Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А вот интересно, если мама какие-то нужные бумаги отсюда изъяла, что она с ними сделала? Во всяком случае, у нее точно ничего не было, я ведь забирал ее вещи из гостиницы. И сумку ее мне в больнице отдали. Могла, конечно, порвать и выбросить, тогда следующий вопрос — куда?
Я пошел на кухню, открыл шкафчик под мойкой, вытащил мусорное ведро, воняющее, как скотобойня. Копаться в нем голыми руками было слишком противно. Отыскав старую газету, я расстелил ее на полу и вытряхнул на нее содержимое ведра. А потом осторожно свернул газету и засунул ком обратно в ведро. Ни одного бумажного обрывка. Чего и следовало ожидать.
"Ищи того, кого брак твоих родителей сильно обидел или разочаровал", — сказала крестная. Это была версия номер один. Но что, если дело не в этом?
Разболелась голова, да так, что глаза на лоб полезли. Покопался в бабушкиных лекарствах, нашел анальгин. И хотя было всего девять вечера, решил лечь спать. Но перед этим попытался дозвониться до Жени. Однако механический голос раз за разом сурово отвечал, что "абонент недоступен или находится вне зоны действия сети". Тогда я попробовал позвонить Саше, но его телефон тоже не отвечал.
22.
Всю ночь мне снились кошмары. Например, что пучеглазый убийца выследил меня и пробрался в бабушкину квартиру, чтобы закончить свое дело. По правде говоря, я так и не понял, почему он тогда не убил меня. Если б он действительно зарезал меня на глазах родителей, чтобы отомстить им, — это было бы еще понятно. Но наоборот? Я-то чем перед ним виноват? Да и вообще логичнее было не оставлять свидетеля в живых. Неужели он не сознавал, что я его запомню? Хотя... если он действительно сумасшедший, тут нечему удивляться. У него своя логика, постичь которую вряд ли возможно.
Я встал, принял душ (тараканы так и прыснули во все стороны, стоило мне включить в ванной свет), потом нашел чай и пожарил глазунью из трех яиц. Еще раз позвонил Жене — с тем же результатом.
К маме меня должны были пустить только после обеда, гулять совершенно не хотелось, поэтому я набрал полную грудь воздуха и позвонил все-таки следователю, чего — положа руку на сердце — мне делать совершенно не хотелось. Следователь, которого звали Алексей Степанович, сказал, что никаких подвижек пока нет, хотя следствие и ведется. Я вдохнул еще глубже и попросил копию фоторобота, который с моих слов составили перед вылетом в Прагу.
— Зачем вам? — удивился следователь.
— Я хочу встретиться с родственниками и знакомыми моей матери. И показать им этот фоторобот. Может, они вспомнят его.
Следователь помолчал немного.
— Послушайте... Мартин — я могу вас так называть?
— Да, конечно.
— Мартин, я не советовал бы вам самому заниматься расследованием. Вы можете только все испортить.
— Я не собираюсь заниматься никаким расследованием. Я только хочу вам помочь — внутри у меня закипело. — Или вы думаете, что я найду этого урода и придушу его?
— Такую возможность я тоже не исключаю.
— Ну и зря. Не собираюсь я этого делать. Так вы дадите мне фотографию?
Следователь молчал.
— Вы учтите, что мне родственники могут рассказать больше, чем вам. Думаете, нет?
— А вы знаете кого-то из них? Можете дать мне их адреса? Те знакомые ваших родителей, которых нам удалось найти, ничего интересного нам не сказали. И убийцу не узнали.
— Не знаю. Но найду.
Сказал я это довольно резко, если не сказать нахально. Следователь хмыкнул:
— Хорошо, приезжайте. Я буду в прокуратуре до часу дня. Позвоните снизу.
Начать я решил с тех людей, которые присылали бабушке поздравительные открытки. Нашел листок бумаги и выписал адреса в столбик. Карта города у меня была еще с первого приезда, и я постарался составить наиболее оптимальный маршрут перемещений. Один адрес был всего в паре кварталов отсюда, и я решил зайти туда еще до визита в прокуратуру — так, на всякий случай.
