Сельскохозяйственные истории

Я начала свой нелегкий спуск. Все это время сторож молчал, видимо, пытаясь уложить в своей голове мой ответ. Ответ никак не укладывался.

— И что ветер? — с какой-то древней ехидцей спросил он, когда до земли мне оставалось всего пяток ступенек.

— Ветер есть, — авторитетно заявила я, стараясь не очень сверкать панталонами.

— А санитарная обстановка? — не унимался въедливый старик.

— Подлежит уточнению, — моя серьезность украсила бы любого политика. — У вас эпидемий не было?

— Боги миловали, — покачал головой катонец.

Я хотела выпалить "будут", но вовремя прикусила язык — вышло бы совсем уж нагло и негуманно.

— Михей, скажи доктору, чтобы не ждал и не искал меня, — крикнула я брату.

— А ты куда?

— Да есть тут у меня еще дела. Потом дома расскажу.

— Это какие же такие дела? — цепкими пальцами сжал меня за локоток сторож. Нюхом чует, как дворовый пес на пенсии, что дело неладно, а объяснить не может. В крови что ли у них эта подозрительность?

Ладно, отвязаться от него мне теперь все равно не удастся, придется брать с собой.

— Скажите, дедушка, далеко тут у вас поле с марью?

От такого резкого перехода с серьезности на ласку моему собеседнику стало не по себе.

— А что? — вкрадчиво и отчего-то в полголоса спросил "дедушка".

Я решила подыграть и поманила его к себе пальцем, а когда подошел, наклонилась к поросшему седыми волосами уху:

— А мало ли что...— выдержала многозначительную паузу. — Пойдемте, на всякий случай посмотрим.

Обман был вполне безобиден и никому не наносил вреда: не собиралась я под его прикрытием ни красть сапог, ни уводить овец, но все равно, каждый раз при взгляде на старика, идущего рядом по дороге в направлении маревого поля, в душе просыпалось и неуклюже шевелилось какое-то виноватое чувство. Наверно, именно его знающие люди называют совестью, и именно к нему я так привыкла взывать, отчитывая своих братьев. К счастью или к несчастью, людей, годящихся в заклинатели моей совести, поблизости не было, иначе бы я очень быстро раскаялась и разведывательная операция оказалась бы под угрозой срыва. Шпион из меня никудышный.

Старичок же, видимо, в своей жизни частенько сталкивался с соглядатаями, потому не спускал с меня подозрительных глаз и все продолжал выспрашивать:

— А чего это у меня, детонька, суставы каждый раз к вечеру болят?

— Не знаю, дедушка, не знаю, — рассеянно отвечала я, потому что впереди уже показались лохматые сиреневые верхушки.

— А чего же ты тогда, такая молодая, да не знающая, в сестры милосердия-то пошла, ась? Руки-то вон холеные какие, работы не знают, — наметанный глаз катонца оценил мою наружность, наверно, еще за первые секунды встречи.

— А это я благотворительностью занимаюсь, социальную помощь оказываю.

— Ишь ты, сошиальную помощь..., — недовольно пожевал губами старик. — Что мы, бедные что ли?

— Так я не только вам, но и всем помогаю, вот доктору тоже.

Видимо, отговорка была хорошей, потому что некоторое время мой проводник молчал.

— Сошиальная помощь, ишь ты, лучше завтра приходи картошку копать поможешь, да варенье из яблок варить.

От печальной участи, сходной с участью Ефима, меня спасло только наше прибытие на маревое поле.

Я замерла в восхищении. Не было в этом поле ни капли сходства с фермерским: ровные стебли растений больше походили на стволики молодых деревьев, а пышные сиреневые метелки колосились уже где-то над моей головой. Все посадки шли ровными рядами, а не как попало, нижние листья аккуратно обрезаны, наиболее высокие растения стянуты веревками в пучок — чтобы не падали. Везде чувствовалась строгая рука хозяина, вернее хозяев.

— Это что, какой-то особый сорт? — спросила я, задрав голову, чтоб хотя бы примерно прикинуть высоту растений. Выходило около двух метров, тогда как у фермера хорошо, если было полтора.

