| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Однако именно благодаря той стычке он и Хоро оказались теперь связаны. И определить цену подобных связей просто невозможно. Во всяком случае, поднимаясь на ноги, он подумал, что его рана — весьма небольшая цена за эту связь.
В одном из углов комнаты стояло четыре ящика с яблоками. Если верить счету, который к ним прилагался, там было всего 120 плодов. Пока что Хоро слопала 39. При всей ее любви к яблокам — все шло к тому, что они испортятся до того, как она с ними разделается.
— Похоже, ты страшно раздосадована.
— Совершенно нет.
— Правда?
Гигантская волчица в теле девушки, присматривавшая за пшеничными полями на протяжении многих человеческих жизней, под градом настойчивых вопросов Лоуренса отвернулась, как ребенок. Мгновением позже и уши ее поникли.
— Правда... что меня от них уже воротит.
Лоуренсу хватило мудрости не рассмеяться (что спасло его от гнева Хоро), и он просто согласился.
— О да, даже если ты их обожаешь, рано или поздно такое должно было случиться.
— И все равно.
— Хмм?
— Я их все съем.
Эти слова она произнесла решительно, глядя на него глазами, в которых, как ни странно, не было ни следа гнева. Внезапная смена ее настроения смутила Лоуренса, но лишь на миг. Да, она купила 120 яблок на его деньги и без его разрешения. От такого количества не так-то просто отмахнуться, да и сумма была немалая; однако эту покупку она сделала не из пустого каприза.
Ситуация была несколько вывернутая, но Хоро была вынуждена полагаться на деньги Лоуренса для достижения каких бы то ни было удобств во время их путешествия. Она очень устала от своей жизни в роли богини урожая и потому попросила Лоуренса отвезти ее на родину. Так началось их странствие; однако, чтобы истории этого мира продолжались, требовалось нечто большее, чем начальный толчок.
Поэтому Лоуренс не сердился по поводу яблок. Вообще-то Хоро купила не только яблоки, но и кое-какую довольно роскошную одежду. И все же, хотя Лоуренс сам был не против, чтобы она это сделала, он мог посмотреть на произошедшее ее глазами: она чувствовала себя виноватой, что нарушила их договор.
Лоуренс не был странствующим аристократом; он был торговцем, изо дня в день зарабатывающим себе на жизнь. Конечно же, Хоро это понимала, особенно с учетом ее присвоенного самой себе титула "Мудрой волчицы".
Однако она, помимо прочего, любила и повеселиться.
— Все нормально, не нужно так упрямиться.
Он взял в руку яблоко и продолжил.
— Конечно, ты устанешь, если будешь есть их все одинаково; однако яблоки можно есть множеством способов.
Лоуренс усмехнулся и кинул яблоко Хоро. Та поймала его и тут же впилась зубами.
— И что бы это могло быть?
— Ну, для начала, их можно испечь.
Хоро вынула яблоко изо рта и принялась внимательно рассматривать. Потом мрачно взглянула на Лоуренса.
— Тебе надо научиться шутить смешнее.
— Разве эти твои замечательные уши не умеют различать ложь?
Хоро дернула упомянутыми ушами и недовольным тоном сказала:
— Не могу себе представить. Печь яблоки?
— Да, но только их не насаживают на вертел и не суют в огонь; их кладут в печь, как хлеб.
— Хм.
Возможно, объяснить это словами было за пределами его возможностей. Хоро продолжала жевать, вытянув шею и обдумывая услышанное.
— Значит, яблочный пирог ты тоже никогда не пробовала?
Она покачала головой.
— В общем, это трудно описать словами. Когда яблоки испекутся, они становятся мягкие. Как бы это пояснить... как если бы они сгнили.
— Хмм.
— Но печеные яблоки вкусные, не как гнилые. Сырые яблоки хорошо утоляют жажду, а печеные такие сладкие, что сами вызывают жажду.
— Хмм...
Хоро изо всех сил старалась сохранить непроницаемое лицо, но виляющий хвост выдавал ее с головой. Она была достаточно искусна в обращении со словами, чтобы постоянно делать из Лоуренса дурака, но еда была ее слабостью. Ей даже слов не надо было произносить: уши и хвост говорили всю правду.
— Хмм... конечно, яблоки хороши тем, что их можно приготовить как хочешь и не испортить при этом. Но любой утомится, если будет есть одни лишь сладости, верно?
Хвост Хоро застыл.
— Итак, что ты предпочитаешь? Мясо? Или соленую рыбу?
Ее ответ прозвучал едва ли не раньше, чем Лоуренс закончил вопрос.
— Мясо!!!
— Тогда на ужин —
Не успел он произнести фразу до конца, как Хоро выпрыгнула из кровати и натянула свой балахон. Затем взглянула ему в глаза.
— О, хочешь идти прямо сейчас?
— А ты как думал?
Его поражало, где в своем животе она умудряется размещать такое огромное количество яблок; но, в конце концов, ее истинным обликом была гигантская волчица, способная проглотить его целиком. Лоуренс не мог объяснить себе, как, но, может, ее живот оставался того же размера и когда она перекидывалась в человека.
— Но сможешь ли ты потом снова есть эти яблоки?
— Не бойся, твои слова вернули мне уверенность.
Вскоре ее пояс уже был завязан вокруг балахона, и она была готова. Для ужина было еще рановато, но Лоуренс отказался от идеи сопротивляться. Переубедить ее было бы невероятно трудно.
— Что ж, хорошо. У меня все равно есть дела в городе, так что идем.
— Мм.
Даже когда она не улыбалась такой солнечной улыбкой, как сейчас, ее было трудно убедить. Несомненно, такая улыбка хорошо шла ее юному, девичьему облику. Лоуренс покинул родной дом в возрасте восемнадцати лет, и было это семь лет назад. Улыбка Хоро разрывала все его барьеры.
Хоро развернулась и направилась к двери. Лоуренсу казалось, что ее улыбка подсластила воздух комнаты, словно яблочный аромат. Но если Хоро об этом узнает, он опять окажется мишенью для ее шуточек, поэтому он кашлянул, чтобы скрыть смущение, и поднялся на ноги. Он собирался двинуться за Хоро, но вынужден был остановиться, когда она, открыв дверь, с любопытством повернулась к нему.
— Пожалуй, будет мудро, если мои сладкие улыбки останутся редким угощением.
Возможно, она была просто счастлива, что скоро ей представится возможность еще что-нибудь съесть, но ее шутливое настроение разыгралось в полную силу. Выходя следом за ней из комнаты, Лоуренс ответил:
— Зато твои соленые и масленые улыбки совершенно несъедобны.
— А тебе хотелось бы узнать, вкусна ли остальная я?
Он мог лишь пожать плечами, показывая, что сдается. Хоро захихикала.
Паттио, маленький городок на реке Трод, всегда кипел жизнью. И дело не в каких-то празднествах или военных шествиях — просто здесь всегда было много народу: селяне, торговцы со своими товарами, мальчишки, посланные хозяевами по каким-то поручениям.
Одних лишь монахов не видно было среди толпы, но это и понятно, ведь Паттио было в первую очередь городом рынков. Однако улицы были повсюду, и люди ходили вплотную друг к другу, и в этом оживленном бурлении даже такое редкое зрелище, как монахиня, можно было легко пропустить.
— Ты настоящая монахиня, с какой стороны ни взгляни.
— Хмм? — пробормотала Хоро, не переставая жевать, и отвернулась. Несмотря на то, что она уже сожрала столько яблок, едва увидев, что с лотка продают изюм, она кинула на Лоуренса умоляющий взгляд.
— Ну, если не считать того, сколько ты ешь.
— Хмм. Когда я одеваюсь монахиней, это разве неудобно?
Лоуренс мог лишь улыбнуться — с такой легкостью она пропустила мимо ушей его подковырку.
— Нет, поскольку мы вместе путешествуем, это весьма удобно.
— Мм. Простой кусок ткани, а все становится по-другому. Люди — очень странные существа.
— Ну, а ты подумай, как свободно мог бы передвигаться волк, если бы надел овечью шкуру.
Поразмыслив над этим секунду, Хоро радостно улыбнулась.
— Если бы я надела шкуру кролика, ты бы угодил в мою ловушку наверное.
— Думаю, придется мне на всякий случай носить при себе яблоки.
Лоуренс улыбнулся, глядя, как Хоро нарочито набивает рот изюмом. Разговаривать с ней или даже просто шептать что-то себе под нос — никогда ему не было так радостно, как сейчас. Особенно если их беседа вязалась так легко и весело.
— Однако это одеяние таит в себе и некоторые неудобства. Для тебя.
— Хмм?
Его серьезный тон, похоже, насторожил Хоро; та подняла на него глаза.
— Монахини не могут пить на глазах у других. Даже если трактир не откажется тебя обслужить, их будут презирать за это.
— А. Это как пить на мосту, который вот-вот рухнет, да?
Лоуренс решил, что это интересная фигура речи.
— Что еще серьезнее, в разных городах к тебе может быть разное отношение. Особенно на севере — там одеяние монахини может принести неприятности.
— Тогда что нам делать?
— Все будет в порядке, когда я найду для тебя одежду горожанки.
Хоро радостно кивнула и отправила себе в рот остатки изюма.
— Давай тогда купим ее до ужина. Мысль о том, что после еды придется еще работать, вредна для аппетита.
— Рад, что ты думаешь так же, как я. Я думал, убедить тебя будет сложнее.
— Ты серьезно думал, что я потребую в первую очередь еду? Ты считаешь, еда меня так манит?
Лоуренс вместо ответа лишь пожал плечами. Хоро со скучающим видом облизала пальцы.
— Ну, раз уж ты так обо мне заботишься, я противиться не буду.
Эти слова Хоро произнесла мягким тоном, глядя в сторону от Лоуренса, куда-то вперед. Потом улыбнулась и вздохнула.
— Это всего лишь одежда. Столь изощренные причины вовсе не требуются. Ты вообще замечаешь, как много ты суетишься?
Рука Лоуренса взлетела и прикрыла рот. Не от удивления и не в попытке приглушить звук — просто он смутился.
— Однако твою суету вокруг меня я принимаю. В конце концов, нас ждет очень холодная зима.
— Надеюсь, ты тоже не против вокруг меня посуетиться.
Хоро весело посмотрела на Лоренса и взяла его руку в свою. Да, она тоже о нем беспокоилась, но, будучи мужчиной, Лоуренс чувствовал себя неловко, когда все время заботятся о нем. Однако Мудрая волчица мгновенно заметила этот слабый намек на сопротивление. Он был просто-напросто слишком молод, чтобы выдерживать ее атаки.
— Угг... такие холодные руки. Они у тебя мерзнут.
Разумеется, Лоуренс ни на секунду ей не поверил. Но торговцы знают, как надо лгать, чтобы выиграть в сделке.
— Да, мерзнут.
— Мм.
Они оба лгали, но лишь потому, что смущались быть честными друг перед другом. Посреди этой запруженной улицы они хранили правду в секрете. Это придавало уверенности, как воспоминание о его первой удачной сделке, о первом разе, когда он взял в руки монету с профилем королевы с лавровым венком на голове.
— Эээ...
Он вернулся к реальности, едва у него в голове всплыло слово "монета".
— Что такое?
— У меня нет денег...
Хоро была явно потрясена. Ее глаза уставились на него изумленно и презрительно. В этом отношении она была в точности как любая городская девушка. Если он не может приобрести то, что хочет городская девушка, она становится упрямее любого торговца. Это он тоже вынес из своей семилетней карьеры.
— Нет, не совсем так. Это не то, что я разорился.
— Мм?
— Я имел в виду, что у меня нет мелких денег.
Он потянулся в кошель; это движение снова напомнило ему о раненой руке.
— Видишь? Это все, что у меня есть.
Лоуренс показал ей содержимое кошеля.
— Большое заменяет малое. Значит, деньги у тебя есть.
— Но ты не будешь свежевать зайчонка тесаком. Помнишь, что я тебе сказал, когда дал монетку на хлеб?
— Мм, про золотые монеты.
— Ими не расплатишься. Я даже представить себе не могу, как рассердится владелец маленькой лавочки, если ему заплатить золотой монетой.
— Мм. Однако, ты.
Когда Лоуренс убрал кошель, Хоро спросила:
— Скажи, золотые монеты вправду такие ценные?
— Хмм? Ну разумеется. Скажем, золотой Румион в моем кошеле стоит столько же, сколько тридцать пять монет Тренни. Если вспомнить, что одной серебряной монетки хватит на жилье и еду на неделю... ну, дальше ты и сама понимаешь.
— Да, впечатляет... но я все равно не пойму, почему из-за этого надо так волноваться.
Лоуренс ожидал, что она скажет что-то подобное.
— Одежда ведь — совсем не то, что яблоки. Она стоит одну-две золотых монеты, да? В лавке мне сказали, что одежда стоит пару золотых.
Лоуренсу доводилось слышать, что на дома аристократов иногда нападают из-за столь небрежно брошенных слов. Он улыбнулся, чтобы показать, что слова Хоро не были для него неожиданностью.
— Но там говорили не про обычную одежду. Если бы одежда вся была такая дорогая, всем в городе пришлось бы ходить нагишом.
Когда Лоуренс увидел счет за одежду Хоро, он подумал, что лавочник, продавший ее, усомнился, что она и впрямь сможет себе ее позволить. В конце концов, там ведь никого не было, кто мог бы ему подтвердить, что она способна расплатиться. И все же она купила два балахона и шелковый пояс. Возможно, он заподозрил, что она хочет обмануть его своей красивой внешностью и заставить думать, что она из женского монастыря, управляемого каким-то аристократом.
— Значит, они на самом деле дорогие?
Она с недоверием уставилась на свое одеяние. Лоуренс удивился, что она сама не смогла это определить.
— Да, поэтому мы должны купить тебе что-то нормальное.
Она подняла голову и улыбнулась.
— Я Мудрая волчица из Йойтсу. Ходить в дешевой одежде — недостойно меня.
— Истинная красота затмевает внешний лоск.
Это заставило Хоро замолчать. Она легонько хлопнула себя левой рукой по правой, точно ребенок, ругающий самого себя.
— Но это значит, что придется менять...
Он "подвесил" концовку фразы и задумался. Ситуация была не очень хорошая; он вздохнул. Размен золотых и серебряных монет означал необходимость дополнительно платить; да и вообще ему не хотелось расставаться с золотой монетой. Ходила шутка про торговцев, усердно трудящихся из-за влюбленности в золотые монеты, но сам Лоуренс не понимал, почему вообще это считают шуткой.
Положение было непростое. Следовало найти менялу, которому можно доверять. Незнакомец может попытаться обмануть или, к примеру, увильнуть от уплаты налога. В подобном случае Лоуренсу никак не доказать своей невиновности, так что ему необходимо найти кого-то, кого он уже знал и на кого мог бы положиться.
Разумеется, у Лоуренса был друг среди менял, так что здесь проблем не было. Проблема была в том, что этот самый друг влюбился в Хоро с первого взгляда. А Хоро с удовольствием сыграла роль застенчивой девы. От их радостных заигрываний в Лоуренсе разгорелся огонь ревности.
— О, значит, к меняле? Хе-хе.
Хоро опять была на шаг впереди. Прочтя его мысли, она улыбнулась злодейской улыбкой.
— Ладно, идем, идем. А то у меня в горле пересохло.
Она схватила его за руку и потащила на шумную улицу. Лоуренс снова вздохнул — глубже, чем при самых тяжелых переговорах. Мысленно он проклял злобную натуру обладательницы этой мягкой ручки.
— Сегодня за Румион тридцать четыре Тренни.
— А плата за размен?
— Один серебряк Лютера или тридцать медяков Трие.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
