9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 1-4

И тогда непонятый современниками литератор решил написать книгу "подвигов". Дело было за малым — Великим Героем.

— Где же еще мне суждено найти Великого Героя, как не в этих замшелых стенах, переживших века, ставших свидетельницами грандиозных сражений, слышавших ужасные заклинания темного прошлого...

На этих словах успокаивающее заклинание Югоруса начало давать сбои. Сен ощутил в себе сильнейшее искушение съездить наглому вруну в ухо: "пережившие века стены" построены неполных пять месяцев назад. Причем Бальбо сам видел, как их предшественниц разрушил магический смерч.

Пока продолжалась внутренняя борьба, в ходе которой искушение побеждено по очкам и ворча скрылось, коротышка успел довести профессоров до кипения:

— И тогда этот исполин, эта глыба, этот матерый нечеловечище...

— Короче! — повысил голос всегда сдержанный Мордевольт. — Что тебе сказал Каменный Философ?

Бальбо задумался:

— Я точно не помню... Но смысл такой: "Иди, о, великий летописец, к ректору, он тебе укажет героя!"

Птица-секретарь на плече Лужжа превратилась в коршуна и взвилась в потолок. Немного побившись в него, птах сориентировался и вылетел в окно.

— Итак, — сказал Бальбо, — кто герой?

— Молодой человек! — заклекотал индюк, которого Лужж выколдовал от расстройства. — Нельзя ли в другой раз? У нас производственное совещание!

— Вы не герой, — подтвердил коротышка свои худшие опасения. — Герой схватил бы меня за шиворот и, прорычав: "Убирайся, карапуз!", вышвырнул из кабинета.

— Убирайся, карапуз, — кротко произнес Мордевольт. Черная Рука подняла Бальбо за шиворот и вышвырнула из кабинета.

— Спасибо, — сказал индюк, превращаясь в пеликана. — На чем мы остановились? Ах да, мы начали обсуждать возможность применения вашей Тру...

Дверь распахнулась, и неутомимый Бальбо снова перешагнул порог.

— Уже получше, — сказал он, — но все равно слабовато. К тому же я навел справки. Вы — Мурдевалет, знаменитый Черный Маг в прошлом. Вы будете главным отрицательным персонажем, а положительным...

От избиения черно-белыми магами хоббита спас Сен, который ощутил, что желание вздуть летописца ничуть не чувствует себя побежденным. С воплем "А-а-а!" искушение вынырнуло из глубин подсознания и по мелководью сознания бросилось к речевым и двигательным центрам.

— О-о-о! — завопили речевые центры, в то время как двигательные двинули Бальбо промеж внимательных, затянутых дымкой глаз.

"Вот о каких побочных эффектах говорил ректор", — отстраненно отметило сознание Аесли.

На мгновение коротышка перестал любоваться своим богатым внутренним миром и изумленно взглянул на реальность.

— Ого! — сказал он. — Где я? Ты кто! И почему ты меня все время стучишь по голове?

— По-моему, — сказал Мордевольт, наблюдая, как Черная Рука помогает пеликану Югоруса оттащить мальчика от Бальбо, — наш герой сегодня особенно в ударе.

— Герой? — коротышка насторожился, и его глаза снова начали затягиваться романтическим туманом. — Неужели тот герой, которого я искал?

Дверь снова распахнулась — без стука, но с громким хлопаньем. Хлопал крыльями ректорский коршун, рвавшийся из цепких рук Клинча. В клюве птица сжимала полупридушенного ухогорлоноса.

— Вот! — объявил завхоз. — Пернатый расхититель школьного имущества. Привет, Сен! Что, опять на подвиги потянуло?

При слове "подвиги" Бальбо затрепетал и жадно выпятил уши.

— Отпустите птицу, — попросил пеликан, — это я послал ее за ухогорлоносом. Вдруг Каменный Философ действительно сказал что-то такое.

Клинч разжал пальцы. Коршун бережно положил добычу к ногам Югоруса, каркнул в сторону отставного майора и юркнул ректору в рукав мантии.

— Воспроизведамус ! — скомандовал пеликан.

Записывающе-воспроизводящее существо встрепенулось, беззвучно прокашлялось и произнесло голосом Каменного Философа:

— "А? Что? Какой еще герой? Иди отсюда, пацан! Да хоть к ректору! Он тебе покажет героя..."

Далее послышался виртуозный храп.

— Толковое пророчество, — сказал Мордевольт. — Ну что, уважаемый литератор, убедились?

— О, да! — воскликнул Бальбо. — Все, как предсказал высокочтимый Кладезь Мудрости и Источник Философии: я пришел в кабинет ректора и обрел там возжажданного героя!

С этими словами кругленький гость ткнул пальцем в сторону Сена, и, если бы не Черная Рука, державшая героя за шкирку, его бы ткнули в ответ кулаком.

— Все сходится, — счастливо произнес Бальбо. — Неукротимый нрав, пылкость, неудержимость... Да что я буду вам объяснять, о могучие кудесники! Ведь вы сами только что величали прекрасного отрока героем и звали его к новым подвигам!

Клинч, который еще не понял, в чем опасность, согласился:

— Конечно, герой! Как он мисс Сьюзан танцевал! Во время битвы с хочугами!

— Битва! — Бальбо едва не запищал от радости. — С кем битва?

— С хочугами, — не обращая внимания на яростное подмигивание ректора, пояснил Клинч. — Это такие твари из параллельного мира. Сен их голыми руками придушить собирался.

— С голыми руками, — прошептал Бальбо, — на Кошмарных Тварей из Другого Мира...

Лужж мигал так усиленно, что у него начала дергаться щека.

— Подумаешь, твари, — сказал Клинч, — вот разъяренная Канарейка... пардон, профессор МакКанарейкл — это действительно кошмар... А что с вами, Югорус?

— Веко прищемил, — ответил Лужж. — И хватит об этом, пора расставить все по своим местам. Мальчика — в успокаивающую ванну, ухогорлоноса — к постаменту Философа, Рюкзачини пусть идет... куда хочет, а вы, Уинстон, подумайте хорошенько над нашей проблемой...

— Не хочу даже думать, — сказал Мордевольт.

— А в чем проблема? — спросил Клинч.

Тут ректор сорвался, и, распугав своих птиц, разразился длиннющей тирадой, в которой изложил проблему Открытого урока по немагическим дисциплинам.

— А в чем проблема? — повторил Клинч. — Дайте мне этих бездельников, я за три недели научу их уму-разуму.

— Но это же профанация! — крикнул Мордевольт.

— Да еще какая, — важно кивнул Клинч.

Урок физики

Сен лежал в успокаивающей ванне Архимеда-Ньютона. Здесь не было ни валерианы, ни пустырника, ни ромашки, зато сверхвязкого магического глицерина было навалом. Как только мальчик делал резкое движение, глицерин густел, удерживал неудержимого героя и мягко поглаживал по щеке, приговаривая:

— Ничего, ничего, обойдется!

— Конечно, обойдется! — отвечал мальчик. — Не будет ему книги, где я совершаю подвиги.

— Как же не быть, — возражал Бальбо, примостившийся рядом с ванной на скамеечке. — Пять глав уже есть.

И шестая была не за горами: хоббит строчил не переставая, подложив под пергамент толстенный словарь Близа и время от времени сверяясь с собственной фантазией.

Зачем Бальбо сидел рядом с Сеном, мальчик не понимал — все попытки рассказать, что единственный подвиг Аесли заключался в танце с МакКанарейкл, ни к чему не приводили.

— Да ты слушаешь меня или нет! — Сен снова попробовал выпрыгнуть из ванны, но на него нежно и неодолимо подействовала вталкивающая сила, равная силе, с которой он рвался наружу.

— Очень внимательно, Севен, — пробормотал Рюкзачини, не отрываясь от пергамента.

— Если ты сейчас же не остановишься и не выслушаешь меня, я... я... я сам напишу свои мемуары!

Бальбо немедленно остановился. Остановился весь — от руки с гусиным пером до застывших зрачков.

— Ха, мемуары! — наконец сказал он. — Я издам свою книгу раньше и твою сочтут плагиатом... Ладно, Стоун, я тебя слушаю. Но предупреждаю — если окажется, что Великий Герой отказывается из скромности, то меня уже ничего не остановит. Скромность — это последнее качество, которое дополнит сокровищницу твоих достоинств.

Мальчик вздохнул и закрыл глаза. Пластмассовые уточки, которых Лужж напустил в ванну для дополнительного терапевтического эффекта, заколыхались на глицериновой поверхности.

— Порри с Гаргантюа вдвоем отбивались от хочуг кухонным инвентарем. Дуб Дубль победил хочуг мешком с манкой. Кисер вывел Рыжика из зоны первого удара. Мергиона с Рыжиком выманили хочуг обратно за Границу миров. Это они герои! Про них и пиши. А про меня — не надо. Не хочу.

Здесь Сен немного покривил душой. На самом деле он хотел. Еще бы, героическая книга с Сеном Аесли в главной роли — кто бы от такого отказался?! Тем более, что про Порри и Мергиону книги уже есть.

Сен даже согласился бы на некоторое художественное преувеличение, разумеется, если оно необходимо с литературной точки зрения. Но преувеличения Бальбо поражали воображение наповал. Сен справедливо опасался, что после выхода такой книги однокурсники будут бегать за ним толпами. И вовсе не затем, чтобы взять автограф.

— А я ничего такого не сделал, так что писать тут не о чем. Разве что про танец с МакКанарейкл. Вот этим действительно можно гордиться. Хорошо продуманный, тактически правильный, изящный и эффективный ход...

— Не годится, Скин, — замотал головой Бальбо. — Герой ничего не продумывает. Герой неистовствует и безумствует. А описанные тобой действия эпизодических персонажей... не знаю, не знаю... Нет. Они не бросались с голыми руками на Кошмарных Тварей из Другого Измерения. Хотя, возможно, их стоит включить в роман в качестве побочных линий...

Тут Сен немножко понеистовствовал — схватил пластмассовую уточку и швырнул в Рюкзачини. Увы, цели он не достиг: уточка описала параболу и шлепнулась к ногам писателя. Потом кряхтя поднялась и полезла по ножке ванной вверх.

— Ты не волнуйся, — понимающе кивнул Бальбо, — на фоне твоей титанической фигуры эпизодических персонажей никто не заметит.

— А вот я волнуюсь! — завопил Сен. — Моя "титаническая фигура", в отличие от "эпизодических персонажей", просто зазевалась и схлопотала хочугу. Все остальные "подвиги" совершала она, как я ни сопротивлялся...

Глаза Бальбо привычно затуманились.

— Герой, благородно предоставивший право первого удара врагу, получивший смертельное ранение и, невзирая на это, сопротивлявшийся до победного конца. Это достойно моего пера!

Уточка сползла вниз, встряхнулась и снова начала восхождение.

— Но послушай, — устало сказал Сен. — Даже если бросаться с голыми руками — героизм, я ведь делал это под влиянием хочуги. А если бы я белены объелся и принялся на всех бросаться, это тоже был бы подвиг?

— Не веришь мне, — голос Бальбо дрогнул. — Ладно, Свин. Но словарям-то ты веришь, я надеюсь?

— Да, конечно, — неуверенно сказал Аесли, чувствуя подвох.

Рюкзачини открыл толковый словарь Близа и прочел:

— "Подвиг — героический, самоотверженный поступок. Героизм — отвага, решительность и самопожертвование в критической обстановке. Самоотверженный — жертвующий своими интересами ради других, ради общего блага. Поступок — решительное, активное действие в сложных обстоятельствах...". Продолжать? И ни слова про хочугу или белену! Герой, он и есть Герой, чего бы он ни объелся.

Аесли был убит. По всем энциклопедическим критериям его безумные действия и впрямь являлись подвигами.

— Есть, конечно, одна неувязочка, — неожиданно сказал Бальбо. — Герои не носят очков.

— А я ношу! — воспрянул духом мальчик. — И поэтому...

— ...и поэтому мне придется пойти на компромисс с совестью летописца и исказить действительность. В книге у тебя очков не будет.

Сену вдруг захотелось открыть рот, погрузиться в ванну с головой и лежать там, пока глицерин не заполнит его изнутри.

Уточка вцепилась клювом в край ванны и принялась подтягиваться.

— Продолжим? — потер руки Рюкзачини. — А не начать ли нам с трудного детства? Так, например: "С самых юных лет Великий Герой познал горечь нищеты и непосильного труда. Отец, грубый мужлан..."

Мальчик отчетливо понял, чью именно лопоухую голову ему хочется погрузить в глицерин. Видимо, Бальбо тоже кое-что понял, потому что перестал декламировать, посмотрел на Героя, на рукопись и махнул рукой:

— Эх, что с тобой поделаешь? Будь по-твоему! Я вставлю в повествование сцену, где герой танцует с юной куртизанкой. Романтическая линия книге не повредит.

Героическая пластмассовая утка перевалила через бортик и заскользила мимо онемевшего Аесли по глицериновой глади.

Урок физической культуры

— Равняйсь! Смирно! Равнение направо! Носки по линеечке! Видеть грудь четвертого!

Призраки Первертса суматошно задергались, пытаясь изобразить строй. Грудь четвертого виднелась прямо сквозь второго и третьего.

— Сынки, — довольно сказал Клинч. — Пороху не нюхали.

— Я нюхал... — вякнул Отравленник и затих под взглядом отставного майора.

Майор Клинч репетировал. После того как взбешенный Мордевольт поддержал решение ректора словами "Делайте что хотите!", профессор Лужж поручил бравому завхозу экспресс-курс по мудловским дисциплинам.

— Вся надежда на вас, Клинч, — жалобно напутствовал его Югорус. — Если вы не справитесь... то что? То все.

Воодушевленный возложенными на него надеждами и полномочиями, майор принялся действовать. В тот же день он через Мергиону договорился с Рыжиком, и тот устроил на спортплощадке показательные строевые занятия электрических овец. Это не только доставило Клинчу огромное удовольствие, но и позволило наконец утоптать вековой бурьян.

Затем майор целую ночь просидел над мудловскими учебниками и методическими пособиями, а под утро, проснувшись, вызвал всех четверых призраков Первертса: Отравленника, Утопленника, Висельника и Парашютиста.

Ускоренный курс мудловских наук начинался пятого мая, то есть уже через несколько часов Клинч должен был быть в форме.

— Упали-отжались! — рявкнул майор. Привидения упали и провалились через паркет в подвал школы.

Клинч присел на лавку и уставился в список предметов.

— Как это? — спустя минуту сказал он. — Физика, химия, геометрия, астрономия, биология... А пение? Как же без пения? Покойнички! Строиться!

Призраки вылетели из паркета и сбились в бесформенную кучу.

— Так, — Клинч зашагал вдоль подобия строя. — Были вы духи простые, станете боевые. Ну, нежить, по моей команде, песню запевай! Только с чувством! У солдата выходной!..

— У солдата выходной! — вразнобой, но с чувством грянули духи.

— Пуговицы в ряд!

— Пуговицы в ряд! Все подряд! Одна за другой! Ты со мной! А я с тобой! Такая любовь!

— Очень хорошо, — зловеще произнес Клинч. — Сорок отжиманий... Отставить! Сорок кругов вокруг школы!

Оставшись один, боевой завхоз сделал несколько подходов-отходов к зеркалу, остановился и сам себе отдал честь. Он чувствовал, что входит во вкус. Он не понимал, почему не занялся академической деятельностью раньше.

Запыхавшиеся призраки вломились в каморку завхоза через стену. Первым телепался Висельник, следом Отравленник и Утопленник волокли очумевшего Парашютиста.

— А, добежали, — оживился Клинч. — Последний вопрос, и свободны. Сколько дней до приказа?