Изгнание. Книга 1

— Стип, может быть, мне не стоит так любопытничать, не сердись, пожалуйста, но мне хочется спросить: не помнишь ли ты имени человека, подписавшего ответ на имя этого твоего Ферия? Как его звали? Фарлан, Лингус, Беренгус?

— Погоди, сейчас вспомню, — я сделал вид, что лихорадочно пытаюсь вспомнить то самое имя. Просто тянул время, не зная: стоит ли ее впутывать в конкретные детали всей этой непонятной истории?

— Стип, не пытайся меня обмануть: у тебя глаза забегали, как у человека, собравшегося мне солгать! — неожиданно сказала Золь. — Я вижу по твоим глазам: ты знаешь ответ! Ты боишься меня или боишься за меня? Уверяю тебя, я — не шпионка, — и никто из этих людей не причинит мне вреда!

— Лингус, — ответил я. — Там не было указания его должности, но Ферий, узрев его имя, весь в лице переменился: то ли испугался, то ли обрадовался. Он даже не сразу отправился на Зем: сказался больным, но, очевидно, ему пришло экстренное сообщение на личную почту, потому что он вдруг быстро 'выздоровел', и, на первом попавшемся паршивом грузовом звездолете, сорвался в поездку. Даже пассажирского транспорта ждать не стал: так и полетел вместе с кремами на основе тефианской воды. И не вернулся. Ты знаешь этого человека, Золь? Лингуса?

— Знаю ли я его? По имени — да: видела, что он ест на людях очень мало, но в приватных условиях ведет себя иначе совершенно. Он даже нарушает кодекс креационистов, слишком близко общаясь с доступными женщинами из других сословий: как ты знаешь, церковники имеют право сходиться телами исключительно с дамке из элитариев. Но это — не главное! Интересно другое: почему Ферию ответил именно Лингус, не имеющий никакого отношения к астрономии? Почему именно ему предоставили информацию о сигналах?

— Ты хочешь сказать, что этот Лингус — случайный человек? — не понял я.

— Не совсем 'случайный', Стип: Лингус руководит Особым отделом в Центральной Обсерватории Зема и через него проходит церковное утверждение всех направлений космических исследований.

— Бред какой-то: с чего бы церкви вмешиваться в проблему инопланетных сигналов? Церковь Креатора отнюдь не считает, что Солнце вращается вокруг Зема, и нигде в ее догматах нет утверждения о единичности нашего земного мира. Следовательно, тезис о множественности миров не должен раздражать этого 'особиста', как и сигналы от возможных инопланетян!

— Стип! Одно хочу сказать: если Лингус влез в это дело, — Феерия совершенно точно 'убрали' с дороги. Почему, не знаю! И еще: Стип, миленький, не лезь во все это, — ты такой наивный, не понимаешь жестокости и двуличности бытия Зема, ведь ты не хочешь последовать следом за Ферием?! Чувствую: ты хочешь все разузнать, а потом? Подашь в суд на саму церковь? Это бесполезно, иначе твою мать уведомят о твоей внезапной смерти: ты ведь ее любишь, правда? Послушай, обещай мне: ты ни за что и никогда не пойдешь на приватный разговор с Лингусом, хотя бы это моральное чудовище и согласилось тебя принять! Обещаешь?

Я был удивлен до крайности горячностью Золь, ее неожиданной просьбой. Она впилась мне в шею тонкими, но сильными, почти железными пальчиками, чуть не впустила мне в кожу острые, как ножички, ногти:

— Обещай, или я сейчас сама тебя задушу! Лучше я сама это сделаю, чем злые бессердечные церковники, которые обвинят тебя в несусветных грехах и уничтожат во имя Креатора: ты же такой наивный! Хуже меня даже!

— Золь, — я бережно освободил свою шею от ее яростного захвата, и сделал вид, что не слышал ее последних слов, — а кто такие упомянутые тобой Фарлан и Беренгус? Тоже креационисты?

— Нет, вполне нормальные люди: если бы кто-то из них вызывал на поклон твоего Ферия, ничего бы с ним не случилось. Но скользкий Фарлан в добрых отношениях с Лингусом, он к нему постоянно подлизывается в правильном расчете на протекцию: Фарлан без конца переизбирается в качестве депутата Совета, и негласная помощь Лингуса, за которым стоит институт Церкви, — ему не лишняя. Словом, обычный тщеславный человек, который за своей политикой вскоре позабудет названия основных созвездий, видимых с Зема. А полагаться на него нельзя! И разговаривать по душам, — тоже! Что касается Беренгуса, — он замечательный! Именно он учил меня наблюдать за картиной звездного неба, причем, если вначале его просила об этом моя мать, то со временем он перестал думать о всякой выгоде, которую он может извлечь из наших уроков: он — увлеченный своим делом человек, которому льстит подлинное внимание к его звездной епархии. Но с ним нельзя быть до конца откровенным: Беренгус — не сексот, не подлец, но он добр и наивен...

— Почти как? — засмеялся Стип, вспоминая меткие характеристики, которые Грациоза давала самому Стипу. — Немного придурковат, то есть?

— Я этого не сказала! — возразила со смехом Золь и кинулась вновь целовать своего звездного 'медвежонка' с яростной нежностью. — Какие у тебя ресницы длинные, рыжие, пушистые!... Будь осторожен, милый! Я уже поняла, что ты упрям невероятно, и тебя не остановит моя просьба: кто я для тебя, — случайная девчонка из соседнего номера...

Мы вновь слились в безумной безоглядной страсти. Я даже забыл совсем о прочих вещах: о том, что меня завтра ждет совещание, что я обещал навестить Фестина в его новой 'берлоге', что впереди меня ждет собственное расследование мотивов убийства миролюбивого, фанатично увлеченного небом скептика Ферия, — все забылось в поцелуях и объятиях.

Хотелось бы продолжить неожиданное знакомство. Не на день, не на два, надолго, или на всю жизнь. Попробовать помочь маленькой непутевой сорвиголове, которой явно не везет там, где она живет. И с кем она живёт?

Элитария просто не сможет жить с мужчиной другого сословия, — это не запрещено законом, но вся её жизнь с простолюдином превратится в кошмар обиды и непонимания. Разве он станет слушать её речи о других мирах? Разве ему интересно, подобно мне, встречать ее искрящийся любознательностью оживленный взор? Да никогда! Большинству ординариев нужны лишь извращенные плотские утехи, трехразовое свежее питание, да чтобы женщина умела быть незаметной. Читал о земных нравах...

Завтра утром никуда не отпущу её от себя, пока не заставлю мне всё рассказать. В крайнем случае, запру в своем номере: в нем ей будет лучше, чем с неизвестным грубияном, который ее истязает! Наверно, с её матерью что-то случилось, и бедная девочка осталась совсем одна. Похоже, мы с ней стали почти близкими людьми...

Но она многое скрывает. Например, интригующий интерес Золь к далекому миру звезды Эпсилон Тукана мне кажется не случайным: слишком большую горячность она проявила в расспросах о зарегистрированных мною электромагнитных сигналах, слишком дотошно выспрашивала.

Утром я буду знать всё, — достаточно проявить море нежности, и девочка становится доверчивой и мягкой, как глина... Она спит или притворяется?...

Я обнял Золь, крепко и бережно прижал к себе, погрузился в крепкий спокойный сон. Так славно не спал с самого приезда в метрополию Зема. Малышка подарила мне душевный покой и несказанную радость...

Открыв глаза утром, хозяйки номера рядом не обнаружил. Оказалось, она была в ванной комнате. Заглянул туда, — под журчащими струями воды, низвергавшейся из-под потолка в режиме "водопад", Золь стояла совершенно голой и пела что-то детское во всё горло. Присоединился к ней, — она не противилась. В спальню вернулись вместе и всё повторилось. Заказал завтрак в номер Золь, — простой и традиционный: вареные яйца, бутерброды с икрой сига и осетра, чтобы сравнить, и кофе со сливками. Здоровая, калорийная, натуральная пища. Золь ела с аппетитом, не прикрываясь ссылкой на диеты. По-видимому, её организм еще находится в фазе роста...

В двенадцатом часу дня вспомнил: в двенадцать назначено важное совещание региональных представителей Космобанка, съехавшихся на Конгресс и "курсы повышения квалификации", или "мастер-классы" на местном жаргоне. Я почти опаздывал. Сказал об этом Золь, — она расстроилась, но виду не показала. Сказала:

— Буду ждать тебя до трёх. Потом мне нужно будет отлучиться. Успеешь?

Обещал успеть. Не представляю, куда она может деться, если заселилась в номер лишь вчера вечером? Если только в Хранилище, — вернуть раритет, взятие которого "на дом", наверняка, обошлось дорого. Вот зачем ей понадобился именно этот "Атлас"? Возможно, он содержит устаревшие сведения... Или более точные? В своем номере запирать ее не стал: что я, совсем дикарь необузданный, что ли?

На всякий случай, продиктовал ей номер внешнего коннекта. Если что, — всегда отвечу, — внешний коннект вмонтирован в мои наручные часы со светящимся циферблатом. Золотые стрелки бегают над фиолетовым чароитом без устали...

Убежал, оставив Золь в постели, — с рыже-золотистой гривой спутанных волос, прикрывавшей прекрасное стройное тело, с серыми печальными глазами, — показалось: она хочет заплакать, но сдерживается... Неужели она в меня влюбилась? Это было бы чудесно: привёз бы я матери сноху-красавицу, увлеченную астрономией, — мать была бы счастлива такой моей избраннице, — с которой есть о чём поговорить...Размечтался...

Совещание несколько затянулось. По всей видимости, вице-председатель Совета директоров Космобанка не рассчитал заранее продолжительности своей речи, — ему не с руки было репетировать заранее...

Почти уснул от бюрократических пустых речей. Думаю, плутократия и бюрократия — неистребимы до тех пор, пока живо само человечество...

После окончания совещания заказал быстрый манг, — не просто изящную мангану, но быстроходный манг, — самое дорогое такси в Оппидуме. За несколько минут со свистом домчались до гостиницы. Залетел в двери стремительно, на автопилоте, бегом взбежал по высокой лестнице, — надеюсь, аппаратура успела просветить мой костюм на предмет отсутствия оружия и запрещённых предметов или веществ.

Администратор, другая живая женщина, — не та, что была вчера, — окликнула меня на входе. В удивлении подошел к ней. Что она может сообщить? Служащая вручила мне запечатанный конверт из "живой" бумаги. В нем обнаружилось письмо Золь. Оказывается, я опоздал...

"Прости, милый, что не дождалась тебя! Мой номер был арендован лишь на двенадцать часов, — они истекли в три часа дня. Я должна уйти. Знаю: ты хотел бы видеть меня снова, но это невозможно. Прости, что не оставляю своих координат, — у меня нет постоянной регистрации, моя жизнь — это дорога... пожалуйста, не пытайся наводить обо мне справок, — это бесполезно и может быть опасным для тебя. Если возникнет экстренная ситуация, — я найду тебя в течение ближайшего месяца: мне сказала администратор в фойе, что твой номер оплачен на месяц вперёд, — значит, ты еще целый месяц будешь в метрополии! Целую тебя!

Спасибо: ты подарил мне веру в радость таинства любви. Мне было хорошо с тобой. Я должна уйти: ты можешь пострадать из-за меня. Будь счастлив. И, пожалуйста, забудь об авантюре с поиском мотивов, приведших к смерти Ф.

Любящая тебя Золь".

И всё. Никаких адресов, номеров коннекта, указания города или района, — ничего. Одни слова. И все-таки: она в меня влюбилась, судя по письму! Зачем я, глупец, не запер ее в своем номере? Никуда бы она от меня не делась! Где теперь искать мою красавицу?

Уверен, Золь тоже почувствовала непреодолимое влечение ко мне, — такую страсть не разыграешь: ее тело звучало под моими руками, ее глаза отвечали на каждый мой взгляд!... Зачем, глупец, я только пошел на это проклятое никчемное совещание? Вот Фестин там не появился!

