Царь без царства

Теперь настал черед посланницы бросить на спутника быстрый взгляд. Тот застыл в седле и слегка повернул голову, словно прислушиваясь.

— Узурпатор заявил, что погромщиков наняла ложа торговцев, — наконец, продолжил он. — Мой предшественник бил себя в грудь, твердил, что торговцы не при чем... лучезарный бросил дюжину купцов в застенки и отобрал имущество у многих других, по всей стране.

Несколько шагов они проехали в молчании.

— Вы тоже чувствуете? — наконец спросила женщина.

Посол едва заметно пожал плечами.

— Я не слепой и не глупец, Зено. Слишком тихо... Эта тишина беременна, рано или поздно она разродится кровью. Не сегодня, конечно. Но скоро.

— Я с утра была в торговом доме Шуба́т. Мне намекали, что Нагаду представляет очаровательная госпожа! А Высокий город выгадает, если... — она процитировала: — если наследник дома станет относиться к нашим интересам не как к предприятию, а как к своим, семейным интересам.

Зено невольно улыбнулась, вспомнив велеречивого секретаря. Тот говорил и кончиками пальцев поглаживал вышивку на животе, словно предвкушая прибыли — однако посол лишь покачал головой.

— Ты торговый представитель, Зено, — сказал он. — Купцы первые заинтересованы в хорошей сделке. В остальном же... дела у советников не очень. Хуже даже, чем у Азаса. Слишком много нищих и обездоленных, — он вновь покачал головой. — Людям нечего есть, Зено. А когда нечего есть — толпа жаждет крови.

Что это, один из приступов фатализма, которыми прославился посол? Молчание столицы было и впрямь недобрым. Зено повела плечами, прогоняя пробежавший по спине холодок.

— Вы говорите, как будто ждете беспорядков.

— Слишком много нищих и обездоленных, — повторил Ксад. — Беспорядки будут. Или думаешь, нас обойдут стороной? Советники обернут недовольство против старого врага или толпа захочет нашей крови. Высокий город и Царство слишком долго воевали.

— Вы... вы уже думали на этот счет?

— Что-то думал, — неохотно протянул посол. — Да, после церемонии нужно поговорить. Но сначала храм. Позаботимся о небесном, а потом уж о земном.

В старом лисе было столько же набожности, сколько в базарном гадальщике, но большего из него не вытянешь, а потому оставалось ждать. Они миновали мост над каналом, в котором тихо плескалась черная вода. В нескольких кварталах отсюда их соотечественники пускали по течению маленькие фонарики, и теперь огоньки скользили прочь. 'Как неприкаянные души', — отчего-то подумалось Зено.

Храм Темераса в квартале иноземцев прятался в улочке столь тесной, что здесь едва могли разъехаться два конника, а со стороны он мало отличался от доходного дома. Лишь дверные косяки в виде фигур с бесстрастными лицами говорили, что это не вполне обычное здание.

И все же они не готовили к тому, что ждало внутри.

Воздух здесь пах пряностями, и кедром, и еще — тем неведомым снадобьем, тем домашним запахом, которым всегда благоухает дом Господина Сил. Бледные звезды и полумесяц, небесные змеи и фигуры созвездий мерцали в свете лампад, выложенные стеклом на потолке. Зено прибыла в столицу прошлым летом, чуть меньше года назад, и не застала главный праздник Нагады на чужбине — а потому с любопытством разглядывала храм. И потому же обратила внимание на жреца лишь когда тот заговорил.

— Посол Ксад И́мнес, — священник поклонился. — Представитель Яннис. Представитель Эвно́м.

Он кланялся и кланялся, каждому в отдельности. Головной убор жреца украшали шипы из красного дерева, с которых свисали серебряные колокольчики, каждый поклон сопровождался мелодичным звоном.

— Прошу вас. Для церемонии все уже готово.

Жрец повел их за собой, подметая темные гранитные плиты подолом рясы. В Нагаде, где почти все в правящем Светлом собрании маги, к богам всегда относились проще: скорее с пониманием, чем с почитанием. Нагади приходят в храмы, приносят небольшие дары и разговаривают, советуются со священниками — вместо пышных церемоний и простираний ниц. Зено не сомневалась, что в другой день здесь бы толклись люди, а перед статуями лежали груды цветов, самого дешевого подношения.

Но не сегодня. Ночь Темераса — время единственного обряда, прошедшего через века, из темной суеверной древности.

Когда священник раздвинул шелковые занавеси, Зено выдохнула. Ей не доводилось бывать во внутреннем чертоге храма — в Нагаде ее считали птицей не того полета — но в квартале иноземцев она не ожидала увидеть подобное. Круглый зал был облицован красным мрамором, камнем редким и безумно дорогим. На постаменте в центре высился символ Господина Сил, языки пламени — из мягкого и чистого розового золота. Вокруг горел и настоящий огонь, сполохи плясали по стенам, так что казалось, драгоценное пламя и впрямь зажило собственной жизнью.

Небесные владыки! Зено представила, как смотрелось бы золото на ее груди. Да, секретарь торгового дома задохнулся бы от такой роскоши. Посол со спутниками уже рассаживались на низкие скамьи. Ксад недвусмысленно похлопал по подушке справа от себя.

— Как тебе? — стоило Зено занять место, посол склонился к ее уху. — Храм понемногу украшали десять лет. На пожертвования богатых земляков.

— Впечатляет... нет, захватывает дух, — честно призналась посланница. Мгновение поколебавшись, ведь Ксад наверняка был одним из дарителей, она спросила: — А вы не боитесь? Такая роскошь и в такое время...

— Не сейчас, Зено! — резко оборвал ее посол.

Жрец и вправду был слишком близко, а служки уже несли кратер с изящными ручками и бронзовый поднос с волнистым, как язык пламени, клинком.

— Господин Сил, душа, что ты вложил сюда, чиста! — нараспев начал священник. — Ты создал ее, ты дал ей форму, вдохнул в немые до поры уста. Прими частицу той души, позволь нам созерцать прекрасный лик...

Посол протянул руку, один из юношей провел клинком посередине ладони, а другой подставил кратер, позволив крови стечь в вино.

— Господин Сил, душа, что ты вложил сюда, чиста...

Короткий порез — и пара капель крови упала вслед за посольской. Чудны дела ваши, небесные владыки! Дома, в Высоком городе, старший жрец собирал родовитых чародеев, чья кровь была бы кровью самой Нагады. Испив смешанное с ней вино, он делал предсказание и нарекал следующий год согласно тому, что напророчил. Верней, так было, пока Нагада оставалась городом-государством. Зено прежде не задумывалась, как проводят церемонию в маленьких гаванях и анклавах вдоль побережья Внутреннего моря. Но дома было так, и Зено не могла помыслить, что ее кровь станет кровью города, слишком коротка ее родословная. Однако здесь... женщина пробежалась взглядом по лицам. Пе́лий из купеческой семьи, Эвном военный. Да, кроме посла, она и впрямь была здесь самой благородной.

Ну хорошо, а дальше? Жрец будет делать предсказание, даст году имя? Ведь в эти же часы в Высоком городе уже нарекают грядущий год. И как быть с тем, что все они лишены Дара? В обряде было что-то от древней магии крови, еще тех лет, когда на Благодатных берегах не слышали о Царстве. Очень похоже на то... но узурпатор не разорвал сношения с Нагадой только с условием, что иноземные маги больше не ступят на земли Царства. Все в посольстве были простыми смертными. Жрец не может этого не знать.

Она думала так, а священник меж тем закончил обход и опустился на подушки у огня. Колокольцы на головном уборе звякнули, когда он коснулся пола лбом.

— Воля Господина Сил — закон для праведных...

Пелий, полный краснолицый человек, ведавший переписью земляков, закашлялся. Тот, что сидел подле него, поднес ладонь к лицу и лизнул ранку, в его глазах читалась скука.

— Он есть податель благ и счастье верных...