— Почему же? Обычный самый, — дедок явно был горд моим ошеломлением.

Я подобрала юбки и села на корточки, чтобы лучше присмотреться к земле, даже между пальцами раздавила несколько комьев, хотя и ничего в этом не понимала. Земля как земля.

— Значит, используете какие-то удобрения?

— Да ничего не используем. Даже навоза с перегноем: попробуй на такой территории разбросай..., — катонец обвел рукой частокол из травяных стеблей.

— Ну, может, химическое что-то? — не сдавалась я, пытаясь найти секрет такой урожайности.

— Да нет, гадость все это, — с отвращением сказал мой сторож. — Все только своим трудом: там прорядишь, тут листья обрежешь, сорняки уберешь, ну или кротов распугаешь — глаз да глаз за полем.

Вдалеке я заметила телегу: несколько катонцев большими тесаками рубили марь под корень, срезали метелки и аккуратными рядами складывали ровненькие стволики. Эх, нам бы таких работничков, а ведь не переманишь.

Итак, если это самый обычный сорт мари, специальных удобрений катонцы не используют, природные условия в точности такие же, как и на поле господина Стана, то, на мой взгляд, действительно остается всего один существенный фактор — человеческий. Именно благодаря усилиям, которые коллективное хозяйство приложило к посадке, прополке, обрезке и прочему уходу, эта трава превратилась в джунгли. И вот тут встает вопрос: возможно ли в первый же год приучить наших батраков к такому труду?

Лицо мое помрачнело. Думаю, что даже удвоенная оплата не сможет переломить национального характера. Если я начну рассказывать деревенским мужикам, что марь надо не сеять, а сажать ровными рядками, надо мной сначала будут долго смеяться, а потом все равно сделают по-своему. В общем, в лесу толстых и сочных стеблей мари катонского поля мне виделся темный бесславный конец нашего имения.

Я даже немного вздрогнула, когда между ровными стволами действительно мелькнула черная тень.

— Вы говорите, кроты вас достают? — уточнила я у старика.

— Достают, — горестно и одновременно подозрительно (и как только это у него выходит?) вздохнул тот. — А что?

— И крупные кроты?

Темная тень снова стремительно пронеслась в зелени, заставляя сиреневые метелки заколыхаться пахучей волной.

— Так еще бы не крупные. Вооот такие, — старик развел руки жестом бывалого рыбака. — Иные с собаку величиной попадаются.

Надеюсь, он шутит. Я на всякий случай сделала шаг назад от поля, потому что черная тень начала расти, явно направляясь в нашу сторону. Вслед за ней гнулись и тревожно шуршали метелки. Дедок, наконец, тоже заметил неладное и стал вглядываться в зелень:

— Нет, ну не до таких же размеров, — попытался отшутиться он, но голос неуверенно дрогнул.

Наши детские страхи развеял выпрыгнувший из зарослей черно-белый дог — собака разразилась громким недружелюбным лаем, но мы со стариком после первого испуга все же дружно выдохнули. Дог показался мне смутно знакомым, и когда следом за ним вышел хозяин, я поняла, откуда.

— Зельда, сидеть! Тихо!

Я попыталась спрятаться за спину старика, потому что это был господин Клаус, собственной персоной. Едва услышав его команду, собака села и замолкла, но не сводила с нас своих умных глаз.

— Добрый день, — поздоровался фабрикант со стариком, а, увидев меня, да еще в фартуке сестры милосердия, не смог сдержать не совсем тактичного вопроса. — Вы-то что здесь забыли?

— Общественно полезная деятельность, — несколько неуверенно и даже с вопросительной интонацией ответила я, будто бы пытаясь найти в собеседнике подходящее объяснение столь двусмысленной ситуации.

Темные брови господина Клауса слегка приподнялись, ставя под сомнение подлинность моей склонности к филантропии. Складывалось впечатление, что этот человек видит меня насквозь

— И много полезного уже сделали? — спросил он, едва скрывая усмешку.

Да, понимаю, я не образец жертвенности и человеколюбия, но откуда ему-то об этом знать? Зачем недостойными сомнениями губить в зачатке все благородные порывы? Которых, впрочем, нет... Я смущенно кашлянула... Но, к счастью, раздавшийся в эту секунду пронзительный окрик помог мне избежать ответа.

— Николетта!!!

На дороге, огибавшей поле, показалась пестрая группа соседей, которую возглавляла моя подруга Алисия, вся в зеленых лентах и сливочных кружевах, с Ласом под руку. К слову, у брата был вид несчастной комнатной собачки, проводящей большую часть жизни на коленях у хозяйки. Девушка радостно махала мне рукой. За ними следовал предводитель общественного собрания — он же мэр — со своей старшей дочерью и отец Алисии, сэр Гвидон, что-то оживленно втолковывавший леди Раде.

В страшном сне не могло привидеться такой встречи. Лучше уж оправдываться перед фабрикантом, чем придумывать отговорки для всех этих людей. Господин Клаус с явным удовольствием следил за переменами в моем лице. И почему я не отдала этот треклятый фартук сестры милосердия доктору перед уходом?

Но, кажется, фартук мало кого волновал.

— Николетта, где ты была? У нас намечается экскурсия на фабрику господина Клауса, — жизнерадостно затараторила Алисия, едва оказавшись в десяти шагах от меня. — Я решила заехать и за тобой, но тебя не было дома, и никто не знал, куда ты пошла. Я так расстроилась!

Остальные кивнули мне довольно сдержано. Даже леди Рада отчего-то недовольно поджала губы. Алисия тем временем сняла свой захват с Ласа и, оттеснив меня от основной компании, шепотом сквозь зубы приказала:

— Сейчас же снимай этот фартук! Не знаю, чем ты занималась (расскажешь потом), но момент для маскарада крайне неудачный.

Я подчинилась, потому что и сама уже минут десять мечтала избавиться от неуместной маскировки. При виде моего платья у подруги на лице отобразилась крайняя степень отчаяния, и она тут же потребовала вернуть фартук на место и не снимать его больше ни под каким предлогом. Ну да, я изначально вышла из дома в худшем, что нашлось в гардеробе, потом шарма наряду добавило тесное общение с козой и ламами. Так что это платье с богатым прошлым придавало бесспорную элегантность фартуку.

— Лучше ты мне скажи, что вы все здесь делаете? — дала выход панике я. — Если бы у меня была хоть малейшая надежда на подобную "счастливую" встречу, я бы сегодня даже не вылезла из-под одеяла.

— Я тоже рада тебя видеть, — Алисия бросила взгляд на своих спутников, занятых разглядыванием посадок и беседой со стариком-катонцем. — Господин Клаус пытается уговорить отца выращивать марь (ты же знаешь, у нас есть пустые поля), и для этого организовал что-то вроде экскурсии. Я думала, тебе тоже будет полезно послушать-посмотреть, но тебя дома не оказалось — поэтому пришлось прихватить Ласа. Кстати, твой брат абсолютно непробиваем! Смотрит на меня как на пустое место! У меня такое ощущение, что рядом с ним я начинаю седеть!

— Не у тебя одной, — успокоила я страдалицу. — А что здесь делают остальные?

— Я же и говорю: заехала к тебе домой, а на обратной дороге встретили мэра с дочкой и леди Раду. Они с нами и напросились.

— Как так, просто взяли и напросились? Что ж им господин Клаус не отказал? Он не похож на человека, наслаждающегося подобной компанией, — я бросила взгляд на фабриканта, терпеливо растолковывающего что-то леди Раде, хотя было видно, что терпения этого осталось не так уж много.

— Откажешь тут, если он арендует фабричную территорию у города — естественно без одобрения сэра Бэзила тут не обойтись. А у леди Рады, как и у нас, тоже есть свободные земли. Вот и крутится. Незавидная у этих дельцов доля.

