Зверь лютый Книга 40 Нашествие

Как-то сразу веселее стало. Хотя, после уполовинивания княжеских дружин три года назад, даже здесь, в Степном Порубежье княжеские дружины — маленькие. Часть прежних гридней расселили по городкам, часть пошла в Пограничную стражу, которую Боголюбский с моей подачи строит по образцу Ивана Грозного (я про это — уже...).

Погранцы ловят мелкие группы безобразников, осаженные по городкам гридни, с привлечением местных, отобьются от отрядов побольше. А регуляры и "чёрные клобуки", как в Баруче или на Роси, придут, побьют, догонят и накажут находников уже глубоко в степи. Киевский полк Искандера в пять сотен бронных государевых гридней мог, по здешним нормам, разгромить ополчение любой орды.

Напомню уже из 17 в. (Боплан): "Татары не вступают в бой, не имея десятикратного превосходства". Летописи говорят подобное в 12 в. применительно к половцам.

В орде — 40 тыс., малая семья — 5 чел. Всего — 8 тыс. боеспособных мужчин. Это ополчение — кто-то должен "остаться в лавке": пасти скот, защищать становища от диких зверей. Конечно, если враги пришли "к порогу юрты", в бой пойдут все. В поход — не более половины.

Одного полка с погранцами вполне достаточно против одной орды. Увы, нынче против нас — объединение многих орд.

— Иване, говорят, поганых великое множество. Тысячи и тысячи. Аки боровы. Вся Степь воевать пришла.

— Что, Всеволод, страшно стало? Не спрашивая сколько ворогов, спрашивай где они.

Раз уж я Суворова начал цитировать, то продолжим:

— А главное: будь уверен, что всех побьём, порвём и в полон возьмём. С нами бог. Кто против нас?

— Так-то оно так. Но говорят: бог-то бог, да и сам не будь плох. Всё ж таки, а велико ли поганство?

Тысяцкий Курский. Надо отвечать серьёзно, без шуточек.

— Велико. Сами собрались и к нам пришли. Хорошо: по степи за ними бегать не надо. Три хана — Кончак, Гзак и Кобяк подняли людей своих. У каждого тысячи по четыре. Ещё тысяч шесть привели ханы из других орд. У тех отряды меньше. А вот сами воины по-умелее да оружие покрепче. Козел Сотанович, к примеру.

— Это которого Ольговичи четыре года назад пограбили? Этот-то злобиться будет.

— Ещё лукоморцы прорезались. Тоглий с сыном.

* * *

В 1168 г. два Ольговича — князья Олег и Ярослав — ходили на половцев "...взя Олег веже Козины и жену, и дети, и злато, и сребро...".

Хан Коза — влиятельное лицо в степях. Летописец, сообщая (в РИ в 1180 г.) о гибели этого хана, особо выделяет его из остальных убитых и плененных половецких аристократов: "И тогда убиша половецкого князя Козла Сотановича, и Елтука, Кончакова брата, и два Кончаковича яша, и Тотура, и Бякобу, и Кунячюка багатого, и Чюгая...".

В 1172 г. в РИ к Киеву подошли половцы по обоим берегам Днепра. Правобережные, узнав, что князь Глеб (Перепёлка) из Киева поехал в Переяславль, передумали заключать мир и ринулись к Киеву за полоном: "...взяша села без учета, с людми и с мужи и с женами, и коне и скоти и овьце погнаша в половьце". Были биты на отходе, "усретоша половце идуще с полоном и бившася и одолети их, самих избиша, а полон свой отъимаша".

Летописец: "...бысть сеча зла... Якоже преже в луце моря бьяхуся с ними крепко".

Почему вспоминает Лукоморье? — В 1172 г. под Киевом действовали лукоморские половцы. Как и в 1103 г., они были побеждены, частично перебиты, частью взяты в плен. Только "князь их Тоглий утече".

Лукоморские половцы оформились в объединение в 60-70-х годах XII в. Т.е. вот прям только что. В него входили и крымские кочевья: статуи лукоморских и крымских половцев синхронны и стилистически едины.

Для меня это важно: в Крыму сидит мой ставленник, "деспот Северного Причерноморья", брат Боголюбского, Всеволод (в РИ позже — Большое Гнездо). Что там уже были негоразды с половцами — я знаю. Хотелось бы избавить Севушку от риска серьёзной "ответки".

Кобяк — нынешний "злейший враг Руси". Настолько враг, что в сообщении о гибели какого-то Боняка в 1167 г. в Воскресенском списке Ипатьевской летописи, вместо имени Боняк вписано Кобяк.

В "Слове о полку Игоревом":

"А Кобяка неверного из луки моря,

От железных великих полков половецких

Вырвал, как вихорь!

И Кобяк очутился в городе Киеве,

В гриднице Святославовой"

Плохо кончил. Потому, что глава Приднепровских половцев.

Всем остальным, чтобы пограбить русских, куда-то надо идти. А к Кобяку сами приходят, богачество собранное — сами несут! Проходя через Пороги. А на Порогах — Кобяк. Тут уж неважно что у хана в голове. Демократия же! Народ же! Народ хочет добычи! Каждый год мимо носа тащат тюки с товаром. Да кто ж такое вытерпит?! Конечно, удальцы пытаются "отщипнуть долечку". Русские их бьют. Про недавний поход Жиздора на половцев — я рассказывал, слова пафосные, при том произнесённые — воспроизводил. Русские пошли в степь защищать караваны от грабежей. И разгромили. Не каких-то джигитов, а вежи. Чьи?

Кобяк, хан приднепровских половцев, в большой дружбе с Тоглиём, ханом половцев лукоморских. Там, в Лукоморье, Кобяка и поймают. Лукоморцы не часто ходят на Русь. А когда идут — идут по правому берегу Днепра, чтобы не топтать пастбища приднепровцев. Выскочат от моря, цапнут чего-нибудь и назад, Кобяку за спину. Но, временами, попадаются больно.

* * *

— Давненько про лукоморских поганых не слыхать было. А вот же, отросли змеиные головы.

— Злобой исходят. Русские их всех били. Кровью умывали. А ещё алчность. Всех. И ханов, и подханков, и простых. Им бы Русь ограбить, да снасиловать, да в полон угнать. Города и веси в дым пустить. Сделать из Руси пепелище. Нельзя их на Русь пускать. Что скажешь, Всеволод?

— Нельзя. А мы и не пустим.

Парень как пионер: за правое дело — всегда готов. Боярин крутит головой. Молодой у него князь, горячий. "Одним махом семерых побивахом".

— А ежели они нас... ну... верх возьмут?

Буй-Тур радостно улыбается:

— А мы не дадим. А то сгибнем. За Родину, за Веру. Мёртвые сраму не имут. Сам же учил. Какой надо мной верх взять можно, коли я уже с Петром-ключарем разговоры разговариваю?

— Погоди помирать, Всеволод. Нам ещё надобно Русь защитить. Брод через Трубеж — здесь, у Баруча. А другие есть?

— Есть. Ниже, уже у самого Переяславля.

* * *

Долина Трубежа шириной до 5 км, глубиной около 10 м. В верховье болотный массив (18 тыс. га) долинного типа занимает почти полностью нерасчленённую на террасы долину. В верхних частях затрофованной долины русло отсутствует, в низовье — выражено. На стыке этих двух частей — Баруч и брод.

* * *

— Ну, тогда давайте вперёд. Идём к городу. Вёрст восемь не доходя станем лагерем.

Ушла на ту сторону разведка, потолковали с местным комендантом.

Здешние "чёрные клобуки" из Беловежских. Торкско-печенежская орда от Саркела ушла сюда, на Черниговское порубежье. Потом Изя Блескучий Новую Белую Вежу уничтожил в войне с Долгоруким. Местные тюрки изначально были в немалой части христианами, в отличие от поросских, где верховодили заклятые язычники берендеи. Здешние по кладбищам не идентифицируются, не отделяются от основной массы могил. С половцами у них вражда лютая — те несколько раз пытались здешних вырезать.

Биться будут. Жаль — маловато их. Но и разведку по Трубежу, и оборону брода возле своего городка обеспечат. Насколько сил хватит.

Мда... Снять воинов отсюда, увести с собой — нельзя.

Ну, тогда сами. Полезли. Как кот в сапог.

Перешли Трубеж и тот-топ... завтра — момент истины. Или пан, или пропал. Или в стремя ногой, или в пень головой.

Ещё можно последовательно: сначала — в стремя, потом — в пень.

Мы не дошли до Переяславля вёрст восемь. Встали лагерем на холме, за рекой Альтой, за лесом от Кончака. По дороге радость: подошёл из-за Днепра Чарджи со своими торками. Обнялись. Какой-то он... сосредоточенный.

— Ты чего так напрягаешься, будто пукнуть собираешься?

— Шутки шутишь, Иване. Там кыпчаков... полчище несчитанное.

— И? Больше ворогов — больше славы их побить.

— А если они нас?

— Ты меня битым видел? Не с соплями кровавыми, а так, чтобы я на карачках уползал?

Между нами — бывало. Так я из Великих Лук после избиения кнутами детьми боярскими, после последней встречи с Хотенеем и его убийства, только на злости да на "Варшавянке" выбирался. Но Чарджи этого не видал. А как в Елно я чуть не обделался, когда у телеги с голой и мёртвой посадницей нос к носу с посадником-россомахом столкнулся? Но Чарджи и этого не видал.

Хмыкнул, головой покрутил. Что в сомнениях — естественно. А вот то, что пришёл и людей привёл — важно. Восемь сотен его торков, опытных, уже половцев бивших, с хорошим оружием... сила. А вот сотня "охотников" из киевских городков... мало.

Другая радость неожиданная — сотня черниговских гридней. Не ожидал.

Князь Черниговский Святослав Всеволодович, персонаж "Слова о полку Игореве", известен своим крохоборством.

М-м-м... Я, конечно, извиняюсь перед поклонниками великого древнерусского творения, но "из летописи слов не выкинешь".

За что и заслужил прозвище Гамзила. От "гамза" — мелкое серебро. Сам не приехал — брата Ярослава прислал.

Братец Ярик — персонаж мутный: "Ничем особым не проявил себя. Не любил выступать против половцев".

Настолько "ничем особым", что его, Ярослава Черниговского, постоянно путают с современником Ярославом Волынским. Сходство обосновано, отчасти, тем, что оба — младшие братья. Причём старшие, под рукой которых они действуют, личности яркие, героические, побывавшие Великими Князьями Киевскими.

Десятилетие назад поддерживал Изю Давайдовича, осаждал тогда Переяславль: места ему знакомы.

Летопись постоянно упоминает, что он "привёл половцев". То к Новгород-Северскому против кузена Олега, то вторгаясь в смоленские земли. При том отказывался от участия в походах на степняков.

В 1184 г. (в РИ): "Далеко нам идти вниз по Днепру, — ответили Ярослав и Игорь Святославич послам из Киева, — не можем своей земли оставить. Вот если пойдёшь на Переяславль, соединимся с тобой на Суле".

Через год: "Не могу же я ехать один, полк-то мой пеш. Вы бы мне дома поведали, докуда идти". Русской армии пришлось возвращаться домой.

Командир с такими предпочтениями меньше всего мне тут надобен. Потому и прислан.

С одной стороны: честь и послушание явлены, не абы кого Гамзила послал, а брата родного. С другой... вот такое чудо чудное пойдёт в смертный бой с кыпчаками? — Сомнительно. А что во всяк час от него перескок к половцам может выскочить — запросто.

Надо провести военный совет. Как-то объяснить командирам наши действия. Типа: "Первая колонна марширует... вторая колонна марширует... третья колонна марширует...". Но присутствие этого Ярика заставляет предполагать, что все секреты могут стать известны Кончаку. Потому про "голенища сапога" у Боняка — ни слова.

Почему Гамзила не приехал — понятно: свою "игру играть" собирается. Почему прислал — тоже понятно: соблюдает внешнюю благопристойность.

Боголюбский велел идти к Ваньке на подмогу? Наплевать на Боголюбского... можно. Но — потом. Когда Ванькины глазки вороны выклюют, когда воинов русских степняки в прах стопчут. Тогда и надо будет явиться во всей силе и скинуть ярмо Боголюбского. А там, глядишь, и в Киеве Великим Князем сесть. Пусть и на пепелище после поганых, а всё равно — спаситель Отечества. Освободитель. То ли выгнал ворогов, то ли откупился... кто знать будет? А держа Киев, Чернигов, Переяславль, ежели от них что останется, можно с Боголюбским совсем другой торг вести.

В тот момент это были только мои подозрения. Основанные лишь на отрывочных записях о князе Ярославе Всеволодовиче в летописях, на моём понимании логики крупного святорусского феодала. Масштаб участия Гамзилы в тогдашних событиях, в нашествии Кончака, в мятеже в Киеве, стал понятен позднее.

Мономах говаривал: "не следует на коне едучи всякую безлепицу думать, а надлежит повторять Господи помилуй, Господи помилуй". Я не Мономах, поэтому всякую безлепицу думал и место для лагеря ещё с Курска выбрал. Туда и идём. И пришли.

Сторожей выслали, шатры поставили, коней стреножили, воины спать улеглись, темно уже, собрал военный совет.

Неудобно — стола нет. Сели по-татарски, расстелили на кошме карту. Ребята мои в регионе уже три года работают, местность возле Переяславля картографирована.

— Вот, братия князья и господа, чертёж земель здешних.

— Откуда?!

Ярик чёт озлобленный сильно. Аж кипит. Это от страха? Понимает, что шансов завтра уцелеть у всех немного? Или от братца инструкции мешать да гадить? Или своя любовь с половцами, с самим Кончаком, в бой идти не велит?

— Озаботился. Заблаговременно.

По шатру вдох-выдох прошелестел: а Ванька-то... предвидел, шельмец. Эт получается, что мы не просто дуриком под сабли половецкие лезем, а со смыслом. Может, даже и с замыслом. Каким-то. Уже легче, уже надежда есть. Не за просто так головы сложим, а по плану.

— Вот так течёт Трубеж. На юг, на восток, на юг. В петле — город. В южной части — детинец, в северной — окольный город. Осалук, посад сожгли?

— Нет. Слободы пригородные в разных местах сожжены. На остатках их кыпчаки костры свои жгут. А сам посад — целый.

Почему Искандер местность не выжег? — Непонятно. Макиавелли советует выжигать предместья сразу, чтобы у противника не было укрытий при непогоде, топлива и прочих ресурсов. Отмечает, что в первый момент нападения жители испытывают воодушевление, что позволит им легче перенести потерю имущества. Весьма общая идея, ещё с античности.

Если не сделать так, то будет как я в Янине сделал: смастерил из брёвен местных строений бой-телегу и въехал в город. Правда, и Мономах, когда Гореславич и половцы его в Чернигове осадили, выжег посад только когда понял, что внешнюю стену не удержать. Похоже, что Искандер по-первости надеялся обойтись полевым сражением без разрушений города. А сейчас... не знаю, может, какую ловушку кыпчакам готовит.

Осалук — ещё одна драматическая история, каких много вокруг меня.

Простой парень, кыпчак, жил себе, не тужил, жениться собирался. Тут неудачный год, пол-отары потеряли. В долг для прокормления семейство хлеб у подханка взяло, надо отдавать. Он и пошёл к Алу служить, сопровождал караваны. Отработал сезон, получил расчёт, поехал домой. А там подханок должок живьём взыскивает, сестрой Осалука.

— Вот серебро. За то, что в долг взято было. Возвращаю. Уходи из моей юрты.

А у подханка уже разгорелось, на девку глядючи.

— Это не всё, её заберу для полного счёта.

Дальше драка. В которой Осалук подханка зарезал. И убежал к Алу:

— Помоги! Найдут ханские нукеры — убьют!

Понятно, что старый Боняк с соседями ссориться не хочет, убийцу благородного бека укрывать не станет. Алу и посоветовал:

— Беги к Зверю Лютому, со Всеволжска выдачи нет.

Тот и побежал. Весной узнал, что семью его нукеры вырезали, а сестру продали куда-то за Кавказ.

Идти ему некуда, впрягся в мою службу. Оказался смелым, сообразительным, язык выучил. В этом походе он у меня в разведчиках: лучше наших русопятов понимает степняков, чего от них ждать.