Зено недовольно поджала губы. Да, ритуал стал церемонией, для многих обыденной, но она все видела впервые. Скрип скамеек и шепотки раздражали. Пелий поднял руку, видно собираясь опять закашляться — когда священник выгнулся дугой, запрокинув к потолку лицо.

— Вестник! — захрипел он, дыхание его клокотало в горле, словно жрец подавился кровавым вином. — Вестник-вестник-вестник-вестник...

Он повторял снова и снова, на все лады. Но разве не должно пророчество... О боги! Вот и Пелий перестал кашлять, а посол подался вперед — и в этот миг жрец вновь согнулся пополам, ударившись лбом о мраморные плиты.

— Темно и пустынно в утробе небес, — голос звучал глухо, а колокольцы всхлипывали, когда плечи жреца сотрясались в сухих рыданиях. — Города, чтившие тебя, сделались пустынею, опустошены святыни. Сухи ручьи, на которых отцы наши восхваляли тебя...

Посол вскочил, но один из служек встал у него на пути. Всего лишь юноша, Зено была уверена, что аристократ, не глядя, отбросит мальчишку прочь. Однако посол остановился, словно перед ним был не молодой послушник, а воин.

— Вы что, не видите, что ему плохо? — воскликнул Ксад.

— Не больше, чем другим жрецам.

— Вестник! — прервал их вопль священника. Тот вновь распрямился и теперь не отрывал завороженного взгляда от пламени. Из-под волос по лбу сочилась струйка крови. — Благословен будь грядущий во славу прекрасного! Темно и пусто в утробе небес...

Теперь повскакивали все, и Зено пришлось последовать примеру, чтобы не потерять жреца из виду. Обхватив себя руками, тот раскачивался из стороны в сторону, на губах его пузырилась розовая слюна — видно, священник прокусил язык. Но разобрать слова не было никакой возможности. Речь его тонула в гаме: за перепалкой посла со служкой, за дюжинами голосов, которые одновременно возмущались, спрашивали, поясняли.

— Да помолчите же! — воскликнула Зено, но ее никто не слышал, а возглас влился в общий гомон.

Поняв, что так она ничего не добьется, посланница стала проталкиваться к жрецу — непростое дело, учитывая, что этим вдруг занялись все собравшиеся. Работая локтями, как заправская уличная торговка, она добралась до Ксада, так что служка расставил руки, преграждая дорогу и ей тоже.

— Это богохульство! — в глазах юноши светилось отчаяние, но в этот миг его напарник подал голос:

— По-моему, закончилось.

Служка обернулся, и Зено увидела, что жрец обмяк на руках помощника, лицо его заострилось, на мгновение ей почудилось, будто священник мертв.

— Яйца Шеххана! — выругался посол. Совсем как подданный Царя Царей.

Однако до него уже никому не было дела. Бережно, точно сын — измученного болезнью отца, юноша поднял жреца на руки и, прижав к груди, понес прочь.

Темно и пустынно в утробе небес... женщина не поручилась бы, что запомнила в точности. Будь под рукой библиотека, она бы полистала писания Темераса, но чего в посольстве не водилось, так это храмовых свитков.

Зено обняла себя за плечи. Время близилось к полудню, необычно жаркому даже по меркам Царства — но женщину била дрожь: оттого ли, что она так и не спала, или от недобрых предчувствий. Ночь оказалась богатой на пророчества: сперва сулящий беспорядки посол, а затем и жрец.

Запретив себе вспоминать залитое кровью лицо, Зено подошла к окну.

Она прожила в столице всего год, под горячим солнцем, обжигающим шумные городские улицы — но успела влюбиться и в позолоченные купола, и в сады, и в цветастые мозаичные мостовые. Воздух здесь был другим, небо — непривычно глубокого синего оттенка, а по ночам казалось, что Царству светит вдвое больше звезд, чем ее родине. Она полюбила смуглых и темноглазых людей, таких вспыльчивых, вдумчивых и таких высокомерных.