— Еще вчера он не заслуживал сочувствия, и ты собиралась ему мстить, — не подумав, напомнила я, а когда до меня дошел смысл сказанного, было уже поздно: глаза Алисии сверкнули фанатичным огнем.

— Да, кстати, я сегодня улыбнулась Ласу минимум пятнадцать раз, два раза даже рассмеялась на его наискучнейшие замечания и уже полчаса гуляю с ним под руку — пора тебе начать отдавать долг. Если во время осмотра фабрики ты хоть на шаг отойдешь от господина Клауса, наша сделка отменяется!

О Боги, верните меня в загончик к ламам!

Алисия развернулась к своим спутникам и нарочито громко воскликнула:

— Николетта, ты обязательно должна поехать с нами! Мы будем только рады такому прибавлению в нашем обществе! Не правда ли, господин Клаус?

Вообразив себе какую-то полутеатральную сценку, моя подруга Алисия не гнушалась самым явным плутовством ради претворения ее в жизнь. Я уже и не припомню, сколько раз желала, чтобы природа одарила девушку менее богатым воображением и чуть более покладистым характером. Но природа ничего не хотела слышать.

Как оказалось, вся компания приехала на трех экипажах: один принадлежал мэру, второй отцу Алисии, а третий был открытой двухместной коляской, которой седоки обычно правят сами — из чего следовало, что это собственность фабриканта. Я, естественно, пошла вместе с Алисией, надеясь получить место в ее карете. Вот внутрь залез сэр Гвидон, затем Алисия, опираясь на руку Ласа. Надо отдать брату должное: он даже обернулся, чтобы подсадить внутрь и меня. Но подруга (если ее можно так назвать после указанных далее действий) широко расправила многочисленные юбки своего платья, а затем притворно ахнула:

— Ники, боюсь, что у нас тебе не найдется места. Лас еще поместится, но вдвоем с тобой нам никак не влезть. Ты уж прости. Но не беспокойся, я тебя пристрою, — с этими словами она высунула свою хорошенькую головку из кареты и звонко возвестила. — Господин Клаус, будьте так добры, подвезите мою подругу! Мы никак не помещаемся!

Фабрикант согласился без особого энтузиазма. Но, видимо, желание заключить сделку было так велико, что он стерпел бы, даже если бы в его коляске собралось ехать все семейство сэра Гвидона вместе с соседями и знакомыми.

У меня невольно вырвался вздох. Если выбирать между двумя экипажами, в одном из которых угнездилась леди Рада, а в другом господин Клаус, то лучше уж я пойду пешком. Правда, тогда мне не попасть на экскурсию.

Делать нечего: я обреченно полезла в коляску к фабриканту, считая, что выбрала меньшее из двух зол — то, которое, по крайней мере, охотно молчит.

Первое время так оно и было: господин Клаус правил, а я с самым что ни на есть светским выражением лица смотрела в другую сторону, якобы увлеченная пейзажем. Но потом правила хорошего тона одержали нелегкую победу над взаимной неприязнью, и мой спутник спросил:

— Неужели вы не могли найти более простого и честного способа получить интересующую вас информацию?

— Более честным ("но не более простым" — добавила я про себя) способом мне удалось узнать только то, что у наших фермеров не растет такая марь, как у катонцев.

Если он собирается меня совестить, то я не поддамся. У самого рыльце в пушку.

— И тогда вы устроили маскарад, — господин Клаус немного свысока взглянул на меня, словно укорял школьницу.

— А что мне оставалось?

— Могли бы обратиться ко мне.

Он шутит?! Или издевается?...

— Если вы не помните, то в прошлый раз мы не очень хорошо расстались...

— Но не настолько, чтобы это помешало деловому общению. Согласен, пить чай я бы к вам не пошел, но отказ от предоставления нужных сведений — это прямое нарушение контракта. Я несколько раз повторил леди Иветте, что ей не стоит рассчитывать на урожайность катонцев... Но ваша матушка стояла на своем — мне показалось, что ей просто нужны были деньги и как можно скорее, — по какой-то неведомой причине господин Клаус пустился в пространные объяснения.