лет, и, будучи начальником службы безопасности планеты, Клинкскейлс также был начальником службы безопасности дворца. Более того, клан Лафолле имел давнюю традицию военной службы, а капитан Кервин Лафолле был старшим помощником бригадира Клинкскейлса. Они оставались близкими друзьями, и генерал-лейтенант Клинкскейлс поддержал обоих старших сыновей Кервина, когда они подали заявления о приеме в Академию армии Грейсона имени Айзейи Маккензи. Майор и лорд-регент землевладения Харрингтон были знакомы очень давно. Достаточно долго, чтобы некоторые могли задаться вопросом, не повлияли ли эти отношения на его назначение на нынешнюю должность.
Никто из тех, кто знал кого-либо из них, не стал бы питать подобных подозрений.
Но эти отношения были также причиной того, что Лафолле понимал, как невероятно трудно было Клинкскейлсу, когда многие вещи, которые он считал фундаментальными истинами, оказались не такими непреложными, как он всегда полагал. В отличие от других, Клинкскейлс никогда не верил, что если Ельцин просто проигнорирует Мантикору и Хевен, они уйдут, оставив Грейсон в покое. И он всегда признавал, что из них двоих Мантикора с гораздо меньшей вероятностью в конечном итоге просто проглотит Ельцин. Но это не сделало его счастливее из-за разлагающего иностранного влияния, которое неизбежно должно сопровождать любой союз с таким светским обществом. И каждая глубоко консервативная косточка в его теле была оскорблена, когда командиром военного эскорта мантикорской дипломатической делегации оказалась женщина.
На Грейсоне к женщинам всегда относились лучше, чем фанатичные верующие Масады к их несчастным сестрам. Во многих отношениях они пользовались высокими привилегиями и защитой. Но эта защита и эти привилегии были предоставлены в ущерб их правам. Им было отказано в праве голоса, владении собственностью (за исключением особых обстоятельств), в работе присяжными и — особенно! — в военной службе. Каждый здравомыслящий грейсонский мужчина знал, что женщины слишком драгоценны, слишком нежны и слишком слабы, чтобы выносить тяготы военной дисциплины или подвергаться опасностям военной службы.
Во всяком случае, до тех пор, пока они не встретили Хонор Харрингтон.
По-настоящему замечательной чертой Клинкскейлса, с нежностью подумал Лафолле, было то, что его упрямая, непобедимая, до мозга костей принципиальность не позволила ему остаться в этом здравомыслящем большинстве. И та же самая честность была истинной причиной, по которой протектор Бенджамин назначил Говарда Клинкскейлса регентом землевладения Харрингтон, когда оно было создано после отчаянной защиты Грейсона леди Харрингтон. Бенджамин знал, что Клинкскейлс будет выполнять свои обязанности регента с той же непреклонной честностью, даже несмотря на неизбежное обнаружение им того, что он слишком поощряет многие из тех изменений, за предотвращение которых когда-то боролся бы насмерть. Лафолле с самого начала понял эту часть мышления Бенджамина. Но он не сразу осознал, что протектор также знал, что остальная часть Грейсона знала о той честности и искренности, с которой Клинкскейлс всегда придерживался своих убеждений. Так что если он сможет приспособиться — сможет принять — перемены, которые неизбежно должны преобразить Грейсон, то, возможно, и они тоже смогут.
И Лафолле знал, что бывали моменты, когда Клинкскейлс находил свои новые обязанности столь же неудобными, как, должно быть, и предполагал, когда принимал их на себя.
— Теперь мы знаем дату ее прибытия, — продолжил регент. — Она будет здесь двадцать пятого. Протектор планирует дать ей несколько дней, чтобы она смогла освоиться здесь, в Харрингтоне, но он отправит повестку о ее конфирмации примерно через неделю, после того как у него и преподобного Хэнкса будет время посовещаться. На данный момент, похоже, что это либо двадцать девятое, либо тридцатое. И как только это произойдет, она поймет, что мы действительно имели в виду то, о чем я ей рассказывал. Включая вас.
— Не то чтобы я не знал, что это произойдет, милорд.
— Нет, но вы собираетесь стать первым мужчиной в истории Грейсона, который будет отвечать за личную безопасность женщины-землевладельца, а она, ко всему прочему, иностранка. Это должны быть более чем достаточно... деликатные моменты для вас, скажем так. И ситуацию ни на йоту не облегчает тот факт, что, насколько я могу судить, она до сих пор не до конца осознала, что означает для нее буква закона.
Лафолле кивнул. Клинкскейлс несколько секунд пристально смотрел на него, затем выпрямился в кресле и сложил руки на столе перед собой.
— Хорошо. Я уведомил полковника Хилла, что вы будете официально переведены из охраны землевладения в охрану землевладелицы, как только конклав засвидетельствует ее присягу. Я предоставляю вам возможность уведомить остальных членов вашей команды. И напомните им, что она снова покинет Грейсон не позже, чем через месяц или два.
Лафолле открыл рот, но Клинкскейлс поднял руку, прежде чем он успел заговорить.
— Я знаю, что каждый из них знал, что это произойдет, когда они вызвались добровольцами, Эндрю. Но есть разница между осознанием того, что ждет их где-то впереди, и осознанием того, что это уже не за горами. Нет ничего постыдного в том, что кто-то меняет свое мнение, не дав клятвы верности. Тем более, что некоторые из них, как и вы, ждали этого более трех лет. За это время многое может измениться, в том числе обязательства перед женами и детьми. Все они заслуживают возможности рассказать нам, изменилось ли что-либо из этого для них.
— Я, конечно, передам им это, милорд, — сказал Лафолле через мгновение. — Однако я следил за тем, что происходило в их жизни. И мы тренируемся в качестве отдельного отряда уже почти два года. Вы правы, они заслуживают такой возможности, но я могу сказать вам, что ни один из них не собирается менять свое мнение.
— Уверен, что вы правы. — Клинкскейлс криво улыбнулся. — Это не отменяет нашего обязательства предоставить им такую возможность. И, — его улыбка исчезла, — произошло одно изменение, которое могло повлиять на их мышление.
— Вы имеете в виду капитана Тэнкерсли, милорд?
Клинкскейлс заметил, что пристальный взгляд Лафолле ни на секунду не дрогнул. Не то чтобы он ожидал этого. Майор был до мозга костей предан леди Харрингтон, даже если она об этом еще не подозревала, и замечание регента не стало для него неожиданностью. Связь между землевладением Харрингтон и Мантикорой поддерживалась в обоих направлениях, и леди Харрингтон была скрупулезна в том, чтобы быть в курсе всей своей официальной корреспонденции, однако Клинкскейлс очень рано понял, что его землевладелица не видит причин сообщать ему о каждой мелочи в своей жизни. Не то чтобы многие грейсонцы сочли бы появление любовника у незамужней женщины "небольшим изменением", сухо подумал он. Но поскольку он осознавал возможные последствия, если его застигнет врасплох нечто подобное, он предпринял шаги по созданию дополнительных каналов связи через грейсонское посольство в Лэндинге, которые гарантировали, что он — а через него и майор Лафолле — будут в курсе тех незначительных деталей, о которых она, возможно, не сочла нужным упоминать. И в этом случае...