Жила там, если верить обратному адресу на одной из открыток, некая Михайлова И.П. Во всяком случае, двадцать пять лет назад — точно. Вероятность того, что она живет там до сих пор, была довольно невелика. Но я решил рискнуть.
Хорошо, хоть с лестницы не спустили.
Нужный дом и квартиру я нашел довольно быстро, но открывать мне не торопились. Я уже хотел нажать кнопку лифта, и тут из-за двери раздался раздраженный рык:
— Кто???
— Мне нужны Михайловы, — вежливо ответил я.
Из сочной матерной тирады мне все-таки удалось вычленить, что никаких Михайловых тут нет, никогда не было и никогда не будет. А если я немедленно не уясню это для себя и не отчалю со скоростью света, то очень даже вероятно, что не будет и меня. Совсем.
Вывод я действительно сделал. Что бегать, высунув язык, по городу в поисках людей, которые жили в том или ином месте четверть века назад, довольно непродуктивно. И что лучше бы для начала узнать телефоны и позвонить.
Но в растрепанных книгах, подвешенных на металлических тросиках к автоматам, квартирных телефонов не было. Звонить в какую-то справочную службу? Но я даже не знал ее номер. Наугад позвонил с мобильника по 09, но там было безнадежно занято. Я, иностранец, не знающий местных реалий, был в этой стране совершенно беспомощным. Как бы мне сейчас пригодилась помощь Жени. Я простить себе не мог, что не позвонил ей перед отлетом в Прагу. Может, она просто обиделась и не хочет со мной разговаривать?
Следователь распечатал для меня фоторобот и положил в прозрачную папку.
— А можно два? — нахально попросил я.
— Картридж кончается, — буркнул он. И тут же переспросил на всякий случай: может, я все-таки знаю какие-нибудь имена и адреса.
— А теперь скажите, пожалуйста, — мрачно поинтересовался он после того, как я старательно помотал головой, — почему вы не рассказали сразу, что вас вчера чуть не задержала милиция? Просматриваю сводки — ба, старый знакомый, Мартин Кабичек, гражданин Чехии.
— А что тут рассказывать? — я пожал плечами. — Обычное недоразумение. Кстати, выбежал я из Макдоналдса, потому что показалось, что увидел убийцу отца.
— Да? — следователь посмотрел на меня с интересом. — Так увидели или показалось?
— Думаю, что показалось. Я его не нашел. Хотя далеко уйти он не мог.
Следователь задумчиво пожевал губу и на всякий случай посоветовал быть осторожнее. Если что — сразу звонить.
Я скорчил простодушную физиономию, поблагодарил, пообещал держать его в курсе всех дел и откланялся. Конечно, можно было его спросить, как узнать телефон по адресу квартиры, но тогда он наверняка вцепился бы в меня, как бульдог.
В больницу нужно было идти только через два часа. Подумав, я решил зайти в ближайшее интернет-кафе и поискать телефоны через сеть. Кафе нашлось довольно быстро, в нем было шумно и неуютно. Зато нужный сайт я обнаружил всего через десять минут. Открыток с питерскими адресами после первого неудачного захода осталось всего три. Мне вообще было не слишком понятно, зачем писать открытки, когда живешь в одном городе, — не проще ли позвонить или поздравить человека с праздником лично? Но, может, раньше бумажным поздравлениям придавали больше значения?
Записав найденные телефоны, я решил, что позвоню из дома — то есть из бабушкиной квартиры, когда вернусь от мамы. Смущало то, что два из трех телефонов были зарегистрированы на людей с другими фамилиями, но попробовать-то ведь было можно.
23.
В реанимацию меня сначала не пустили, но я устроил дикий скандал и демонстративно порывался звонить в консульство, посольство и комиссию ООН по правам человека. Все тот же лысый лечащий врач посмотрел на меня с отвращением и махнул рукой.
Вот ведь интересно, что случится от того, что я зайду в палату и полчаса посижу рядом с мамой? Инфекцию занесу? Так ведь в халате же и в бахилах. Можно подумать, там персонал стерильный. Или считают, что я с махровой глупости какой-нибудь аппарат сломаю? С ума сойти, везде пускают, а здесь нельзя. Скорее всего, просто привыкли за любую мелочь подставлять карман.