Глава 6. Стип

Я остался один. Вновь. Пытаясь понять, что не так в метрополии нашей, или, может, проблема таится во мне? Эпизод каждый в жизни мне важен...

Я её полюбил за прошедшую ночь? Но такая поспешность — нелепа... Кем была её мать, чью прекрасную дочь я пустил в свою душу столь слепо?

Похоже, старый тефианский "медведь" Стип начал слагать стихи от активизации химических элементов в крови... Никогда прежде со мной подобного не случалось. Грациоза была бы чрезвычайно довольна: мать извечно обвиняла меня в отсутствии романтизма, нелюбви к литературе и искусству. Лишь пейзажи Тефии я неплохо рисую акварелью...

Оставшись один, без Золь, я почувствовал себя тем, кого латиняне называли purus idiota, — круглым дураком...

Похоже, это и есть стресс: неожиданно остаться в одиночестве, когда несколько часов подряд строишь планы веселого препровождения времени. Во мне сложилось впечатление, что и Она неравнодушна ко мне. Однако, она ушла, оставив лишь записку, маленькую, категоричную, пусть ласковую.

Но зачем оставлять записку, если человек не интересует? Она хотела написать мне, хотела остаться со мной, я уверен, но у неё — проблемы такого рода, что ей стыдно упомянуть о них. Или она отчаянно боится? Почему бы мне не попытаться разыскать свою случайную возлюбленную: вдруг ей понадобится моя помощь? Не верю, что она сама обратится с просьбой: элитарии — гордое сословие современной знати, а Золь — аристократка в душе.

Но что я знаю о ней? Имя и возраст. Что это даёт?

Можно навести справки об обладательницах этого имени, — лишь бы её однофамилиц и ровесниц не оказалось слишком много. Она непременно где-то зарегистрирована, — не бывает людей без адреса. Золь не схожа с нищей скиталицей, ночующей то под кустом, то в самой дорогой гостинице мира.

Если мне удастся раздобыть адрес, — я пойду в её дом, туда, где её подвергают унижениям, и немедленно заберу оттуда. Полагаю, она не станет сопротивляться моему вмешательству. Просто ей было стыдно жаловаться на близких людей, — объяснение кроется в этом, полагаю.

Бережно свернул крошечной трубочкой "живую" бумагу записки, написанной "живыми" чернилами, — надеюсь, они не выцветут через пару часов, — на Земе в моде выцветающие чернила и подобная ерунда...

Спрятал трубочку во внутренний карман рубашки традиционного стиля, — такие носили в начале далекого ХХ века, — туда, где уже лежали две волосинки Золь, рыжая и белая, — они намотались на пуговицы моего шелкового ночного халата.

Обратился к администратору с просьбой подсказать адрес ближайшего информационного центра, где можно получить адрес любого человека или организации. Был бы у меня внутренний коннект, — такой проблемы бы не возникло, но по внешнему коннекту подобную информацию получить невозможно. Таковы правила. Зато я чувствую себя гораздо более свободным без контрольного чипа за ухом!

— Ближайшее нунциацио — совсем рядом, за парком, что в пятисот метрах от гостиницы. Пройдете по парковым аллеям, — или проедете на биоленте через парк, и Вы — на месте. Уделите внимание красотам парка! Там сейчас столько всего! — администратор просто расцвела, отвечая мне, засветилась улыбкой. Явно не прочь познакомиться ближе... Но в глазах — огонь меркантильной кровожадной хищницы, — не наблюдателя.

Поблагодарил вежливо, отводя взгляд от бегающих глазок девицы. Вышел через тяжеленную дубовую дверь с доводчиком. В дверях здесь не стоят фотоэлементы, — все живое и подлинное...

Еще перед входом в парк развлечений, — небольшой, локального значения, — наткнулся на звуковую дорожку кричащей рекламы, и не знал по наивности, как её отключить... Монотонный голос выкрикивал, словно из-под земли: