Когда растает снег...

— А почему вы называете этот салат в честь француза, а европейцы называют его русским? — когда они уже доели 'оливье', вдруг спросила Квета, чем привела всех буквально в недоумение.

— А хрен его знает, — только и смог ответить Михаил.

— Вообще 'Оливье' его не так давно стали называть, — усмехнулся отец Михаила. — В моей молодости, помнится, его называли 'Столичный'...

— Понятно, — только и улыбнулась в ответ девушка.

Посидев еще немного и поговорив на самые разные темы, они все начали вылезать из-за стола и отправляться спать... В конце концов, хоть завтра и выходной день, но спать все равно нужно!

Глава 6.

— Заключенный Солженицын по вашему приказу доставлен! — войдя в кабинет, произнес начальник конвоя.

— Заводите! — коротко приказал в ответ майор госбезопасности Смирнов.

Выйдя из кабинета, лейтенант приказал заводить 'зэка' к следователю. И вот минутой спустя майор Свиридов имел возможность увидать вживую того, чье личное дело сейчас лежало у него на столе. Что ж, типчик и впрямь был весьма любопытный!

Бывший капитан Красной армии, бывший командир батареи звуковой разведки, кавалер двух орденов — Красной Звезды и Отечественной войны второй степени... Герой войны! И предатель, антисоветчик в одном лице... Впрочем, увы, такой он не первый и, почти наверняка, не последний...

Арестован в 1944 году за антисоветскую деятельность, приговорен к восьми годам ИТЛ, отбывал наказание в различных лагерях, включая несколько, как их называли всякие контрреволюционеры, 'шарашек'. Был завербован в качестве осведомителя. В 1950 году переведен в лагерь в Экибастузе. Освобожден в начале 1953 года и отправлен в ссылку в село Коктерек Джамбульской области Казахской ССР, где несколько лети проработал учителем физики и математики в школе. В это же время попытался заняться писательством — сначала писал 'в стол', а затем попытался и опубликовать некоторые из своих 'творений'. Однако издательства, разумеется, не приняли ничего из них к печати. Несколько раз пытался опубликовать, в несколько переработанном виде, рассказ 'Один день Ивана Денисовича', но неизменно получал отказ — хотя дело дошло до рассмотрения аж на уровне Министерства культуры и Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, где публикация была запрещена решением товарищей Беспалова и Михайлова.

Уже накануне Долгой зимы Солженицын искал связи для публикации своего 'творчества' на Западе, но сделать это из казахской глуши было практически невозможно. Особенно в свете того, что с 1963 года он оказался под особым вниманием МГБ. Тогда же Солженицын был уволен из школы и, в дальнейшем, работал в колхозной конторе секретарем. В июле 1966 года в ходе обыска было изъято несколько рукописей с материалами клеветнического и антисоветского содержания. На основе законов от 1959 года был поставлен вопрос о высылке гражданина Солженицына из страны с лишением советского гражданства, но до воплощения в реальность дело не дошло.

Как рванул Лонг-Вэлли, властям стало не до какого-то там сидящего в казахской глуши болтуна-антисоветчика... На первый план вышли другие, куда более срочные вопросы. Тем более, что поначалу тот сидел тихо и не отсвечивал...

Все изменилось позже, как в окрестностях появились басмаческие банды, а в уже бывшую Казахскую ССР хлынул поток переселенцев... Тут-то и вновь показал свою сущность один гражданин с говорящей фамилией! И если доказательств сотрудничества см басмачами найти не удалось, то вот его громогласные заявления о 'преступлениях советской власти', под которыми он подразумевал жесткое пресечение беспорядков в стране, были очень даже задокументированы! Впрочем, там тогда проявили себя многие так называемые 'диссиденты'... И уже не имело никакого значения то, что не было на самом деле тех миллионных жертв, о которых они говорили. А уж призывы 'свергнуть большевистскую власть'... Некоторые так и вовсе доходили до того, что объявляли Долгую зиму божественной карой. За такое и до начала-то Долгой зимы можно было запросто вылететь из страны с двумястами долларами в кармане...

Но законы прежних времен больше не имели значения... Этот тогда со всякими диссидентами сюсюкались, из страны высылали их... Сталин с контрой когда-то не церемонился! И пришла пора действовать как в те времена. Вместо высылки теперь — срок в лагерях. Рубать уголь в Воркуте или добывать апатиты в Кировске... Впрочем, высылать нынче и некуда особо. Разве что сунуть в карман те самые двести долларов, что нынче стали бесполезными бумажками, и сбросить с парашютом над той самой Америкой...

— Гражданин Солженицын! — жестко произнес майор МГБ. — Вы обвиняетесь в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58.2 и 58.10 уголовного кодекса РСФСР и пунктов 5 и 7 статьи 35 закона об Особом положении, за что предусмотрено наказание вплоть до расстрела. Есть что сказать в свое оправдание?

Скольких уж таких уродов довелось повидать на своей жизни майору... Одним больше, одним меньше... Так что можно было все оправдания и не слушать — ничего нового он все равно не услышит. Все эти диссиденты увлеченно кричат о том, что они за 'истинную демократию', за русское национальное государство, против 'незаконных репрессий', 'за Россию без коммунистов' или еще что-нибудь в таком же духе. Как говорится, вариации на тему... И все же слушать придется! Ведь он должен официально зафиксировать в протоколе все показания.

Бывали, правда, и 'левые' диссиденты... Кто заявлял, что Сталин и Пономаренко 'исказили курс Ленина' и требовали 'возвращения к ленинским нормам'. Но таких все же было куда меньше... И гражданин с говорящей фамилией к ним явно не относится!

'Архипелаг ГУЛАГ', значит? Изучая материалы дела, майору пришлось познакомиться и с этой бредовой писулькой — и, как человек из 'системы', ему тонны вранья были видны с первого же взгляда! Что ж, вот и пришла кому-то пора лично распробовать те места — не в шарашке, не в лагере в бывшей Казахской ССР, а там, где на сотни верст вокруг не встретишь никого, кроме полярных медведей.

В какой-то мере майору даже было жалко, что большая часть описанных 'ужасов ГУЛАГа' — всего лишь миф... Для таких, как сидящий напротив 'диссидент', стоило бы устроить специальный лагерь, где бы в полной мере можно было воплотить все их вымыслы! Однако советская власть была слишком прагматичной чтобы заниматься подобными вещами... Заключенные должны работать и работать эффективно, принося пользу стране. Этим обуславливаются и условия содержания, и распорядок в лагерях. Вон даже зарплату им начисляют — хотя при этом и высчитывают из нее стоимость содержания, а значительную часть и вовсе выдают только после освобождения...

Полчаса спустя, закончив с допросом, майор Смирнов принялся за оформление всех положенных документов. Затягивать дело он не видел смысла... Значит, пора передавать в особый трибунал! Заседание которого обычно проводилось в течение трех дней после передачи документов.

Дальнейшая судьба гражданина Солженицына была ничем не примечательной и, откровенно говоря, совершенно незавидной. Состоявшийся через два дня суд, с учетом 'ярой антисоветской сущности', подтверждением чему был предыдущий тюремный срок, без особых разговоров выдал максимальное наказание — правда, не расстрел, а 'четвертной'. Причем, с отбыванием срока на Севере. Где семь лет спустя гражданин с говорящей фамилией и найдет свой конец. В этот раз ему не удастся даже заделаться доносчиком — ведь всем начальникам колоний еще пару лет назад придет распоряжение о том, осужденных за какие деяния запрещено вербовать в качестве осведомителей... В этот список вошла и, хоть и с рядом замечаний, 'знаменитая' 58 статья, и хищение продовольственных товаров, и участие в организованных преступных сообществах, и еще целый ряд преступлений. Долгая зима привела к серьезным переменам во взглядах советского руководства на систему исполнения наказаний... И если до того считалось, что заключенные ИТЛ могут исправиться, то теперь целый ряд их был отнесен в 'неисправимые', чья судьба — сгинуть в лагерях, принеся напоследок хоть какую-то пользу родной стране.

О некоторых из этих событиях гражданин Солженицын еще напишет в своих 'Тюремных записках', буквально пропитанных ядом и лютой ненависти не только к советской власти, но и ко всему советскому народу в целом. За то отношение, что за последние годы сложилось ко всяким диссидентам. Условно же положительными в них окажутся такие типчики, кому другие люди с радостью бы пустили в лоб при встрече! Однако в 'Записках' они будут выставлены как настоящие герои, борцы с большевистской тиранией, кого незаслуженно отправили в тюрьмы.

Изданные в середине 1980-х мелкой серией для сотрудников милиции и госбезопасности 'Тюремные записки' с комментариями о том, кто есть кто на самом деле, на десятилетия вперед станут хорошим наглядным пособием, разоблачающих истинную сущность 'борцов за свободу и демократию'...

* * *

— Ну что, пора прощаться? — произнес начальник КБ Сарсельмаша.

— Ну да, — подтвердил Михаил.

— И затем только тебе эта электроника? — с легкой грустью в голосе произнес мужчина. — Парень ты толковый, не просто так первую категорию дали... У нас тут работы всегда полно!

— Так надо! — пожал плечами парень. — Видать, наверху посчитали, что там от меня больше толку будет...

— Надо так надо, — только и ответил мужчина.

Вот и пришла пора менять работу... Не потому даже, что Михаилу так хотелось — просто, видимо, кто-то наверху посчитал, что в электронике от него толку будет больше. С сельхозтехникой же... Никаких радикально новых идей от него в последние годы не поступало. Работа давно налажена, продукция выпускается. Ну а с серийной продукцией и ее модернизацией справятся и другие люди!

Последний раз выйдя из КБ, Михаил прошел по заводским до проходной, где сдал пропуск... Вот и конец его последней рабочей смены на Сарсельмаше! Теперь на 'восьмерку' и домой, где его будет ждать жена. Со следующего дня им работать вместе, на одном предприятии. И это не могло не радовать — по крайней мере, видеться больше смогут. Вместе обедать, вместе добираться на работу и домой в переполненном трамвае...

К некоторому удивлению Михаилу, к остановке подъехал не трамвайный поезд из МТВ-82 или даже какого-нибудь двухосника с прицепом, а явно новенький, чуть ли не сверкающий заводской краской, КТМ-5... Первые из них появились в городе как раз весной этого года — и каково же было удивление при их виде! Ведь внешне они скорее напоминали не знакомые ему вагончики, а чехословацкие 'Татры'. Только двери — задвижные, хотя последнее время такие стали ставить и на 'чехов'. Уж больно хорошо продувались и пропускали холод использовавшиеся прежде 'гармошки'...

Впрочем, еще больше Михаил удивился б в том случае, если б знал те 'завихрения' их судьбы, что привели к такому виду КТМов...Разработанный в начале 60-х с учетом опыта эксплуатации 'Татр' и ЛМов трамвайный вагон должен был стать основой трамвайного хозяйства многих городов. В 1964 году, на год раньше, чем в иной реальности, было изготовлено и отправлено для опытной эксплуатации в Челябинск два первых вагона. Испытания показали в целом неплохие характеристики вагона, но определенные доработки внести требовалось.

Тем не менее, как раз в это время разразились споры о самой принципиальной концепции будущего электротранспорта. Предлагалось максимально упростить и облегчить конструкцию, назначив предельный срок эксплуатации в двенадцать лет, по максимуму заменить пластиками металл в обшивке кузова, упростить ряд узлов... Заводу было поручено изготовить и представить на сравнительные испытания еще два вагона, вот только сделать этого так и не успели. Грянула Долгая зима — и все работы по теме были свернуты, а затем и сам завод эвакуировали на юг.

Вспомнили про потребность в новых вагонах лишь спустя несколько лет — и включили производство новых трамвайных вагонов в план очередной пятилетки, которая должна была начаться в 1972 году. Но к этому времени подход к производству вновь поменялся! На первый план вышли надежность и долговечность конструкции и пригодность к эксплуатации в условиях Долгой зимы. От применения пластика в обшивке отказались из-за нехватки производственных мощностей по его изготовлению, пожароопасности и опасений того, что пластмасса не выдержит сильных морозов, вновь вернулись к системе принудительной вентиляцией с возможностью использования в качестве системы обогрева салона. Появились дополнительные тепловентиляторы под сиденьями и окна с двойным стеклом, которые в перспективе планировалось заменить стеклопакетами. Одиночные двери были заменены двустворчатыми, которые открывались и закрывались вдвое быстрее, что позволило терять меньше тепла из салона. Кроме того, спереди появились три проушины, куда при необходимости можно было бы навесить отвал и использовать вагон как эрзац-снегоочиститель, что потребовало и некоторого усиления несущих конструкций вагона. Ну а вешний вид... С ним попросту никто не заморачивался, а потому оставили все как есть — перепроектировать заново весь вагон просто не позволяли отведенные на работу сроки.

Осенью 1971 года первые предсерийные экземпляры вагонов были изготовлены и испытаны в Челябинске. А уже с января 1972 года началось их серийное производство — впрочем, родной город Михаила получил такую 'новинку' далеко не первым... Сюда, в Сталинское трамвайное депо, первые вагоны пришли лишь в конце весны и, будучи сцеплены в системы многих единиц, вышли на ставший внезапно самым загруженным городской маршрут — 'восьмерку'. Ведь именно этот трамвай развозил народ по сразу трем крупным предприятиям города — Сарсельмашу, бывшему авиазаводу, который в новой пятилетке был наконец-то официально переименован в моторостроительный, заодно освоив производство модернизированных двигателей для автомобилей ЗиС-131, и заводу зуборезных станков. А ведь часть народа еще и ехало в другие районы города, пересаживаясь по пути на 'девятку', 'единицу' или 'пятнашку'... Недаром в городском руководстве уже шел разговор о переходе к эксплуатации на ряде маршрутов трехвагонных систем многих единиц — хотя этого Михаил и не мог знать.

Сейчас же, глядя в окно, он видел, как все больше и больше меняется родной город... Весь район вокруг Сарсельмаша был застроен новыми 'эвакуационками', где жили тысячи людей. Впрочем, за счет эвакуированных город уже успел стать 'миллионником', а если дополнить это теми жителями, кто приезжает в город на зиму из деревень... Хотя таких с каждым новым годом становилось все меньше. А вот область как 'слишком разросшуюся' таки 'порезали' — в 1969 году вышел официальный указ о восстановлении Балашовской области... Впрочем, она было далеко не одной такой — регионы, куда в первые годы Долгой зимы прибывала основная масса эвакуированных, порой делили на более мелкие, бывшие поселки на их территории превращались в новые города, а некоторые старые города — в областные центры. На новом месте начинали работу эвакуированные с Севера и из Сибири заводы, фабрики и электростанции, техникумы и университеты... Вон, например, поселок Сенной у них в области недавно получил статус города.