На картах город зовется 'Анха́р', но только чужаки называют их царство анхарским. Для своих жителей Царство всегда одно, а иначе не может и быть. Они говорят 'столица', но никогда не называют ее по имени — ведь в мире только одна столица, какая уж тут путаница? Все это Зено знала и прощала анха́ри спесь: в конце концов, Нагаду тоже основали они, когда Маха́ф Советник решил, что из горсти рыбачьих деревень получится торговая гавань.

Они запрещали чародеям владеть землей, их женщинам оставалось лишь мечтать о ее положении... иногда Зено спрашивала себя, что она нашла в душной, заносчивой и безжалостной, как здешнее солнце, земле. И каждый раз отвечала: помпезные храмы — как горы в дрожащем от зноя мареве. И блестящая на солнце сеть каналов. И аромат гранатовых садов за городом.

Посол выкроил для нее время, когда солнце почти взобралось в зенит.

— Как верховный жрец? — вежливо спросила Зено, стоило ему переступить порог.

Ксад ответил не сразу. Она догадалась, что посол еще не ложился, и засуетилась, подставив кресло, налив полную чашу холодной фруктовой воды.

— Не знаю... — наконец, выдавил он. — Плохо.

— Что с ним? Послать за целителем из Круга?

Ксад поморщился, как если бы она сказала глупость.

— Мелино́й здоров, как вол! — Зено не поняла, зависть это или возмущение. — Пожилой, потрепанный, но вол... Нет, он прокусил язык, расшиб себе лоб и не полностью оправился после приступа. Но в остальном он здоров. Еще меня переживет, — посол нашел в себе силы усмехнуться.

— Тогда что с ним?

Ксад сделал пару жадных глотков. Женщина терпеливо смотрела, как ходит под морщинистой кожей кадык.

— Он говорит, что это первое предсказание в его жизни. Настоящее. — Ксад отставил чашу и поднял брови. — Это меня пугает, я не знаю, что думать. Дать ему время, чтобы пришел в себя? Искать замену?

— Конечно, вы не думаете, что это было предсказание, — Зено налила фруктовой воды и себе. Опустилась на пуф напротив.

— Брось. Ночь Темераса... это старая, освященная веками, но просто церемония. Я знаю Мелиноя много лет, это не тот человек.

— Главное, чтобы прихожане не догадывались, — женщина улыбнулась сомкнутыми губами.

— Зено, я тебя умоляю! — Ксад отмахнулся. — Дело не в вере. По-твоему, бог — это что-то вроде князя? Свод законов и жрецы-глашатаи?

Женщина понимала, что посол пришел не за этим, что она испытывает его терпение, но все же спросила:

— Тогда что же?

— Ну, знаешь, я не жрец! Но Мелиной хороший священник, он знает, что грош цена владыке, который требует. Истинный бог не кричит на каждой площади. Он... безмолвно наблюдает, но не понукает. Да он и вовсе... не знаю, должен пребывать вне времени, вне...

— На Изнанке, — подсказала Зено. — В утробе небес.

— Я вижу, к чему ты клонишь! — вконец разозлился посол. — Мы занимаемся не богословскими диспутами. Если бы мое дело не касалось Темераса... Ох, владыки, как же не ко времени!

Ксад провел дрожащей рукой по лицу, словно пытаясь стереть отпечаток, который оставили на нем заботы. Зено было почти жаль старого аристократа: уж слишком долго и слишком многое тот нес на своих плечах. И все же почти. Посол был добр к помощнице, но она чересчур много знала, чтобы считать его просто ворчливым безобидным стариком.

— Вот что, милая, — резко сменил тему Ксад, — как ты относишься к магам? Ты понимаешь: ходят разные толки...

Что ж, кто-то должен был задать этот вопрос. Посол и так целый год сдерживался. Зено вздохнула, собираясь с мыслями.

— На самом деле все просто. Мой отец маг, вы знаете, он заседает в Светлом собрании. Он очень... даже слишком рассчитывал на сына, но родились Лао́да и Нела́рос, а потом я, — женщина поднесла к губам чашу, но так и не отпила. — Мои сестры хотя бы чародейки, а я... младшая вышла ни так, и сяк.