Я зашел в палату. Она была довольно большой, на восемь или десять коек, почти все они были заняты. В углу притаился стол дежурной медсестры. Тихонько попискивали мониторы. Дышала мама сама — значит, кома была не такой глубокой. Но, как мне сказали, в сознание она ни разу так и не пришла.
Подтащив к кровати стул, я сел рядом, осторожно погладил ее волосы, нагнулся, неловко поцеловал в щеку. Щека была прохладной, словно все тепло ушло глубоко под кожу. Очень бледное лицо, темные круги под глазами. В волосах проступила седина — обычно мама тщательно следила за собой и старательно закрашивала седеющие пряди.
Жалость и нежность грызли мое нутро, как лисица — маленького спартанца. Только вот этот парень лису украл и помалкивал, боясь наказания. А я изо всех сил сдерживал слезы, поскольку верил, что люди в коме слышат все, что происходит рядом с ними. Зачем я буду огорчать маму? Я попытался поговорить с ней, но на язык шли какие-то банальности вроде "Скоро ты поправишься, и мы вернемся в Прагу. Все будет хорошо". Или так и надо?
Не прошло и десяти минут, как подошла медсестра и выставила меня вон. Как будто я ей мешал.
На обратном пути я пообедал в недорогом кафе и купил немудреных полуфабрикатов на ужин. От мысли о еще одном вечере, который предстояло провести в бабушкиной квартире, хотелось выть. А ведь таких вечеров, судя по всему, будет еще немало. Оставалось надеяться только на то, что удастся привыкнуть.
Прежде чем звонить бабушкиным знакомым, я решил хоть немного прибрать в квартире. Разморозил холодильник, подмел, вытер пыль. Нашел какой-то вонючий чистящий порошок и, насколько это было возможно, отскреб плиту. Самым страшным испытанием было вынести во двор мусорное ведро.
Держа его на вытянутой руке, отворачиваясь и дыша ртом, я спустился на лифте вниз и пошел к мусорному контейнеру. Во дворе никого не было, но мне казалось, что за мной наблюдают. Наверно, теперь мне всегда будет казаться, что двор-колодец сжимается, надеясь раздавить меня, а окна, похожие на мутные, ничего не выражающие глаза, таращатся с четырех сторон.
Что-то зашуршало за спиной. Я резко обернулся, просыпав мусор. Из-за контейнера выглянула острая крысиная морда. Топнул ногой — морда исчезла. Мартин, это паранойя. Или ты думаешь, что пучеглазый все-таки охотится за тобой?
А почему, собственно, нет?
Понял, что сглупил, оставив в живых свидетеля, и ищет теперь. И у Макдоналдса он не зря оказался.
Ты хоть сам понимаешь, какую чушь несешь? Ты только вчера прилетел, откуда он об этом узнал? Если он действительно был знаком с родителями, то не мог не знать, что мы живем за границей. Стало быть, если я остался жив, то должен был увезти тела на родину.
Стоп! А если он как-то узнал, что мама не умерла? Ну, мало ли как. Тогда ничего удивительного нет в том, что он ищет меня здесь. И не где-то, а именно в бабушкиной квартире. И не он ли звонил, чтобы убедиться, действительно ли я там?
По спине побежали крупные мурашки. Резко перевернув ведро над контейнером, я поспешил к парадному. Вбежал в лифт, нажал кнопку третьего этажа и только тут вспомнил, что по дурацкой пражской привычке не закрыл дверь квартиры. Там мы жили в старом доме без мусоропровода и тоже выносили пакеты с мусором во двор. Частенько я выбегал с пакетом в одних шортах и майке, едва прикрыв дверь — минутное ведь дело. Да и внизу подъезд закрывался на ключ.
Выйдя из лифта, я подошел на цыпочках к двери. Хотя это просто глупо — лифт дребезжал так, что не услышать его мог только глухой. Дверь оказалось приоткрытой, хотя я точно помнил, что закрыл ее, пусть и не на ключ. Впрочем, она могла открыться и сама, замок-то ведь был без язычка, который может коварно защелкнуться и оставить тебя куковать на лестнице.
