Черные ангелы (дилогия, первый роман)

— Мне и собаку заводить не надо, у меня пчелы, как собаки!..

— И какие они у тебя? — поинтересовался пьянеющий Леха.

— Цепные!!! — похвастался дядя и еще раз ударил ногой по дереву.

Естественно, пчелы покусали обоих. Мало того, что в Леху вкатили немереное количество лекарства, так он еще неделю походил на крокодила, вымазанного зеленкой.

— Я тоже думал об этом, — признался я, рассматривая, как из собора выходят хлысты, собирающиеся на молитву со всей округи.

У них было особое одеяние — холщовый балахон и кусок веревки на талии. Надо будет спросить у отца Вадима, подумал я, почему они молятся в обыкновенных церквях. Вид у них был, словно они в чем-то сговорились, но считали нужным этого скрывать. Потом я вспомнил его слова: 'Церковь должна объединять всех прихожан независимо от их заблуждений'. Он только забыл, что настоящие, 'дикие' хлысты молятся на голову козла в подземных молельнях и пьют человеческую кровь. Однажды Лехе даже удалось снять репортаж об их ритуале, но материал по политическим соображениям так и не пошел в печать, хотя в последние годы различные антицерковные секты появились, как грибы после дождя. Власти явно не знали, что делать с этим явлением и закрывали на все глаза.

— Зачем они его убили? — спросил Леха.

В его пегой прическе блестели капли влаги, а серые глаза выражали ухарскую беспечность. К середине дня мы оба устали, и пора было перекусить. Мой желудок успокоился и готов был к принятию пищи.

— Бармен мог увидеть планшетник, мог что-то услышать. Да мало ли что. Бармены часто бывают чьими-то информаторами. Хочешь, мы прекратим расследование, падем ниц перед главным и откупимся планшетником?

— Хочу! — заявил он, выпячивая грудь колесом.

— Пошли, — сказал я, понимая, что он валяет дурака. — Пошли...

Один из убогих, обвязанный окровавленной тряпкой, замер рядом с нами.

— Я не сумасшедший! — заявил он, сдирая тряпку с шеи, на которой у него алел здоровенный укус. — У меня просто отклонения в психике.

Он был в засаленном пиджаке, одетом на голое тело. Его щеки в голубоватой сыпи болезненно лоснились то ли от возбуждения, то ли от дождя, а грудь была впалой, словно по ней проехался грузовик. Глаза блестели, на загривке же была большая 'гуля' — опухоль величиной с кулак. Я с тоской подумал, что через десяток лет стану точно таким же, если не сбегу на Марс. Земной климат давно стал вредным для здоровья.

— Господи... — произнес Леха.

При его профессии он еще не потерял способность сострадать: кроме всего прочего, правая часть лица у бедняги тоже была поражена опухолью. Такие опухоли у бродяг и бездомных встречались все чаще и чаще. Кто-то из наших даже написал серию статей на эту тему. Но причина так не была названа. Впрочем, кто будет изучать бездомный? Покажите мне этого человека. Мне кажется, земное общество вместе с обнищанием утратило способность к состраданию.

Леха порылся в своих бездонных карманах и извлек начатый шкалик.

— На, — сказал он, — выпей, батя.

Я знал, почему он так сделал: у него не было отца и он часто подпаивал приглянувших ему бродяг. Единственного он не учел — хлысты вообще ничего не ели и не пили, по крайней мере, на людях. Кроме этого у некоторых вырастали настоящие клыки. Должно быть, для того, чтобы прокусывать сонную артерию на шее жертвы. Эти феномены еще не были до конца понятны, но всезнающий Лука утверждал, что хлысты питаются святым духом, а Забирковичус — что они энерготоники, то есть люди, черпающие энергию из вне, а не из обыкновенной пищи. Хотел бы я верить в подобные объяснения. Тогда зачем хлыстам клыки?

На лице убогого отразилась хитрость. Я мог поклясться, что в его птичьих глазах даже промелькнула хитрая мысль — он посчитал нас за идиотов, раздающих дармовую выпивку. Схватив бутылку, он отскочил на пару шагов. Взгляд его выражал безумие. Кое-кто из толпы обратил на нас внимание. Среди них была пара женщин весом не меньше двух центнеров. Их намерения получить свою долю не требовало особой интуиции. Мне показалось, что губы у них накрашены слишком яркой помадой, но потом понял, что это кровь. Почему-то они причащались таким образом прямо в церкви. Впрочем, в вопросах церковного этикета я разбирался плохо.

— Ты зря это сделал, — заметил я. — Посмотри на себя. — Действительно, дождь еще не смыл с нас кровь бедняги бармена. — Они приняли нас за своих, но за богатеньких.

— Это точно... — понял Леха. — Надо убираться.

Должно быть, это точно была целая секта кровососов-хлыстов. Они бежали за нами четыре квартала до самой Невы. Иногда кто-то вырывался вперед, но жадная стая тут же поглощала его, и тогда мы слышали дикий, безумный вой разочарования. Я решил, что хлысты возмутились самим фактом спаивания их водкой.

Нас спасли желтоватые заросли тамариска и фиттонии. Мы спрятались за ее гигантскими красноватыми листьями и смыли кровь в ближайшей луже. Честно говоря, я уже начинал привыкать к тамошнему климату — влажно и тепло, и каждый раз подсознательно ждал, что сезон дождей никогда не закончится, но рано или поздно выглядывало солнце и наступала беспощадная жара. Говорят, что резкое изменение климата повергло европейцев в шок — одна из причин переселения, ведь на Марс отбыло в основном население умеренных природных зон. Леха отдышавшись, хихикнул:

— Накось, выкуси... — и свернул дулю в сторону безумных хлыстов.

Впрочем, это было в его стиле — рисковать и убегать. В отличие от меня, он получал от этого удовольствие. Меня же вполне устраивали мягкий диван и телевизор. Я дал себе слово, что больше никогда, никогда не впутаюсь ни в одну авантюру. Потом я позвонил в домофон и услышал голос Аллы Николаевны:

— Кто там?

— Алла Николаевна, — сказал я, оглядываясь, толпа тщетно искала нас в гранитных развалинах набережной, — это Викентий Сператов...

Старый разведчик жил на улице Шпалерной, в доме, который еще выглядел вполне прилично: с целой крышей и даже кодовым замком на двери. Благо снова пошел дождь и мы не оставили кровавых следов на пороге, а все остальное дождь тут же смыл в Неву.

— Заходите, — пригласила она.

И дверь открылась. И вовремя, потому что когда мы поднимались на пятый этаж, то через чудом уцелевшее подъездное стекло увидели, как перед домом промчались эти безумные, а следом за ними, разбрызгивая лужи, — полицейская машина. Бык взялся за дело со всей основательность, на которую был способен. Наверное, он решил доказать начальству свою незаменимость.

Юрий Вадимович Бухман был легендарным человеком. Знаменитый боксер и тренер, участник двух 'странных войн', он, казалось, переживет это гнилое время. Мы с ним дружили, и у него была забавная привычка отвечать на незаданные вопросы. Обычно, если я спрашивал его о ранениях, он начинал рассказывать, что этому предшествовало, где и как он их получил и последствия для командования, наступившие после этого. В глубине души он был добрейшим человеком.

— У альнсовцев обычно боевой дозор состоял из пятнадцати человек под командованием сержанта, — рассказывал он. — Они разделялись на группы и прощупывали нашу оборону, ища слабые места. А вооружены были всеми видами стрелкового оружия. Как только слабое место обнаруживалось, туда вводились войска в виде клина. Бока клина атаковали вправо и влево, а центр закреплялся или шел дальше.

— А у нас? — интересовался я.

— У нас обычно использовали разведчиков. Разведчик на войне — хуже некуда. Хуже только в пехоте. Однажды на бассейне Нижней Тунгуски в районе Нидыма нам поставили задачу найти проход в горах, не занятый противником. Проход мы нашли, а когда отходили запасным маршрутом через сопки, попали в чужие окопы. Выстрелить никто не успел. Произошла скоротечная рукопашная. Нас было слишком мало, чтобы втягиваться в бой. Я кричу: 'Бей!', и в это мгновение меня пырнули штыком. Пробили ребра, задели легкое. Хорошо ребята вынесли. И еще одного ранили. Сейчас уже память остыла. Бывали такие моменты, когда судьба решалась в доли секунды... Как-то был случай: мы попали в переплет. Я прикинулся убитым. Альянсовец подошел и пнул ногой. Мне до сих про это снится...

Я прикинул, сколько же ему. Выходило не меньше семидесяти, но при случае он мог еще подраться. Последний раз, кажется, это произошло в общественном транспорте, где он поймал за руку карманников. Их оказалось трое. И всех троих он периодически укладывал на пол автобуса, пока они не перестали шевелиться.

Нас встретила Гера — лохматый, обросший эрдель с очаровательными манерами лизоблюда, и я вспомнил странное изречение: 'Ни один Шекспир не устоит перед собачьим хвостом'. Потом в прихожую вышел Юрий Вадимович, с недоумением посмотрел на нас, и Алла Николаевна сказала:

— Юра, это же Викентий...

— Ах. Да-да-да... А я и не узнал. Проходите, проходите...

Его карьера военного началась в каспийском морском училище. А боксом он начал заниматься у знаменитого Джексона — эмигранта из США.

Юрий Вадимович повертел в руках наш шарик, хмыкнули и полез к сервант.

— Держи, сынок. У меня тоже такие цацки есть.

В коробке из-под конфет находилась целая коллекция планшетников. Но ни в одном из них внутри не переливался правильный многогранник.

Юрий Вадимович уселся напротив нас взял один из шариков в руку и пояснил:

— Типовая объемная карта местности.

— Да, — согласился Леха. — Но откуда?

— Оттуда, — сказал Юрий Вадимович и потыкал себе за спину большим пальцем.

По старой памяти он берег военные секреты пуще глаза. Однако если бы он знал, что Леха два года назад вместе с замглавного — Лукой, побывали в Тунгуской зоне и прислали оттуда несколько репортажей, которые тут же были запрещены к публикации, он бы изменил к нам свое отношение. Правда, Леха держал язык на замке, а все мои попытки разговорить его на эту тему ни к чему не приводили. Я подозревал, что его вместе с Лукой вызвали кое-куда и заставили подписать кое-что, что оказалось сильнее нашей дружбы и моего любопытства. Насколько я знал, зона была законсервирована, и только 'дикие' поисковики на свой страх и риск пробирались туда в надежде разбогатеть. Я бы и сам смотался ради интереса, да не мог из-за судимости. Поговаривали, что в городе существует хорошо законспирированный рынок новых технологий. Но даже Лука не сумел к нему подобраться, а ведь Лука был лучшей ищейкой в нашем славном городе.

— А-а-а... — догадался Леха.

— Ну... а ты что думал? — спросил старый боксер.

Где-то в тунгуских сопках на горе с красивым названием 'Кавказ' была установлена стела, на которой среди шестидесяти пяти имен значилось и его имя. Но он дожил до наших дней, а значит, до лучших времен.

— Я думал, что что-то новенькое, — признался Леха.

— Нет, ребята, все старо как мир. Когда-то было засекречено. Ну-ка дай-ка твой.

Он повертел его в руках и удивленно произнес:

— Странно... такой вроде, но не такой...

Я запустил планшетник. Мы 'пробежались' по окрестностям. Кровососы куда-то пропали, но в подворотне соседнего дома топтался полицейский. Дым сигареты выдал его с головой. Потом я сделал неосторожное движение и мы моментально оказались в незнакомой местности: на горизонте виднелся город, а под нами, петляя, текла река.

— Так это же... гляди!.. — изумленно воскликнул Юрий Вадимович и даже ткнул пальцем.

Это была Москва, заросшая, как и Санкт-Петербург, по уши лесом. Дела обстояли даже хуже, чем у нас: расчищены были только две центральные улицы и Кремль. Людей с такой высоты разглядеть было невозможно, но дым из многочисленных печных труб говорил о том, что столица держится.

— Стоит Москва... — удовлетворенно произнес Юрий Вадимович, и я понял, что столица для него не только символ большой страны, но еще что-что личное, с чем связана вся его жизнь.

С непривычки у нас даже закружилась голова, и мы вернулись. Юрий Вадимович сделал круглые глаза и сказал:

— Ребята, а вот про это я вам ничего не могу сообщить, потому что эти шарики, — он тряхнул коробку из-под конфет, — слепок какой-то одной местности, а у вас универсальный. Не говоря уже о том, что по вашей карте можно передвигаться, как на вертолете. Честно говоря, ничего подобного никогда не видел. Очень похоже на что-то новенькое.

— У вас скопированная технология, — подсказал Леха.

— Все возможно, — согласился Юрий Вадимович, — вы, ребята, осторожней с этим. — И в его голосе прозвучали отцовские нотки. — Найдется много желающих завладеть им. Будь у нас такая техника, мы бы не сидели сейчас в дерьме на нашей родине.

— А чтобы? — спросил я.

— Известное дело, — ответил он многозначительно — кто страну развалил? Подумайте, кому же это нужно?!

Тогда я понял, что планшетник самый настоящий и посмотрел на Леху. Леха поднялся и выглянул в окон. По выражению его лица я понял, что лично для него это не новость.

— Юрий Вадимович, вы думаете, развал неслучаен?

— Я думаю, — горячо ответил он, — что такие глупости просто так не происходят.

— Это можно объяснить коррупцией, воровством, в конце концов утратой веры...

Он засмеялся, как человек, понимающий больше, чем мы с Лехой.

— Ваша наивность умиляет, не будьте детьми. Спросите себя, зачем бросать планету, вполне пригодную для жизни? Зачем низводить ее до уровня колонии? Вашему Марсу сколько?

Он был патриотом. Я это давно понял. Не мусульманином — а патриотом. Разумеется, его не коснулись религиозные веяния: в 2024 году Россия течение всего лишь одного президентского срока была центром мусульманской религии. Президент — не помню фамилии, кажется, Раджимов. С тех пор, несмотря на жару и дожди, некоторые женщины носили хиджабу. Потом случился переворот, и Россия снова вернулась в лоно европейских народов как раз вовремя, чтобы с одной стороны отстоять собственную независимость и не пасть жертвой иллюзий, потому что либеральные законы Европы привели к ослаблению национальных интересов народов, населявших ее, а с другой — не подвергнуться атакам мусульманского мира, который все еще надеялся, что Россия для него не потеряна. К этому времени Белоруссия стала автономной областью России, а Украина разделилась по Днепру и как государство, раздираемое националистическим правительством, перестала существовать. Западные ее области отошли к Польше, а Киев превратился в захолустный польский городок, где выращивали цветы и лазуревых галок. Мой предыдущий шеф держал такую в клетке. Галка оказалась источником политических анекдотов о местном правительстве. За три года, которые я работал в газете, она ни разу не повторилась.

— Сорок... Сорок лет...

— Ха! — удовлетворенно воскликнул он, потому что ждал именно такого ответа. — Вот именно! А Земле?!

— Ну да... — согласился я.

— А теперь думай, кому выгодно, чтобы Земля пришла в упадок?

— Не знаю, — признался я.

Правда, я почему-то подумал о корпорации 'Топик'. И сам себя успокоил — не может же она быть такой всесильной.

— Вот и я тоже. Но кому-то выгодно. Вот главный вопрос. А ты 'зеленые человечки, зеленые человечки'... Стыдно!