Однако в квартире определенно кто-то был: на кухне что-то шуршало. Я лихорадочно соображал, что делать. Влететь, броситься — как на тех парней, напавших на Женю, оглушить ведром. Или... Или выйти потихонечку, бегом вниз по лестнице — и в милицию.
Меня передернуло. Да, пан Кабичек, а ведь вы просто трус. И не надо этих "я не мог пошевелиться, был как во сне". Все просто. Я элементарно струсил. Испугался выродка на голову ниже и килограммов на двадцать легче. Только потому, что он был с ножом.
По спине побежала струйка пота. Я стиснул челюсти так, что внутри что-то противно хрустнуло. Сжал ведро покрепче, сделал шаг...
Из кухни мне навстречу вышел, осторожно переступая, кот. Большой пушистый котище, угольно-черный, только под ушами менее густая шерсть казалась темно-бурой, как у медведя-гризли. Увидев меня, он остановился, сел и уставился прямо мне в глаза своими — огромными, желтовато-зелеными.
— Ты откуда взялся? — спросил я.
Кот с досадой мотнул башкой: мол, что пристаешь с глупостями, лучше накорми.
— Ну, пойдем.
Я вошел в кухню, поставил ведро на место и достал из холодильника банку с остатками тушенки. Кот деликатно остановился на пороге и по-прежнему смотрел на меня, не мигая. Вывалив тушенку в блюдце, я поставил его на пол. Подумав немного, кот принялся за еду. Он ел очень аккуратно, не жадничая и не торопясь. Закончив, попил воды из банки, которую я поставил рядом с блюдцем, и начал вылизываться. Потом осмотрелся и свернулся клубочком под табуреткой в прихожей.
— Ты что, решил остаться здесь жить?
Я присел перед ним и осторожно почесал за ухом. Кот запел-замурчал, блаженно щурясь.
В детстве я каждый год просил Деда Мороза и святого Микулаша, в которых свято верил, подарить мне котенка или щенка. Но мне говорили, что это невозможно, потому что у папы аллергия на шерсть. Я не совсем понимал, что это такое, но все равно просил. Поскольку был уверен, что раз Дед Мороз и святой Микулаш могут дарить всем подарки, то и папу от аллергии тоже могут вылечить.
Да, похоже, у них обоих было чересчур много заказов, раз котик появился у меня только сейчас. Когда он мне совсем ни к чему. Что я буду с ним делать? Ну ладно, пока я здесь, он может пожить со мной, а когда уеду?
Я повнимательнее посмотрел на своего гостя. Да, именно такой, как мне хотелось. Не персидский или сиамский, а самый обыкновенный черный кот. Вполне дворовый. Правда, выглядел он слишком чистым и домашним. Явно удрал от кого-то. Надо бы поискать хозяев.
На мой звонок к соседям дверь снова приоткрылась на ширину цепочки, над которой появился все тот же острый нос Анны Васильевны.
— Не знаете, от кого ко мне мог кот зайти? — спросил я. — Черный такой, мохнатый.
— Откуда мне знать, — фыркнула она и захлопнула дверь.
Ходить по квартирам в поисках хозяина кота мне не слишком улыбалось, поэтому я написал на листке бумаги объявление и повесил на двери парадного.
Вернувшись в квартиру, я еще немного погладил кота, дремавшего все там же, под табуреткой, и сел перед телефоном. Начать решил с того номера, фамилия хозяина или хозяйки которого — Булыга — совпадала с той, что была на открытке. Но трубку никто так и не взял, по второму номеру мне ответили, что Кольцовы давно переехали, а куда — неизвестно. С третьим повезло немногим больше первых двух. Семья Карченко действительно жила в этой квартире, но женщина по имени Марина, бабушка девушки, которая сняла трубку, умерла шесть лет назад. Никто другой из семьи мою бабушку не знал — девушка специально отошла, чтобы спросить об этом своих родителей.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |